Макс Фрай

Сундук

мертвеца

* * *

– Почему ты до сих пор не откусил мне голову? – спросил я.

– Потому что мне за это пока не заплатили, – привычно

огрызнулся сэр Джуффин Халли. – Ты мало кому по карману,

сэр Макс, смирись.

Но от груды самопишущих табличек он все-таки оторвался. И

посмотрел на меня – не то чтобы с интересом, но с тенью

надежды на возможность его возникновения.

И то хлеб. Последние несколько дней шеф Тайного Сыска

занимался подготовкой каких-то очередных изменений в

судебной системе. Понятия не имею, что он при этом

чувствовал, но со стороны это выглядело как острый приступ

черной меланхолии, отягченный изысканным маниакальным

бредом, по большей части, бюрократического характера.

– Но если тебе очень надо, так и быть, – наконец сказал

Джуффин. – Давай сюда свою голову, только быстро. Что ты

натворил?

– Целую кучу глупостей, – похвастался я.

– Когда успел-то? – изумился шеф. – Полдень только миновал.

– Ну так я не прямо сегодня их натворил. Просто постепенно

собралась неплохая коллекция.

Джуффин сразу поскучнел.

– Значит, уже неактуально, – сказал он. – Конец Мира по

твоей милости не наступил, вот и ладно. Кусай свою дурацкую

голову сам, не отвлекай занятого человека.

Пришлось срочно выкладывать на стол свой последний

козырь.

– У меня с собой кувшин отличной камры. Насильственно

изъятой из резиденции Ордена Семилистника, при почти

драматических обстоятельствах.

И поставил вещественное доказательство своего

преступления на стол.

– Вот с этого и надо было начинать, – одобрительно сказал

шеф. – У сэра Шурфа отличный повар. Рассказывают, что при

Нуфлине бедняге приходилось готовить вовсе без продуктов,

наскоро превращая в условно съедобное палую листву и

эпохи Равайоров повлияла на возникновение нового метода

ведения бухгалтерских книг в странах Сумеречного Союза. Это

ранило меня в самое сердце. Пришлось отобрать у Великого

Магистра камру – просто чтобы отвлечься от душевных

терзаний. Ну и потом, я ее даже попробовать не успел.

Врожденное чувство справедливости подсказывает, что так

мучить людей нельзя. Особенно если эти люди – я.

– Нельзя, – флегматично подтвердил Джуффин. – Но,

откровенно говоря, твой поступок вряд ли приведет к новой

гражданской войне. Так что откусывать голову тут при всем

желании не за что. Подвел ты меня.

– Ладно, – вздохнул я. – Не хочешь – не откусывай. Поди тебя

заставь. Ты – начальство. И, если верить ежегодному летнему

опросу читателей «Суеты Ехо», по-прежнему самый опасный

человек в Соединенном Королевстве. А я как дурак болтаюсь

на двадцать каком-то месте. Позорище. С другой стороны,

ничего удивительного: Мантию Смерти я больше не ношу, а

без нее я, в лучшем случае, умеренно эксцентричный

городской хулиган.

– Ты мне скажи человеческими словами: у тебя действительно

что-то стряслось? – устало спросил Джуффин. – Или просто

потрепаться больше не с кем? Если второе, учти, об

Умпонской любовной лирике я тебе ничего вразумительного не

расскажу. Я до сегодняшнего дня вообще не знал, что они там

еще и стихи пишут. В утешение могу дать почитать мои

поправки к уставу Канцелярии Скорой Расправы.

Захватывающее чтение! Их уже восемьдесят семь. И я,

считай, только начал.

– Ого! – уважительно присвистнул я.

– Сам знаю, что «ого», – отмахнулся Джуффин. – Давай,

выкладывай, что там у тебя, пока я твою камру не допил.

– У меня – я.

– Сочувствую всем сердцем, – серьезно сказал Джуффин. –

Это действительно беда. Но до сих пор ты как-то справлялся.

– Вот именно что «как-то», – мрачно согласился я.

– Что ты имеешь в виду?

– Что эту штуку, – для наглядности я стукнул кулаком по груди,

– можно использовать гораздо эффективней. А пока ерунда

– Ладно, пара сотен лет – ерунда, не о чем говорить,

потерплю. И вы все потерпите. Возможно, даже Мир не рухнет,

если очень повезет.

– Видишь, получается, даже хорошо, что я не пошел на поводу

у твоих капризов и не откусил тебе голову, – заметил

Джуффин. – Двести лет без нее прожить вполне можно, но

качество жизни, знаешь, немного не то.

– Ну да, жрать нечем будет, – сердито ответил я. – Это моя

голова делает мастерски, я бы даже сказал, вдохновенно. И в

любой момент готова повторить на бис. А вот соображает она

гораздо хуже, чем положено – не только Тайному сыщику, а

просто здравомыслящему человеку. Так называемый

сновидец, к которому я несколько дней присматривался в

полной уверенности, что его пора спасать, в смысле будить –

мало ли, что не мерцает, мы все знаем, что бывают

исключения – оказался простым куанкурохским

путешественником. И вел себя не как лунатик, а как

нормальный представитель этой, с позволения сказать,

уникальной культуры. Такой уж у них обычай – задумавшись,

сквозь стены проходить. А потом, оказавшись в чужом доме,

без тени смущения спрашивать, где тут у них выход. Я был

совершенно уверен, что наяву люди так себя не ведут. И в

«Энциклопедии Мира» сэра Манги о куанкурохцах ничего

подобного не написано – это я уже потом, задним числом

специально посмотрел.

