Виталий Листраткин

Дом Ра

Впрочем, к флоре я потерял интерес – мне попался журнал

«Юный техник», и транзисторы победили хрупкие деревца. Дядя

принес паяльник, канифоль, олово, и отныне вечера были

посвящены созданию забавных устройств: радиоприемник,

дверной звонок, звуковой датчик.

В моем городе такое не было принято. Принято слоняться по

улицам, сидеть на скамейках, грызть семечки и хитренько так

посматривать: слышь, ты кто? Чей? Ну, понятно. Деньжат

подгони, пацан! Нет? А ну-ка за сарай пошли! На тебе, на!

Никогда не путай плюс с минусом.

Помни про заземление!

Однажды приятель принес сломанный магнитофон «Маяк» –

железный гробик с кучей разнокалиберных катушек.

- Чувак, там последние боевики! Прикинь, как круто!

Мне так захотелось послушать! Беглый осмотр показал, что у

магнитофона умерла электроника, но механическая часть

исправна. За вечер я спаял новый усилитель, запилил что-то

вроде колонок. Заправил ленту в устройство и повернул «Пуск».

Это была композиция «Ты мое сердце, ты моя душа» немецкой

группы «Модерн Токинг». В тот вечер я прослушал её сто раз.

Мне было пятнадцать лет…

Я взрослел. Из зеркала смотрел юноша арийского типа:

огненно-рыжие волосы, голубые глаза под строго сведёнными

бровями, рельефный подбородок.

Стригся я довольно коротко, отчего волосы на макушке

топорщились ёжиком. Ирине особенно нравился этот ёжик.

- Солнышко! – трепала она по вихрам.

- Какое ещё солнышко? – бурчал я, уклоняясь от ласкающей

руки.

- Солнышко – это сынок большого жаркого солнца. То есть ты –

солнечный мальчик…

- Я не мальчик! – сердился я, а Ирина смеялась.

Когда на подбородке окончательно утвердилась щетина, я

научился ценить прелести молодежных журналов, разбираться в

современных музыкальных течениях. Обзавелся собственным

проигрывателем виниловых пластинок, собрал коллекцию

ударных записей «хэви метал». Я посещал сборища таких же

фанатов от музыки, где спорили о кумирах: кто в какой группе

играл, в каком именно стиле. Тогда в телевизоре показывали

Откуда взялась у него такая кличка - никто не знал. Но уверен,

Борман гармонично смотрелся бы в каких-нибудь «Ваффен СС»

- сострадание и доброта не значили для него ровным счетом

ничего.

Сява на фоне Бормана выглядел более интеллигентным, хоть

был на полметра выше и весил далеко за центнер. Он

претендовал на роль своеобразного «разводящего», был не

прочь поиграть в справедливость и поговорить за понятия.

Иногда приходил «старшак» по кличке Сиплый. Пальцы у него

сплошь исколоты синими перстнями, и разговаривал он на таком

мудрёном жаргоне, что я едва понимал. Впрочем, со мной он и

не общался – считал ниже своего достоинства. Собственно, он и

с Борманом-то беседовал сквозь зубы – как старший по

криминальному званию. А уж рейхсмаршал-то как лебезил…

Два летних месяца каждый вечер я таскался на эту веранду. И

сложно даже сказать, чем конкретно занималась эта публика -

курили, разговаривали, иногда пили чье-то вино, иногда

срывались куда-то. До сих пор не понимаю, как затесался в эту

банду, как они меня терпели - я же явно зевака, наблюдатель.

Параллельно я определялся с институтом. Мне с детства

внушали, каким должен быть следующий шаг: пойдешь в школу,

потом поступишь в университет, устроишься на нормальную

работу, потом женишься, дети, потом дадут квартиру – может

быть. А может, и нет.

Долго думал, кем «выйти в люди». Мне казалось, что

экономисты чересчур идеально хранят документацию – от

свидетельства о рождении до случайных квитанций. Юристы

подозрительно заговариваются, когда общаются на своём

постатейно-птичьем языке. С ними сложно спорить – победа в

словесном поединке для них становится делом чести.

Журналисты по долгу службы циничны, умеют не принимать

близко к сердцу чужие трагедии.

Я не хотел подозрительно заговариваться или цинично

улыбаться, поэтому решил выучиться на инженера. Сдал

экзамены, переехал в общагу. Новый мир, новые правила! Там

оказались ценны личная физическая сила и то количество

ресурсов, которыми ты располагал. Запомнил сценку, где

природный здоровяк Серега урезонивал «старшаков».

- Чо такой борзый? – спрашивали они. – Самый крутой?

объяснил цель визита. Затем ещё раз вырубили, что-то

сломали. С тех пор в институте громилу никто не видел –

говорят, взял «академку», потом вообще забил на диплом –

сменил, так сказать, приоритеты…

Спустя год Сява попался на улице - похудевший, с нервно

дрожащими руками, он просил вынести из дома солутан. Я

ответил, что солутана нет, и поинтересовался, как там Борман.

- Борман сдох, - ответил Сява и ускакал куда-то в закат.

Говорят, ещё через год он передознулся какой-то дрянью и

умер.

Как многие, из той жуткой компании.