– Тебя можно понять, – посочувствовал Джуффин. –

Куанкурохцы довольно странный народ. И до нас редко

добираются. Я сам за всю жизнь был лично знаком только с

одним. И еще нескольких видел издалека.

– Тем не менее, меня это не извиняет. Потому что я мог в

первый же день попросить Нумминориха понюхать этого типа.

Довольно нелепо сперва выяснить, что сновидения имеют

запах, и у нас есть человек, способный его распознать, а

потом постоянно забывать применить этот метод на практике.

Хотя, казалось бы, что может быть проще? Экономит время и

силы, причем не только мне…

– Да, твое поведение довольно сложно назвать разумным, –

кротко согласился шеф. – Но, как я понимаю, все в итоге

как это обычно бывает, понемногу их нее вышли, при первых

Гуригах о них опять вспомнили, но при Гуриге Малыше все

дружно помешались на грибах[3], и звезды Марьеза

окончательно убрали с глаз долой, в самые дальние

кладовые. А в Эпоху Кодекса они были не просто

непопулярны, а строго запрещены, все-таки тридцать третья

ступень Черной магии. Поэтому ты их не застал. На самом

деле, я рад, что звезды Марьеза понемногу возвращаются в

обиход, белый свет мне, пожалуй, нравится больше, чем

голубой от газовых фонарей. Не говоря уже об оранжевом

свете грибов. На улице еще вполне ничего смотрится, а в

помещении – тихий ужас.

– Да, – вежливо согласился я, втайне всегда

симпатизировавший сердитым грибным светильникам. – Так

вот, сновидец, о котором я говорю, бросался на звезды

Марьеза. Врывался в помещения, где они установлены,

расталкивал публику, ломился к светильнику, замирал перед

ним и стоял столбом, что с ним ни делай. Рассказывают,

бормотал что-то непонятное; подозреваю, молился. А какое-то

время спустя разворачивался и уходил. Некоторые свидетели

утверждают, что рыдая, другие говорят, он просто был зол.

Мне об этом бедняге, к сожалению, далеко не сразу

рассказали, потом я долго и довольно бестолково его искал,

но если бы я быстро сообразил, что происходит, возможно,

смог бы ему помочь…

– Что ты должен был сообразить?

– В том мире, где я, условно говоря, родился и вырос, по

крайней мере, до сих пор помню, что это было именно так,

есть довольно много разнообразных гипотез посмертного

бытия. В некоторых версиях рассказывается об

ослепительном белом свете, соединение с которым

чрезвычайно желательно для умершего. Потому что этот свет

– то ли сам бог, то ли кратчайший путь к нему. В общем,

теософ из меня никудышный. Но все-таки информация у меня

была. А значит, я мог бы…

– Погоди, – остановил меня Джуффин. – Ты считаешь, что к

нам уже не только сновидцы наведываются, но и покойники?

По-моему, это как-то чересчур. Что им тут делать? У нас

Так что можешь не волноваться: вряд ли этот человек был

настоящим мертвецом, который пришел к нам в поисках

своего странного светящегося бога. Скорее, просто спящим

адептом веры в ослепительный белый свет, которому

приснилось, будто он умер, а бог почему-то от него прячется.

Наверное, это довольно неприятный сон, но бывают кошмары

и похуже. Что с ним, кстати, сейчас?

– Исчез, – сказал я. – Прежде, чем я успел придумать, что

можно для него сделать. Я себя за это уже съел с потрохами,

но если все, как ты говоришь, получается, ничего особо

ужасного не случилось. Этот тип просто проснулся у себя

дома. Может, даже не помнит ничего. Но я все равно дубина,

это факт. Единственный человек в этом Мире, способный

понять, что означает маниакальное стремление к белому

свету, по счастливому стечению обстоятельств оказался рядом

с беднягой и не смог…

– Но что именно ты должен был смочь?

Я развел руками.

– Как минимум как-то его успокоить, чтобы сам не боялся и

другим жить не мешал. А в идеале проводить…

– Куда? – потрясенно спросил Джуффин. – Куда ты собрался

его провожать, сэр Макс? К выдуманному богу?

– Ну а вдруг он не выдуманный, а действительно есть? И даже

иногда именно так и выглядит? Для начала, наверное,

пришлось бы это как-нибудь выяснить. Уверен, та же леди

Сотофа должна знать подобные вещи. А если бога именно

такой модификации все-таки нет, придумать, что можно

сделать, чтобы он появился. Не представляю как, но…

– Вот это, я понимаю, мания величия! – восхитился шеф. –

Видывал я много колдунов, свихнувшихся от сознания

собственного могущества. Но ни один из них не считал, будто

ему по силам создавать специальных загробных богов для

каждого нуждающегося покойника. Это ты, конечно, молодец.