***

Одно время я увлёкся «качалкой» - пропадал целыми днями в

спортзале. За несколько месяцев стал значительно крепче,

сильнее. Но понял, что на серьезные результаты потребуется

пять лет, причем с полной самоотдачей.

Как водится, нарисовался змей-искуситель.

- Всё фигня, - заявил змей. – Какие пять лет, братан? За месяц

войдешь в классную форму, Шварцем станешь, в натуре!

Он показал пачку метандростенолона.

- Пьешь эти таблеточки, хорошо кушаешь, хорошо

тренируешься и становишься здоровенным, как лось!

И ведь искусил, подлец. Купил я эти таблеточки, сразу

несколько пачек на курс. И действительно, объемы стали расти

как на дрожжах – окружающие ахали. Я же к тому времени уже

разобрался, что такое стероиды, и потому помалкивал.

Волшебные таблетки я пил по нескольку раз в день. Шварц не

Шварц, но выглядел весьма эффектно: выпуклые мышцы груди,

рельефные плечи, руки – всё при мне.

И вдруг боль – в животе, справа. День терпел, но температура

поднялась за тридцать восемь.

Диагноз хирург поставил быстро:

- Аппендицит у тебя, братец!

И сразу отправил на операционный стол. А после операции

какие тренировки? Малейшее движение отдавалось

складываться в широкое полноводное Дао.

И я подумал: как глупо, наверное, умереть на предварительном

маршруте, даже не узнав, где твоё подлинное «Дао». Очень

обидно, очень.

***

После института пошёл зарабатывать деньги. Звучит как

«отправился на войну», но в большинстве случаев так и есть.

Бизнес в принципе бесконечный джихад. В тактическом смысле

дензнаки являются целью любого бизнеса. Кому не хочется жить

в просторной квартире, ездить на красивой машине, иметь

достаток? Всем. Хочется жить, и «жить хорошо», как однажды

отметил В. В. Путин. И вообще, быть бедным — непрактично,

небезопасно и стыдно.

Из общаги я перебрался в съемную «однушку», начал

движение с мелкооптовой торговли сладостями: конфеты,

шоколад. Въехал в тему, освоился. И понял, что бизнес - это

моё, я рождён для этого. В детстве зачитывался новеллами

американского писателя О' Генри, мне особенно нравился

рассказ «Дороги, которые мы выбираем», оттуда запомнил

диалог литературных героев:

- Я родился на ферме в округе Олстер, - сказал Акула Додсон. -

Семнадцати лет я убежал из дому. И на Запад-то я попал

случайно. Шел по дороге с узелком в руках, хотел попасть в

Нью-Йорк. Думал, попаду туда и начну деньги загребать. Мне

всегда казалось, что я для этого и родился. Дошел до

перекрестка и не знаю, куда мне идти. С полчаса раздумывал,

как мне быть, потом повернул налево. К вечеру я нагнал

циркачей-ковбоев и с ними двинулся на Запад. Я часто думаю,

что было бы со мной, если бы выбрал другую дорогу?

- По-моему, было бы то же самое, – философски ответил Боб

Тидбол. – Дело не в дороге, которую мы выбираем; то, что

внутри нас, заставляет выбирать дорогу.

Для меня это стало откровением. Я понял, что не всё жестко

предопределено, но основной маршрут всё-таки размечен.

Каждый для чего-то рождён: кто-то – загребать деньги, а кто-то -

Важный!

Когда мы встретились, я едва узнал его – настолько он исхудал,

голова полностью облысела, узнать можно было только по

тараканьим усам.

- Вы говорили, дело есть?

- Рак лёгких у меня, - сообщил дядя. – Каюк, понимаешь.

- А можно…

- Нет, - оборвал он. – Стадия такая, что хана.

Я молчал. Что тут сказать?

- Ладно, - прервал дядя паузу. – Не за тем позвал, чтобы в

жилетку плакаться. Слышал, фирму хочешь открыть?

- Откуда слышали?

- Неважно… Так хочешь?

- Хочу.

- Оборотные средства нужны? - Да!

- Дам двести тысяч долларов.

- Дядя! – изумился я. – Откуда?

- Это не совсем деньги… Десять килограммов золота, десять

слитков. Если не жадничать, можно по шестьсот рублей грамм

продать.

- Откуда у вас столько золота? – ахнул я.

- В середине восьмидесятых в НИИ вагон транзисторов

прислали – перепутали груз. Поначалу ящики в подвал

разгрузили. Хотели обратно на завод отправить, да закрутились.

Потом перестройка, гласность… Короче, все забыли. Было бы

что путёвое для хозяйства – мигом бы растащили. А тут

транзисторы – кому они нужны? А у этих транзисторов,

понимаешь, три ножки и корпус позолочены. Золота в каждом

транзисторе ерунда - всего-то двадцать семь миллиграммов.

Но из сотни транзисторов можно получить почти три грамма

золота высочайшей пробы «три девятки».

- Вы научились извлекать золото из крохотных деталюшек?