Всех переплюнул.

– Да ладно тебе, – вздохнул я. – Никакая это не мания

величия. Просто специфический опыт человека, у которого то

и дело случайно получаются разные странные вещи.

Непонятно как. Ладно, как минимум я мог бы успокоить этого

невелика беда. Плохо, что в этих сновидениях я был какой-то

подозрительно умный. Давал ей советы, она говорит, крайне

своевременные. Хуже того, учил каким-то вещам, о которых,

боюсь, сам представления не имею. Вроде одновременного

присутствия в двух местах. Кекки клянется, что наяву даже не

понимает, как к этому подступиться; надеюсь, так оно и есть.

При этом о собственных выходках я узнал от нее. Ни хрена об

этом не помню. И наверное можно даже не говорить, что ни о

чем таком не помышлял. В голову не пришло бы учить чему

нибудь Кекки. И всех остальных.

– Остальных? – почему-то обрадовался Джуффин.

– Поучительные сны с моим участием не ей одной снятся.

Есть и другие жертвы.

– В любом случае хорошо, что ты теперь об этом знаешь, –

сказал шеф.

Вид он имел не встревоженный, а чуть ли не заскучавший.

Спасибо, хоть не зевнул.

– Так ты, получается, в курсе?

– Хорош бы я был, если бы не. Не бери в голову, в кои-то веки

это не твоя любимая проблема утраты контроля над

собственными поступками. И вообще не проблема. Им снится

не сегодняшний сэр Макс, а тот, кем ты когда-нибудь станешь.

И овладеешь полезным древним искусством сниться против

течения времени; подозреваю, из одного только пижонства. В

любом случае я был рад получить столь наглядное

подтверждение, что рано или поздно из тебя гарантированно

выйдет толк.

– Но откуда ты?.. – начал было я, но осекся на полуслове.

Все-таки Джуффин есть Джуффин. Один из самых

могущественных колдунов в этом Мире. И одновременно

идеальный начальник Тайного Сыска, от него ничего не

скроешь, хоть на другой край Вселенной беги. Глупо то и дело

об этом забывать только потому, что мы перешли на «ты».

– Откуда я все это знаю? – закончил за меня шеф. – Да

оттуда, что сам насторожился, когда этот не в меру умный и

подозрительно опытный сэр Макс стал сниться Нумминориху с

полезными и поучительными лекциями, причем еще в ту пору,

когда мы здесь понятия не имели, где ты, что с тобой

постучал пальцем по верхней в куче табличек, – за меня никто

не сделает.

– Только еще один вопрос, – поспешно сказал я. –

Практический.

Джуффин нетерпеливо поморщился, но согласился:

– Давай свой вопрос.

– Когда я научился ходить Темным Путем…

Шеф с видом мученика возвел глаза к потолку – дескать, так и

знал, придумал себе проблему на ровном месте! Ты бы еще

на отсутствие аппетита пожаловался.

Но сбить меня с толку ему не удалось.

– Меня научил Шурф, если ты помнишь, – сказал я. – И, как

это ему свойственно, очень хорошо все объяснил: какие в

этом деле бывают трудности и проблемы, и какие из них меня

не касаются, а о чем, напротив, нельзя забывать. Только один

момент он не прояснил, просто не сообразил, что его надо

как-то специально оговаривать. Обычно так всегда бывает с

самыми простыми вещами, о которых, как мы уверены, знают

абсолютно все.

– Ты о чем? – нахмурился Джуффин.

– О том, что Темным Путем можно прийти только в заранее

выбранное место. А не к какому-то конкретному человеку,

который неизвестно где находится. Поначалу я об этом не

задумывался и отлично добирался до всех, кто был мне

нужен.

– Да, я обратил на это внимание. Надо сказать, изрядно

удивился, но решил делать вид, будто так и надо. Очень

полезное умение, зачем тебе знать, что ты делаешь

невозможное? Чего доброго, поверишь мне на слово и

перестанешь. Я правильно понимаю, что этим в итоге дело и

кончилось?

– Вот именно. Я сам стал задумываться: как же так? Зачем

тогда нужна работа Мастера Преследования, Большое

Заклинание Призыва и все остальные хитроумные способы

поймать того, кто скрывается, если можно просто прийти к

нему Темным Путем? Почему никто так не делает? Начал

расспрашивать и внезапно выяснилось, что Темный Путь

всегда прокладывают между человеком и выбранной им

Каждый раз говоришь себе: «Это для всех остальных

невозможно, а для меня – вполне». И дело в шляпе. Я сам

всегда так делаю. И тебе советую. У тебя точно получится, ты

упрямый. Надо только нос повыше задирать. В смысле

считать себя лучше всех. Но не ради сомнительного

удовольствия стать надутым индюком, а исключительно в

интересах дела. Гордыня вообще отличная штука, если

правильно ее применять.

Я даже рассмеялся от неожиданности.

– Какой отличный совет! Надо будет попробовать. Что-что, а

хвастаться я всегда умел.