- Поначалу казалось забавой. Но когда выплавил первый

десятиграммовый слиточек, понял: жила стоящая. Правда,

повозиться пришлось, всё-таки каждый килограмм золота – это

почти сорок тысяч транзисторов. Ежедневно горстями

распихивал детали по карманам, а уже дома обрабатывал –

для этого в подвале и устроил лабораторию.

Он прикурил сигарету.

потратил немало времени, прежде чем набрёл на горы

слежавшихся углей, где в относительной целости оставался

лишь полусгнивший забор. Створки ржавых ворот покачивались

от ветра, уныло скрипели.

Уже собрался покинуть пепелище, но нарисовалась чья-то

бородатая рожа.

- Ищете кого-то?

- Вы в курсе, что здесь произошло?

- Знамо что, - хмыкнул бородач. – Сгорел дом, подчистую

сгорел!

- Это участок Юрия Валентиновича?

- Вам бы с участковым поговорить – он-то наверняка в курсе.

До конца улицы дойдёте, справа будет изба за кирпичным

забором. Там он и живёт, значит… Только вы с ним

поаккуратней.

- А что такое?

- Нервный он малость…

Я отправился по указанному адресу и, действительно,

обнаружил дом. Сунулся в калитку – открыто. Зашёл во двор –

пусто. На огороде, на черенке воткнутой в землю лопаты висела

мышиная милицейская фуражка.

Едва открыл дверь, из темноты высунулась рука с

электрошокером. Удар ощутил как судорогу, потом понял: лежу,

надо мной нависает незнакомый мужчина. Очень бледный, из

тех, кто начинает рано лысеть. Бегающие глаза, между

передними зубами довольно широкая щель – как у кролика.

«Мент» - почему-то сразу решил я, но вслух сказал совершенно

другое:

- Кто вы?

- Участковый я тутошний, Михал Михалыч.

«Реально, Мент!»

Он почесал в затылке.

- Электрошоком я тебя огрел. Местное хулиганье давно по шее

накостылять обещает. Мафиози хреновы! Оружие я не ношу, да

и муторно с ним: пальни в кого - хлопот не оберёшься…. А

электрошок – самое то. На вот, попей…

Я хлебнул воды, пришёл к выводу, что мне, в сущности,

повезло. Физиология весьма избирательна к действию

электрического тока: для одного удар в шестьдесят тысяч вольт

наказывается штрафом или ограничением свободы на срок до

трех лет.

- Но покупает же золото кто-нибудь?

- Можно попробовать сдать как золотой лом. Дадут пятьсот

рублей за грамм – зато надёжно. Если не кинут тебя, конечно.

Зачем платить деньги, когда можно взять даром?

Он был прав, этот Мент. Кинуть меня опытному жулику - как

два пальца об асфальт. Для таких дел опыта с шоколадками

маловато будет.

- И как быть?

- Есть вариант, - вкрадчиво произнёс он. – Если возьмёшь в

долю, не придется париться за безопасность сделки. У меня

есть прихваты в этой теме.

- Каков процент?

- Половина. И гарантирую, что получишь сто тысяч зелёных

Франклинов. Железно, так сказать. Остальное – моё.

Я задумался. Предложение, в принципе, выглядело разумным.

А мент, похоже, тот ещё жук, со связями. Ну и пусть возьмет

половину, что же теперь. Зато другая точно моя!

- Хорошо, - сказал я. – Согласен.

Рукопожатием скрепили негласный договор.

- В таком случае не будем откладывать поиски, - объявил

«коллега». – Где, говоришь, дядя закопал золото?

***

Поиск клада выглядел так: Мент медленно шёл по пепелищу с

металлоискателем (у странного участкового нашлась и такая

штука в хозяйстве). Когда прибор пищал, я тыкал туда

заточенным штырем.

Судя по описанию дяди Юры, золотые слитки были закопаны

где-то неглубоко, сантиметров на пятьдесят максимум.

Возможно, работа двигалась бы быстрее, но металлоискатель

реагировал буквально на каждый гвоздь. К исходу третьего часа

наткнулись на что-то крупное.

- Дай лопату! – выкрикнул участковый, сбрасывая бушлат.

Я подал инструмент, мужчина принялся копать, раскидывая

***

Ночью меня стали душить. Знаете, это ужасно страшно:

просыпаться от чьих-то рук, которые елозят по твоей шее,

пытаются нащупать кадык. Меня спас толстый шарф, которым я

обвязался перед сном: продуло на пепелище. Наверное, без

этого шарфа я бы даже пискнуть не успел.

В ходе борьбы ухитрился изменить положение, стащить

душителя на пол. И заодно – чувствительно пнуть в бок.

Повозившись, спиной наткнулся на какую-то полку или шкаф.

Там что-то загремело, повалилось вниз. Послышался емкий

«чвак», руки негодяя ослабли, я вскочил на ноги, нащупал

выключатель.

На полу лежал участковый, по виску его сочилась кровь.

Вокруг рассыпаны останки допотопного калькулятора. Упав со

шкафа, чудо советской техники основательно приложило

Михалыча по башке, тем самым спасло меня.

- Чуть не убил! – жаловался мент.

Я изумлялся его наглости.

- Вы сами-то что? Целоваться ко мне полезли?

До меня только сейчас дошло осознание того, что меня едва не

убили.

Едва! Я спасся только чудом. И спас меня громоздкий прибор.

- Да ладно! – махнул рукой мент, поднялся с пола. – Все равно

бы не задушил.

- Да ну? – меня трясло от волнения.

- В натуре тебе отвечаю! – он щёлкнул себя по зубу. – Знаешь,

как у лунатиков бывает? Так что ты это… Извини.

- Где золото?

- Там же, в рюкзаке…

Я сел к столу, на всякий случай вооружился кочергой,

придвинул рюкзак поближе. На часах –четыре утра. Но после

потных пальцев на шее какой может быть сон?

Участковый ушел на двор, я же включил телевизор. Можно

было позавтракать, но кусок не лез в горло.

Господи, думал я, какая высшая сила меня уберегла? Если бы

не этот калькулятор, проклятущий мент сейчас разделывал бы

меня где-нибудь в сарае, чтобы успеть разложить части тела по

- Достойно, - одобрил Гера. – По триста за грамм возьму,

пожалуй.

- Сколько-сколько?

- А как ты хотел?

- По шестьсот!

Дальнейший торг происходил довольно сумбурно и напоминал

игру в пинг-понг.

С нашей стороны: «пятьсот пятьдесят», «пятьсот».

Гера: «триста пятьдесят».

Мы: «четыреста восемьдесят».

Скупщик с превеликим трудом подвинулся на «четыреста» и на

этой отметке упёрся как бык.

Мент был готов согласиться на четырёхстах, мне же хотелось

улучшить результат. В итоге решили продолжить раунд

переговоров в надежде отбить хотя бы рублей двадцать

тридцать.

- Короче, - вдруг рубанул Гера. – Четыреста двадцать – и точка.

- А если…

- Точка, я сказал!

Мы переглянулись, согласились.

- Приступим к взвешиванию…

Прошли в соседнюю комнату. Там на столе стояли особо

точные весы. Мент ставил на прибор слитки, а покупатель

педантично фиксировал вес.

- Надо же, - удивлялся он. – Сходится до миллиграмма. Кто бы

ни плавил золото, дело знал исключительно…

Из сейфа Гера отсчитал четыре миллиона двести тысяч.

Секунд тридцать пялились на соблазнительную кучу дензнаков,

потом Мент опомнился и сгрёб пачки в рюкзак.

Хотели отчалить, но Гера вдруг сказал участковому:

- Куда деньги думаешь потратить? - голос ехидный-ехидный. -

Как обычно, в казино?

Мент стушевался, а скупщик с удовольствием объяснил:

- Не знал? Есть за Михалычем такой грешок – любит в

азартные штучки поиграть. Если посчитать, сколько он денег

просадил – автопарк можно купить. Игроман он, понимаешь?

Всему городу расписки пишет, всем должен, всем…

Участковый застыл, я видел маленькие капельки пота и

смертельную бледность на щеках.

контору, как бы всё устроил?

Я рассказал, вплоть до мельчайших деталей. Скупщик

растрогался:

- Эх, есть же головастые люди! Знаешь, с кадрами вообще

напряг, нет толковых людей, одни барыги… Деньги порой как

песок сквозь пальцы уходят… А сколько возможностей было!

Очевидно, мы достигли наивысшей точки доверия, поскольку

Гера рассказал про свою ювелирную тему. Довольно большая

шайка скупала ворованное золото на улицах, тащила в офис

авторитета. Приемку товара вел лично Гера – как я понимаю, по

золоту и ювелирке у него был конкретный бзик. После

определенной сортировки золотишко перемещалось в

подпольные ювелирные мастерские. Там драгоценный металл

перекатывали в готовые изделия, ставили клеймо. Украшения

продавали через свои магазины, получая, таким образом,

совершенно чистые деньги.

- У вас действительно свои магазины? – уточнил я.

- Да, всё схвачено, причём за горло.

- Понимаю, что схвачено. Но магазины-то ваши или не ваши?

- Не мои, - напрягся Гера. – Ты к чему клонишь-то?

- К тому, что владелец может поменяться в любой момент. И,

соответственно, обрежет все прихваты.

Скупщик повел мускулистой шеей.

- Ты что несешь? Кто мне чего обрежет? Ты с кем базаришь, в

натуре?

- И конкуренты не спят.

- Не спят, верно… - помрачнел. – И что делать?

- Легализуйтесь! Скупку можно вести официально, через

ломбарды, на ювелирку получить лицензию, организовать

собственный сбыт. Не нужно ни от кого прятаться!

- Слушай, ты в курсе, сколько от меня народа кормится?

- Жуликов и воров?

- Но-но! – прикрикнул он. – Люди с трудной судьбой…

Гера немного подумал.

- Есть у меня предложение: бизнес вместе мутить, - продолжил

он. - Время сейчас такое, капуста прямо под ногами валяется…

Но за большими деньгами ухаживать как за цветами надо:

удобрять, поливать. Работать они должны, короче. А если

запереть в матрац – сгниют. Или украдут, что ещё обидней… Ты

отстрелов.

Тогдашняя ситуация показательна на примере крысиного

сообщества. Крысы, между прочим, невероятно социальные

животные. Они вместе ходят «на дело», помогают друг другу,

даже забирают с собой раненых.