– Хвастаться дело хорошее, – вздохнул шеф. – Но не совсем

то, что в данном случае требуется. Важно наедине с собой ни

на минуту не забывать, что ты неописуемо крут. А с этим у

тебя как раз проблемы. Ты всегда был до смешного скромным

молодым человеком. Самокритичным и очень чувствительным

к похвалам. Это показатель. Того, кто твердо уверен в своем

могуществе, комплименты только раздражают: да кто вы все

такие, чтобы меня хвалить? Впрочем, как ты себя ведешь с

окружающими, не имеет особого значения. Главное – твердо

знать: то, что считается невозможным для других, легко

получится у тебя. Тем более, что в твоем случае это чистая

правда, таких как ты действительно больше нет. Ты у нас со

странностями, так уж получилось. И доказательств

собственной исключительности у тебя более чем достаточно,

чтобы разобраться с такой ерундой, как Темный Путь.

– А ты умеешь добраться Темным Путем до нужного

человека? – спросил я.

– Нет, – спокойно ответил Джуффин. – Но только потому, что

до сих пор мне не приходило в голову поставить перед собой

такую задачу. Не было большой необходимости. Все-таки я, в

отличие от тебя, Большое Заклинание Призыва давным-давно,

еще в Кеттари освоил. И талант Мастера Преследования у

меня, хвала Магистрам, врожденный, как у большинства

потомков шимарских охотников, а в Сердце Мира такие

способности обычно обостряются даже без дополнительных

усилий, сами собой. И еще… Впрочем, это совершенно

неважно. Есть предложение: давай заключим пари, кто раньше

а, наоборот, слишком просты для тебя. Для их решения не

нужны ни парадоксальный ум, ни воображение, ни интуиция.

Только знание правил и четкое понимание, когда какое

следует применять. А школьные правила ты не учила.

– Не учила, – подтвердила Базилио. – Поэтому их приходится

угадывать. В смысле логически выводить из решения, которое

оказалось правильным.

– Ничего себе! – присвистнул я. – И что, получается?

– Иногда, – вздохнула она. – А иногда бывает, в голову

приходит решение, за которым стоит такое красивое правило,

хоть на стене его записывай, чтобы перечитывать и

радоваться. А потом проверяешь ответ, а он неправильный.

Не сходится! И значит, красивого математического правила на

самом деле не существует. Ужасно обидно! И почему-то, как

назло, подтверждаются самые неинтересные правила.

Которые даже запоминать не хочется. Оказывается,

математика – совсем не такая захватывающая наука, как мне

представлялось.

В глубине души я всегда это подозревал. Но каких бы

бессердечных злодеев ни показывали мне время от времени в

зеркале, мерзавца, способного обрубить крылья увлеченному

новичку, среди них не было никогда. А если однажды

появится, я лично его придушу, по примеру арварохских

воинов-самоубийц.

Поэтому я возразил:

– Это только школьный курс не особо захватывающий. Самое

интересное начинается позже, когда азы благополучно

усвоены. По крайней мере, так говорят.

Кто бы сказал, что однажды мне придется держать речь в

защиту математики, ни за что бы не поверил. Но жизнь в

магическом мире еще и не до такого цугундера доведет.

– Поэтому на твоем месте я бы забил на дурацкие школьные

задачники и взялся бы за какие-нибудь трактаты, написанные

полоумными профессорами для других таких же полоумных

профессоров, – заключил я. – Если уж все равно обречен ни

хрена не понимать, пусть это «ни хрена» будет по-настоящему

сложное и увлекательное.

– Мне близок такой подход, – согласилась Базилио. – Но с

глубине души. Где-то на самом дне ее пропасти.

– Ладно, – сказал я. – Учеба в университете, если верить

всему, что я об этом слышал, далеко не самое худшее, что

может произойти с человеком. Знаю кучу людей, с которыми

это случилось; вроде бы все выжили. Но зачем так спешить?

Лично я бы на твоем месте еще пару дюжин лет бездельничал

в свое удовольствие. Неужели ты уже заскучала?

– Нет, что ты! – серьезно возразила Базилио. – Мне

рассказывали, что такое скука, а Дримарондо любезно зачитал

мне соответствующую словарную статью; честно говоря,

сомневаюсь, что мне когда-нибудь доведется испытать это

необычное ощущение. Просто сэр Шурф сказал, что мне

следовало бы серьезно подумать о получении образования. И

предпринять соответствующие шаги.

Ага. Вот оно что.

– Ну знаешь. Если все начнут делать все, что говорит сэр

Шурф… – на этом месте я умолк, потрясенный масштабами

услужливо нарисованной моим воображением катастрофы:

идеального, совершенного мира, где безупречные существа,

крайне отдаленно напоминающие живых людей, вдохновенно

совершают разумные поступки в режиме нон-стоп, прерываясь

только ради философских диспутов и чрезвычайно полезных

дыхательных упражнений. И отросшие от такого образа жизни

ангельские крылья трепещут на умеренно свежем, аккуратном

и дисциплинированном ветру. В столь умиротворяющей

апокалиптической обстановке мой друг наконец-то сможет

спокойно лежать на пляже, не отвлекаясь на исправление

бесчисленных несовершенств мира, а больше ему для счастья

ничего не требуется. Он, можно сказать, аскет.

– Сэр Шурф чрезвычайно убедительно аргументировал, –

заметила Базилио.

– Что-нибудь о необходимости получения

систематизированных знаний, способствующих формированию

глубокого мышления? – вздохнул я.

– Ну, это, наверное тоже, – неуверенно сказала Базилио. – Но

в основном он упирал на то, что мне следует воспользоваться

возможностью получить уникальный опыт беспечной

студенческой жизни: толпы веселых приятелей, дурацкие

по числу предстоящих экзаменов.

– А что, бывают такие люди? – удивилась Базилио. – А где с

ними можно познакомиться? И как уговорить, чтобы помогли?

– Совершенно точно бывают. И уговаривать их особо не

нужно, достаточно заплатить. Это же просто профессия.

Нумминорих наверняка может порекомендовать кого-нибудь

стоящего. Я с ним пого… Нет, лучше сама поговори.

– Потому что ты забудешь? – вздохнула Базилио.

Я развел руками. Дескать, все правильно понимаешь.

И был таков.

Это было мое первое лето в Ехо после очень долгого

отсутствия. И я вовсю наверстывал упущенное, которое,

разумеется, невозможно наверстать. Но все равно хочется. И

желание это неодолимо. И счастье, когда на него не хватает

времени, ощущается почти как беда, но все равно остается

счастьем, таким огромным, что ни в одного живого человека

не поместится, будь он хоть сто раз угуландский колдун. И

жизнь от всего этого становится совершенно невыносимой.

Невыносимо прекрасной, но кому от этого легче.

Уж точно не мне.

Тем не менее, я кидал и кидал дрова в эту топку. Больше, еще

больше всего – новых впечатлений, работы, друзей,

заклинаний, зрелищ, прогулок, загадок, требующих

немедленной разгадки, путешествий, трактиров, удивительных

сновидений, книг, задушевных ночных разговоров, леденящих

кровь тайн и банальных ежедневных открытий, неизбежных

для новичка, каковым я, строго говоря, все еще остаюсь.

Я хочу сказать: еще никогда в жизни я не был настолько

занятым человеком. Даже в те ужасные (но все равно

блаженные) времена, когда сэр Джуффин Халли регулярно

объявлял, что еженощные дежурства в Доме у Моста вовсе не

дают мне права отсутствовать на службе днем. Однако спал я

в ту пору, пожалуй, все-таки побольше, чем сейчас, – по той

простой причине, что друзей, приятелей и просто знакомых у

меня было гораздо меньше. И трактиров, регулярно

появляться в которых я считал своим долгом, раз-два и

обчелся. И ходить Темным Путем я еще не умел, а значит, был

чудовища я, честно говоря, даже не мечтал. Просто не мог

вообразить столь головокружительную карьеру.

– Я имею в виду, при первом же взгляде на нее сразу ясно:

если ей что-нибудь придется не по нраву, всем конец, –

пояснила Базилио. – Но к тебе я довольно быстро привыкла,

значит и с леди Тайярой как-нибудь сумею поладить.

– С леди Тайярой, – повторил я. Просто чтобы занять делом

свою нижнюю челюсть, которая так и норовила отвиснуть. И

ее можно понять.

– Леди Тайяра Ката, – кивнула Базилио. – Нумминорих

говорит, она способна научить математике даже равнинного

крёггела[4].

– А что, равнинные крёггелы от природы неспособны к точным

наукам?

– Доподлинно это неизвестно. Просто до сих пор не было

возможности проверить. Говорят, у равнинных крёггелов

настолько вздорный характер, что стоит им услышать:

«Дважды два четыре», – тут же начинают спорить: «С какой

это стати четыре? Что за чушь? Кто тебе такую глупость

сказал?» – и это, сам понимаешь, несколько затрудняет

дальнейшее обучение.

Я был вынужден признать, что, скорее всего, так и есть.

– Тем не менее, Нумминорих совершенно уверен, что леди

Тайяра смогла бы найти подход даже к равнинным крёггелам –

при условии, что они сами к ней пришли бы. Гоняться за ними

по болотам она ни за что не станет. Вероятно, именно по этой

причине среди выдающихся математиков Соединенного

Королевства ни одного равнинного крёггела пока нет, –

завершила Базилио.

– Если ты собиралась повернуть разговор так, чтобы я захотел

познакомиться с этой леди, у тебя отлично получилось, –

сказал я. – Обожаю женщин, которые не гоняются по болотам

за крёггелами. В наше время такие большая редкость! Когда у

вас первый урок?

– Вот уже… – она ловко поймала панически мечущиеся по

столу часы; даже думать не хочу, кто и зачем их так жестоко

заколдовал, – буквально через десять минут. Я хотела

спросить разрешения раньше, но…

Халла Махун Мохнатый не то чтобы особенно родовит. Вслух

они это, ясное дело, даже наедине с собой не произнесут, но

думают достаточно громко. Так, что воздух звенит.