Опытные крысоборцы действуют так: берут крупную и сильную

крысу, долго морят голодом, а потом бросают в клетку мертвого

собрата. После некоторых раздумий она пожирает труп. Логика

подсказывает: это уже не собрат, это пища.

В следующий раз в клетку бросают еле живое животное. И

снова рациональная логика подсказывает: он все равно умрет, а

мне нужно жить. И крыса опять ест себе подобного, теперь уже

практически живого.

Третий раз в клетку бросают вполне живую и здоровую «пищу»,

слабого крысенка. У сильной крысы вновь включается логика:

что толку, если мы оба погибнем? Пусть выживет сильнейший. И

сильнейший выживает.

Потом крыса вообще не думала - едва в клетку запускали

новую жертву, на неё тотчас совершалось нападение. А когда

крысоеда выпускали обратно в «родную» среду, это уже была не

та крыса – скорее, существо без признаков нравственности.

Очень скоро оно приходило к выводу, что самый оптимальный

вариант – действовать не открыто, а втайне от общества. И

тогда крысоед заманивал жертву в укромное место и там

пожирал.

Когда у крысиного сообщества не оставалось сомнений, что

среди них завелся предатель, крысы уходили из этого места.

Причем уходили в ста случаях из ста. Почему сообщество

уходило, почему не могло уничтожить «короля»? Наверное,

коллективный разум, которым в данном случае можно считать

инстинкт, просчитывал, что в ликвидации примут участие самые

сильные особи. Кто знает, что с ними будет, когда они вопьются

зубами в плоть падшего?

Справедливо опасаясь, что рациональной логикой эгоизма

заразится крысиная элита, крысы уходят в другое место…

Только вот людям в нашей стране оказалось некуда идти.

***

- Бери! – говорил. – А то обижусь!

- На кой он? – отбивался я. – Я же не стрелок.

- Бери, говорю! Память от меня будет!

К оружию прилагалась коробка с патронами – пять штук.

Маловато, но с другой стороны – зачем больше? Если перевести

«Стечкин» в автоматический режим, любая из свинцовых блямб

поставит финальную точку в расчетах…

К занавесу приватизации на счетах бюро скопились очень

приличные суммы. В последний день жизни ваучера оборвалась

и жизнь Геры, о чем меня известил телевизор:

- Сегодня в десять часов утра возле собственного дома был

расстрелян известный преступный авторитет Георгий

Афанасьев. На месте преступления работает следственная

группа…

Черт возьми!

***

Я понимал, что меня выпотрошат до нитки, отберут всё – я не

питал благородных иллюзий относительно дружков Геры. И

обязательно пустят слух, будто я же и проплатил киллера. Это

прекрасно укладывалось в теорию «крысоедства»: в роли

морального стержня выступал авторитет Геры, но стоило боссу

умереть, каждый стал за себя и одновременно против всех.

Какие на фиг «свои»? Все - потенциальная пища.

Пока бандиты трезвели после поминок, я успел перегнать

деньги бюро на резервный счет. У этого счета было три завидных

качества: открыт в соседнем городе, про него никто не знал,

контролировал его только я. Заскочил к нотариусу, оформил

дарственную моей доли в ломбардах на жену Геры. Вложил

дарственную в конверт, добавил акции из «копилочки» и

отправил ей заказным письмом. Полиэтиленовый пакет со

«Стечкиным» залил маслом и закопал в лесу - от греха

подальше…

На могилу уже бывшего делового партнера прокрался поздно

вечером, как вор. Зацепила эпитафия на гранитной плите: «Я

никогда не перестану любить жизнь».

Я спешил, поскольку бандиты уже пытались прищемить хвост.

На ходу осваивал азы конспирации: избавился от машины,

перемещался на такси. Перед окончательным исчезновением

оставалось вернуть важный долг.

Ирина, жена дяди, была дома. Голубоглазая женщина

выглядела сильно постаревшей.

- Юра умер...

- Я привез деньги.

- Какие деньги?

- Юрий Валентинович одолжил мне деньги. Пришел срок

вернуть…

Когда выложил пачки, глаза её стали круглыми.

- Откуда? – повторяла она. – Откуда у Юры такие деньги? Не

возьму!

Она потребовала объяснений. Но мне меньше всего хотелось

рассказывать про ворованные радиодетали.

- Не нужно мне ничего! – повторяла она. – Живу хорошо, всё

слава Богу!

Она даже попробовала меня накормить. Из вежливости

согласился на яичницу с колбасой, но кусок не лез в горло…

Деньги она так и не взяла.

Я старался путать следы: на автобусе уехал в райцентр,

оттуда, на перекладных, с оглядкой, перебрался в город, где

находился резервный банковский счет. Заказал деньги, а на

следующий день обналичил счет полностью, «вышел в кэш».

Рисковать не стал, сразу конвертировал в доллары. Сложил в

большой чемодан и сел на поезд.

Я оставлял много следов. Но криминальная шушера так и не

смогла организовать качественную охоту. Я же преспокойно

высадился в Анапе, снял лачугу на берегу моря и осел там на

два года – натурально, как литературный персонаж Корейко из

известного романа.

Я очень ответственно подошёл к добровольному

затворничеству, словно к своеобразному экзамену. И до сих пор

удивляюсь, как сумел выдержать, не засветиться по глупости или

случайно. Будто какой-нибудь граф Монте-Кристо, я изготовил

настенный календарь на семьсот дней и ежедневно зачеркивал

день за днем, ставя на календарных клеточках жирные

фломастерные кресты.

Зарабатывал хорошо, но суеты чрезвычайно много. После года

беготни я уплыл в тихую гавань государственных краткосрочных

облигаций – ГКО. Доход там формировался как разница между

ценой погашения и ценой покупки. Знаменитый МММ я застал

лишь в самом начале – Геру убили, когда цветок Мавроди

только-только расцветал. Но я прекрасно понимал, у кого ЦБ

взял технологию своих облигаций и чем всё закончится.

На дворе был девяносто седьмой, и все с увлечением тискали

эту финансовую игрушку – доходность по ГКО была близка к ста

процентам. Рынок облигаций стал основным источником

финансирования дефицита российского бюджета. Правительство

через дочерние структуры ЦБ создавало дополнительный спрос

на ГКО за счёт средств, полученных от этого же рынка –

классическая пирамида.

Гавань хоть и была тихой, но игры там велись рискованные. Я

вовремя из них выскочил: за месяц до объявления технического

дефолта по ГКО «вышел в кэш» - продал облигации на

вторичном рынке. Конвертнул выручку в валюту и уехал

отдыхать на Майорку.

Вернулся я уже в страну, где доллар подорожал втрое.

Обычные граждане в те дни скупали продукты: сахар, муку,

макароны, крупы.

Середнячки пытались вложиться в шубы, машины. Но времени

у них оказалось слишком мало – день, два. Потом все всё

поняли, и рынок встал.

А вот крупные бизнесмены рассчитывались по долларовым

кредитам собственной шкурой.

Два месяца наблюдал за падением экономики. А потом

совершил странный, даже безумный поступок – скупил за

бесценок просевшие акции производственных предприятий. Я

рассуждал так: кризисы приходят и уходят, а товары производить

кому-то все равно придется.

Я угадал: девять из десяти заводов пережили кризис. А когда

экономика пошла в рост, оказалось, что за два года стоимость

акций выросла десятикратно.

Я вновь продал бумаги, почувствовав себя долларовым

миллионером, у которого оборотные средства достигли такой

отметки, что уже страшно оставаться в темноте. Этот кризис

сделал меня настоящим богачом.

полю: для окружающих ты добыча, которую нужно выследить и

взорвать. Я был начеку, но на одну пляжную мину всё-таки

наступил - из числа тех, чьи лучшие друзья – бриллианты.

Замужняя брюнетка испанского типа с обалденными формами и

длиннющими ногами – гремучая смесь!

Скорее всего, произошла своеобразная подмена: я воспринял

девушку как некое божество, идею, цель. Уж поверьте, красота

порой точно такое же оружие, как деньги или заряженный

пистолет.

Мы познакомились на юбилее общего знакомого. Анжела была

с мужем, довольно известным финансистом, которого называла

по имени-отчеству. Игорь Романович как две капли воды был

похож на барсука из какого-то детского мультфильма.

Предположу, что разница супругов была лет двадцать.

Девушка издалека обожгла взглядом, подошла, перекинулись

парой слов. А после коктейлей обменялись номерами

телефонов. Уже на следующий день занимались сексом в

отеле. Потом в другом отеле. Третьем. Четвертом... Спустя

месяц такого марафона мне захотелось более или менее

оседлой жизни, я пригласил переехать ко мне.

Брюнетка не согласилась:

- Зачем? Я плохо трахаюсь?

- Дело не в этом, - оправдывался я. – Хочется большего:

семьи, детей…

После этого разговора отношения пошли на спад. Но мне, как

покинутому ребёнку, наоборот – захотелось их развивать. Меня

словно с винтов сорвало.

Я доставал её звонками.

Подстерегал возле дома.

Писал идиотские письма.

Отсылал громадные букеты цветов, открытки с пробитыми

сердцами. И вообще вел себя так нагло, что барсуку-финансисту

впору было меня пристрелить. Я гусарил, пил виски с утра, на

фондовый рынок забил. Немногочисленные сотрудники фирмы

уволились, а я никого не удерживал.

В принципе, я всё понимал. Но тогда мною управляли эмоции и

обида. Хотя, по сути, на кого было обижаться, кроме себя

самого?

Муж «испанки», Игорь Романович сам приехал в мой офис, без

На улицу я вышел в сумерках – как вампир на охоту. Сел в

машину и поехал тариться ирландским пойлом. Ехалось как-то

не очень: дорога всё время бросалась из стороны в сторону,

руль так и норовил вырваться из рук, и вообще - тошнило.

Вдруг на что-то наехал: ощутимый удар в бампер, потом под

машиной что-то хрустнуло. Меня выбросило на обочину,

двигатель заглох. Я выбрался посмотреть в чём дело и увидел

чьи-то ноги, обутые в коричневые туфли. Они торчали из-под

багажника, само тело, очевидно, было раздавлено массой

автомобиля.