В общем, я сделал вывод, что леди Тайяра Ката то ли

происходит из старинной аристократической семьи, то ли

зачем-то переняла соответствующие манеры. Если так,

преклоняюсь перед ее мастерством. Лично мне эта небрежная

элегантность так и не далась, сколько ни бился. А

вызывавшаяся быть моим инструктором леди Меламори на

четвертом занятии честно призналась, что еще никогда в

жизни не была так близка к убийству на почве затмевающей

разум ярости. Даже когда, нарисовав от скуки карточную

колоду, пыталась научить суровых арварохских воинов играть

в «Крак».

Голос у леди Тайяры был звучный, глубокий и такой теплый,

что мне захотелось немедленно начать учиться математике.

То есть на самом деле совершенно все равно чему, лишь бы

эта женщина говорила со мной, не умолкая.

Но она явно не собиралась услаждать мой слух.

Поздоровалась и равнодушно отвернулась, всем своим видом

показывая, что формальность, ради которой нам пришлось

встретиться, благополучно улажена, и теперь было бы

неплохо, если бы я тоже это осознал и убрался куда-нибудь

подальше.

Я давно привык, что все новые знакомые смотрят на меня с

откровенным любопытством, плавно переходящим в

суеверный восторг, и до сих пор искренне считал, что очень

этого не люблю, так что, по идее, должен был обрадоваться ее

безразличию. Но вместо этого почти всерьез огорчился. Сам

от себя не ожидал.

Леди Тайяра Ката была чрезвычайно интересной особой.

Видимо, из-за голоса она в первый момент показалась мне

высокой и статной; на самом деле учительница едва

доставала до плеча долговязой Базилио. Небольшая, крепко

сбитая женщина средних лет, круглолицая, темноволосая,

кудрявая, таких обычно не замечаешь в уличной толпе,

вернее, просто не отличаешь одну от другой, очень

распространенный в наших краях тип. Однако я сразу понял,

– Сколько-сколько лет назад?

– Кончай придуриваться, сэр Макс. А то ты не знаешь, что для

мало-мальски могущественного человека это вообще не

возраст.

– Знаю. Теоретически. Но до сих пор не привык.

– Ладно, дело хозяйское. Хочешь по сто раз на дню

удивляться всякой ерунде, удивляйся на здоровье. Однако

интересно в данном случае не то, сколько лет прожила на

свете леди Тайяра, а то, что в один прекрасный день она

внезапно оставила мужа с тремя дочками и свою кафедру в

Университете, где ей поклонялись примерно как арварохцы

Мертвому Богу, разве только самоубийств в ее честь не

совершали, но к тому шло. И поступила в Орден Посоха в

Песке на правах простой послушницы. Что, впрочем, само по

себе не так уж удивительно: призвание есть призвание. Я хочу

сказать, когда магия решила взять тебя в оборот, не

отвертишься. Все бросишь и побежишь к первому

попавшемуся пройдохе, который вызовется научить тебя хотя

бы азам. Вот и леди Тайяра бросила; впрочем, побежала она

не куда попало, а в более-менее разумном направлении.

Орден Посоха в Песке в ту пору был в силе, при этом их устав

не отличался особой строгостью, особенно для Орденских

женщин, которые с превеликим удовольствием вели

насыщенную светскую жизнь. В смысле блистали на приемах,

заводили романы и вообще развлекались вовсю; тем не

менее, среди них было много действительно выдающихся

мастериц. Что лишний раз доказывает: отречение от Мира

вовсе не обязательное условие становления могущественной

ведьмы, а просто дополнительное удовольствие для тех, кому

успела надоесть житейская суета. Что касается леди Тайяры,

послушничество не помешало ей продолжать заниматься

математикой; по крайней мере, свои самые знаменитые

трактаты «Заклинание как совершенное число[6]» и «Дробные

степени силы» она опубликовала уже после вступления в

Орден. Между прочим, я сам когда-то учился по этим книгам и

почерпнул из них немало полезных сведений, причем не

столько о собственно математике, сколько о многообразии

методов подхода к изучению магии – если уж у кого-то

один прекрасный день леди Тайяра Ката покинула Орден

Посоха в Песке, которому посвятила почти четыреста лет

жизни, и перешла в Орден Решеток и Зеркал. Вот ты сейчас

не удивился, а напрасно! Редчайшее событие по тем

временам. Просто покинуть Орден – такое, конечно,

случалось. Я сам в свое время вышел из Семилистника, когда

понял, что мне там нечего ловить[7]. И даже отношений ни с

кем особо не испортил. Но демонстративно перейти из одного

Ордена в другой – подобные случаи по пальцам пересчитать

можно. А чтобы так поступила одна из старших Орденских

женщин – вообще немыслимо. Они обычно или в первый же

год уходят, убедившись, что ошиблись с выбором, или

остаются навсегда. Женщины, как я понимаю, сразу

достаточно глубоко погружаются в практику и снимают такие

сливки, что карьерные соображения и личные отношения с

соратницами быстро утрачивают для них даже подобие

смысла. Вот я, вот магия, вот путь, по которому я иду, все

остальное не имеет значения.

– Мне это очень понятно, – невольно улыбнулся я.