Издалека я увидел луч света. Он расширялся и креп, вводя

меня в состояние ступора. Я стоял, беспомощно уставившись в

этот луч. Он завораживал и пугал меня одновременно – словно

бог, сошедший с небес. Вскоре он заполнил меня от макушки до

пяток, и на какое-то время я сам стал светом.

Я не смогу объяснить, что именно произошло в тот момент. Но

понимал, что изменения безвозвратны: кто-то свыше, большой и

потусторонний, дал мне частицу самого себя. И неважно, что на

деле это прожектор заблудившегося тепловоза заброшенной

железнодорожной ветки, неважно…

Тепловоз прогрохотал мимо, свет погас. А я ещё стоял

оглушённый, чувствуя, как волшебство переливается внутри.

Кто-то настойчиво подёргал за рукав. Я оглянулся и увидел

двух милиционеров, чуть поодаль тарахтел милицейский

«бобик».

- Мужчина, что случилось? – спросил мент.

- Там труп, - указал я на коричневые туфли. – Я убил.

Мента чуть не снесло волной перегара.

- Так, - сказал он и крепко ухватил меня за руку. – А не

проехать ли нам в отделение?

- Сложно отказать, - признал я и, кажется, осенил себя

крестным знамением.

Меня усадили в клетку «бобика», и мы долго куда-то ехали. В

сумрачном и недружелюбном отделении милиции ждали кого-то.

Я порывался закурить, но мне не разрешали.

К этому моменту я протрезвел. Неприглядная картина будущего

разворачивалась передо мной как на киноэкране: следственный

изолятор, колония, адвокаты, продуктовые передачи… Черт, да

кто будет носить мне эти самые передачи? С высоты своего

Я никогда не рвался в реальный сектор экономики – что-то

производить, строить. Честно говоря, в производственное болото

было страшно соваться. Одно дело – владеть облигациями или

векселями предприятий, а совсем другое – этими предприятиями

управлять. Ты словно переходишь невидимый рубикон, за

которым лежат чьи-то неведомые интересы. Всего шаг – и ты

уже кому-то помешал. Ты еще не видел этого таинственного

«кто-то», но уже вступил с ним в неравный бой.

Конечно, я был наслышан о рейдерских захватах. Технология

довольно простая и беспредельная, основана на купленных

ментах и судейских. Стандартный пример: некая тетенька пишет

заявление на директора некоего предприятия – так, мол, и так,

товарищи, зверски изнасиловал, прошу покарать. Статья

тяжелая и вполне может служить поводом для ареста. А если

подогреть соответствующие судейские органы, то ещё как может!

Предприятие без командира – все равно что корабль без

штурвала. Когда на пороге появляются судебные приставы с

исполнительным листом по липовой дебиторской

задолженности, жертва становится беззащитной перед захватом.

В пробитую брешь просачиваются «представители кредитора»,

ставится свой директор и начинается энергичный раздербан

актива. К тому моменту, когда подлинный руководитель выйдет

из тюрьмы, предприятия уже не будет в природе…

И таких примеров перед моими глазами прошло не один и не

два. Я видел сопли бывших владельцев, как они пишут во все

инстанции мольбы помочь, обратить внимание, разобраться…

Что толку пить боржоми, когда почки отвалились? Оборону

нужно было выстраивать раньше, а теперь поезд с жуликами

уже не догнать…

Но как всякое стоящее дело, производство неодолимо влекло

меня. Возня с акциями – при должной сноровке мероприятие

довольно высокодоходное, но в сущности представляло собой

игру, спекуляцию, на которой можно как выиграть, так и

прогореть. Доставляло ли мне это удовольствие? Поначалу – да,

был кураж. Но после сотни однотипных сделок всё приелось.

Я понимал, насколько это несерьезно. Временно. Я ничего не

производил, просто вламывался в систему распределения и

выкусывал там что-то. Ни я, ни мир не становились лучше – мир

вообще не замечал моего присутствия. По сути, я стал самым

В отдел я набрал пятерых шустрых пацанов. Каждого обучил,

объяснил, чего от него жду. Самого способного по имени

Вениамин назначил старшим.

- Шеф, а реклама будет? – деловито спросил он.

Мне понравился такой подход.

- Конечно, будет, - ответил я. – Мы же не лохи какие.

Правильная рекламная кампания – кратчайший путь в мозг

потенциального потребителя. Подобно болиду «Формула-1», она

может заезжать в потаённые уголки сердца, чтобы царапнуть там

нужное колёсико. Но не стоит преувеличивать: реклама создана

побуждать только к одному физиологическому акту – вынимать

из кармана бумажник.

Со времен Геры у меня не было под началом коллектива –

операции с акциями я вел с помощью трех человек: секретарь,

бухгалтер, юрист. И теперь с непривычки брался за решение

любого вопроса - страшно перепоручить кому-то, вдруг

«накосячат». И поначалу действительно шло как бы складно:

сам проблему обозначил, сам выработал метод, сам решил, сам

себя похвалил. Но довольно скоро выяснилось, что, действуя

таким образом, я лишь изматываю себя, идет самое настоящее

«выгорание».