– Тебе только кажется, что понятно. На самом деле ты устроен

ровно наоборот. Во-первых, уж на что, на что, а на личные

отношения с соратниками тебе не плевать до такой степени,

что если завтра мы все внезапно окажемся презирающими

тебя злобными негодяями, ты уйдешь из Тайного Сыска, на

прощание хлопнув дверью так, что небо на землю обрушится.

И никакие соображения о необходимости следовать по

единожды выбранному пути тебя не остановят.

Я даже говорить ничего не стал. И так ясно, что это правда.

– А во-вторых, – продолжил Кофа, – если Джуффин

предложит тебе, к примеру, отправиться в Шиншийский

Халифат на предмет изучения тамошней магии, более-менее

убедительно аргументировав, зачем это нужно, ты скорее

всего поскандалишь для порядка, но все равно

заинтересуешься. И захочешь попробовать. А попробовав,

увлечешься так, что забудешь обо всем на свете. И будешь

потом нам рассказывать, насколько Шиншийская магия

оказалась причудливей нашей Очевидной Угуландской. Что,

впрочем, совершенно не помешает тебе еще через пару лет

коронный номер, и Кофа это знает, поэтому пауза была

недолгой. Свою одежду он, хвала Магистрам, бережет.

– Ты вообще имеешь представление, что это был за Орден –

Решеток и Зеркал? – спросил Кофа, благополучно ухватив

нужную склянку. – И какого рода занятиям отдавали

предпочтение входящие в него леди?

– Да не то чтобы, – признался я. – Но одна из них чуть не

оставила меня без головы в самом начале моей карьеры[8].

– Ну, значит, имеешь. И не слишком удивишься, узнав, что

адепты Ордена Решеток и Зеркал уделяли немало сил и

внимания магическим практикам пресечения жизни, иными

словами, искусству убивать. Особых высот в этом деле

достигли женщины Ордена. Ведьмы, по моим наблюдениям,

довольно редко специализируются на убийствах, но если уж

берутся, им нет равных. Женщин Ордена Решеток и Зеркал в

Смутные Времена боялись едва ли не больше, чем мальчиков

Лойсо Пондохвы[9], а это надо было очень постараться.

Однако у них получилось. В частности благодаря Лотерее

Смерти.

– Лотерее? – озадаченно переспросил я.

– Да, именно. Несколько раз в год старейшие Орденские дамы

разыгрывали, кому из горожан предстоит умереть. Выбирали

всего одну жертву, но этого хватало, чтобы поддерживать

горячий интерес населения к их затее. В лотерее вынужденно

участвовали те жители столицы, чьи имена были хотя бы в

одном документе из городского архива – составлять список

самостоятельно леди поленились. Впрочем, в архиве так или

иначе значились практически все горожане, кроме разве что

потомственных бродяг. Много лет город трепетал в ожидании

имени новой жертвы, которой мог оказаться кто угодно: богач,

портовый нищий, новорожденный младенец, знаменитый

знахарь, единственный наследник почтенной фамилии,

садовник, Старший Магистр любого Ордена, Королевский

слуга и даже моряк, совершающий дальний рейс. Смерть

настигала избранника неизбежно: женщины Ордена Решеток и

Зеркал умели убивать на любом расстоянии, так что бежать из

столицы не было особого смысла. Только надеяться, что

пронесет. Я, как ты знаешь, был в Смутные Времена

заверил меня Кофа. – Лучше даже в Куанкурохе не отыщешь.

А что касается ее прошлого, просто вспомни, чем занимались

в Смутные времена твои ближайшие друзья. За исключением

разве что тех, кто не подсуетился вовремя родиться и

поучаствовать в этом веселье. Но вряд ли это можно считать

личной заслугой.

Я был вынужден признать, что он совершенно прав. В

сравнении с тем же сэром Шурфом леди Тайяра практически

ангел. Подумаешь – смертоносные формулы. Живьем на куски

никого от избытка усердия не раздирала, уже молодец.

– То-то и оно, – усмехнулся Кофа, не то прочитавший мои

мысли, не то удовлетворившийся выражением лица. – Ученая

леди успешно решала интереснейшие с ее точки зрения

задачи и была благодарна судьбе за такую удачу. А что ее

труды сделали возможной Лотерею Смерти – ну так не сама

же она эту лотерею придумала. К тому же, ты учти, ее

соратницы по новому Ордену умели убеждать. Лично я, по

правде сказать, совсем не уверен, что леди Тайяру

действительно заворожили, но официальная версия была

именно такова.

– Официальная версия?

– Да. Когда с Орденом Решеток и Зеркал было покончено, и

его чудом уцелевшие адепты предстали перед Королевским

Судом, Орден Семилистника потребовал для них

пожизненного заключения в Холоми. Ну, то есть на самом

деле Нуфлин мечтал о смертной казни для всех, но в этом

вопросе покойный Король был тверд как скала: смертная

казнь – проклятие и погибель для всякого государства, которое

решится ее узаконить. Поэтому всех врагов Семилистника,

которых не успели убить в ходе войны, пришлось отдать

Королевским судьям. А те оказались далеко не так суровы, как

хотелось бы Нуфлину. Насколько я помню, из женщин Ордена

Решеток и Зеркал к пожизненному заключению приговорили

только леди Ларию Бам, совершенно безумную старуху;

большая удача для нее и нас всех, что при Холоми состоят

превосходные знахари, и кристаллов Смирения у них

достаточно, а то с этой дамы сталось бы сгрызть стены

темницы до основания, за сотню лет как раз управилась бы, и

судейскую версию не стали, но хохотали так, что стены

тряслись. Отдельно забавно, что сама леди Тайяра пыталась

протестовать, но ее и слушать не стали, сказали: большинство

околдованных не знают, что с ними произошло, вы не

исключение.

– Какой, однако, гуманный у вас был суд, – удивился я. –

Странно, что хоть кого-то в Холоми отправили.

– Да не то чтобы такой уж гуманный, – усмехнулся Кофа. – С

сегодняшней точки зрения его и особо справедливым-то не

назовешь. Места в Холоми и правда экономили как могли,

зато на пожизненное изгнание не скупились. Судьи, как и все

остальные горожане так устали от Смутных Времен, что

старались отправить в долгую, а еще лучше бессрочную

ссылку как можно больше колдунов, не особо разбираясь, кто

чего успел натворить. Но леди Тайяра – особый случай. В нее

был влюблен ныне уже покойный сэр Хосама Аули, Старший

Мастер Хранитель Королевской Печати, иными словами,

личный доверенный секретарь Его Величества Гурига

Седьмого, персона в ту пору настолько влиятельная, что

остается только радоваться его полному равнодушию к

большинству дел. Однако с леди Тайярой у него был

страстный роман, задолго до описанных событий; кажется,

еще в ту пору, когда она состояла в Ордене Посоха в Песке.

Для нее, как я понимаю, незначительный эпизод, а для него –

любовь всей жизни. Так иногда бывает.

– Бывает, – печальным эхом подтвердил я.

– По-человечески я Хосаму понимаю, – сказал сэр Кофа. –

Однако общественное доверие к Королевскому Суду эта

история изрядно пошатнула. Скандал был грандиозный, в

городе циркулировали неубедительные, но приятно

будоражащие воображение слухи о готовящемся поджоге

здания суда, представители старых аристократических семей,

служившие в Канцелярии Скорой Расправы, один за другим

демонстративно подавали в отставку, а Магистр Нуфлин

оживился и заново попытался протолкнуть свою вожделенную

поправку о допустимости смертной казни в так называемых

исключительных случаях. В конце концов Королю пришлось

уволить нескольких судей и формально понизить в должности

– Всего-то двадцать седьмая ступень Черной магии, –

отмахнулся Кофа. – Ничего особо сложного, но все

удовольствие от еды насмарку. Поэтому настоящие гурманы

никогда не используют этот фокус. И тебе не советую.

Подумаешь – крошки. Тоже мне беда.

– Ужас в том, что до принятия поправок к Кодексу, когда сэр

Шурф был простым Тайным Сыщиком, вроде нас с вами, и

колдовать для личных нужд вне специально предназначенных

для магии помещений отказывался наотрез, крошек все равно

не было. Ни одной грешной крошки, хоть ты тресни. Меня это

натурально сводило с ума.

– Тем не менее, ты тогда как-то подозрительно быстро с ним

подружился.

– Так именно поэтому. Когда что-то сводит меня с ума, я

стараюсь с этим подружиться. Самый верный способ взять

ситуацию под контроль.

Сэр Кофа одобрительно ухмыльнулся и принялся набивать

трубку. Я спросил:

– А как вышло, что леди Тайяра, вернувшись, стала простым

репетитором, а не получила в свое полное распоряжение

кафедру в Королевском Университете или еще где-нибудь? Я

имею в виду, если она настолько крупная величина?

– Была величина, – пожал плечами Кофа. – В долгой жизни

есть некоторое неудобство: твои былые заслуги

обесцениваются в твоем же присутствии. Жизнь-то не стоит на

месте. Пока леди Тайяра искала силу в Орденах и колесила

по Миру, наука ушла далеко вперед; полагаю, наверстать

упущенное довольно нелегко. Впрочем, вполне возможно, она

сейчас как раз занята каким-нибудь самостоятельным

исследованием и несколько лет спустя снова удивит своих

коллег. А жить меж тем на что-то надо: семейное имущество

давным-давно поделено между правнуками. Да и сколько там

было того имущества. По матери леди Тайяра происходит чуть

ли не от Ульвиара Безликого, но наши аристократы, вопреки

распространенному мнению, далеко не всегда богачи.

– Ясно, – кивнул я. – Ладно, не буду лишать ее заработка.

Собственно говоря, даже если она научит Базилио

высчитывать формулы убийства на расстоянии, никакого

которую заплатил Хранителям Харумбы Нуфлин Мони Мах,

неизвестен, но по приблизительным подсчетам казначеев

Ордена Семилистника, проводивших ревизию опустевшей

незадолго до кончины (отъезда) Великого Магистра казны,

никак не меньше четырех дюжин миллионов корон. Сумма

даже по меркам правящего Ордена богатейшего государства

Мира совершенно невообразимая.