«Еще немного, и я попросту сдохну, - подумал я. - Надо

наступить на себя».

«Наступать» оказалось адски тяжело. И когда проделегировал

полномочия по конкретным сотрудникам под конкретную задачу,

еще довольно долго приходилось самого себя одергивать, чтобы

не лезть с указаниями. Зато в маленьком коллективе появилось

некое воодушевление от кармического обмена полномочиями,

опыт укрепил убеждение, что ответственность по порученной

задаче может быть только персональной, ибо если

ответственность становится коллективной, моментально

начинается поиск крайнего. При этом надо учитывать, что все

люди разные, и кроме «живчиков», способных двигать отдельные

темы и проекты, должны быть просто исполнители – как без них.

Кроме отсутствия нервотрепки выявился второй «бонус»:

компания становится устойчивой – «живчики» самостоятельно

вытягивают её из кризиса, без поиска «крайнего» по неудаче. А

если бизнес начинает копаться и выискивать крайнего – увы,

такой бизнес умрет.

он будет жить. Тряхнет, конечно, словно ледокол натолкнулся на

льдину, но потом размозжит неприятность в ледовую крошку,

поплывёт дальше…

Я уложился в полгода. От былого цеха остались разве что

стены, зато с гордостью мог сказать: «У меня есть завод!

Собственный завод!»

Впрочем, пока это был даже не завод, а так, небольшая

фабричка. Надо было расти, двигаться. Но для этого

требовалась настоящая исследовательская лаборатория с

командой специалистов. И учиться, учиться и учиться – по всему

миру, у всего мира.

Именно тогда я встретил Стива Джобса.

***

Дело было на европейской технологической выставке. Там я

бродил от стенда к стенду, ловил обрывки разговоров:

- Ты где сейчас?

- Выручка хорошая? Какое ARPU по итогам квартала?

- И что после арбитража?

- Так это же кипрский оффшор…

- Поскольку топ-менеджмент замотивирован на поквартальные

результаты…

- Строились три года, с проектами, с экспертизой.

- Да с ФСБ все нормально…

- Блин, а у нас по итогам года убытки…

- Мы вливаемся в транснациональную группу!

- А мы собираемся выйти на IPO.

- Господи, разве это жизнь?

По залу прошелестело: «Джобс, Джобс идет!»

Я выглянул в проход и сразу узнал худощавого мужчину в

возрасте «за пятьдесят», одетого в джинсы и черную водолазку.

Да что я! Его узнал бы любой, кто хоть немного сталкивался с

компьютерным миром: в стильных очках, загорелый, похож на

облысевшего мексиканца, заросшего седой щетиной. Страшно

подумать: такой «монстр» - и я, в скромной клетчатой рубашке.

Разумеется, главу Apple сразу облепили журналисты,

фактически вынудив дать импровизированную пресс

конференцию.

девяносто первого года занимался производством электроники –

собрат, в общем.

Бизнес начинал в одиночку – с разработки первого в России

телефонного аппарата с автоматическим определителем номера.

Когда-то такие устройства были весьма популярны, у меня тоже

имелся подобный аппарат, на котором при звонке загоралась

светодиодная череда цифр.

А потом он сел на контракт. Тема архивыгодная.

Представляете, какая куча китайской электроники и бытовой

техники поставляется каждый месяц в Россию? Тысячи

контейнеров. Как думаете, сколько процентов из этой кучи имеют

проблемы с качеством? Ужас! И обратно в Китай не отправишь -

дорого. Можно, конечно, грузчиков на складе посадить на ремонт

брака, но обычно грузчики - таджики…

И тогда появляется Димон со своей фабричкой: чинит, паяет,

переклеивает, перепаковывает. В рамках контракта меняют

прокладки в потёкших чайниках, заливают лицензионный софт в

ноутбуки и наоборот – извлекают нелицензионные книжки из

«читалок». Перепаивать разъёмы, кнопки, предохранители,

полностью модули… Бывало, приходилось печатать новые

логотипы, переклеивать шильдики, вкладывать дополнения в

инструкции. Однажды пришлось разобрать несколько тысяч

розовых планшетов, перекрасить корпуса в черный цвет и снова

собрать. Ну, не продаётся розовый, что теперь, выбрасывать?

Впрочем, Коршун и про собственные разработки не забывал -

освоил такой популярный продукт, как автомобильные

видеорегистраторы.

- Город у нас замечательный, - рассказывал он. - Просторно,

зелено, приятные жители. Настоящая электронная столица

России!

Мне было интересно, как у него устроено.

- Мы располагаемся на окраине города, в здании химчистки

прачечной.

- Деньги отмываешь? – улыбнулся я.

- Точно, - поддержал он шутку. – Очень удобно… Занимаем

весь верхний этаж - там расположено производство, отдел

разработки и фирма, которая занимается экспортом нашей

продукции. Кстати, мы являемся предприятием полного цикла:

идеи, разработка, производство.

- Как-то меня спрашивали, почему в Германии программист

зарабатывает три тысячи евро, а у нас пятьсот долларов, -

сказал я.

- И почему?

- Ответ, очевидно, лежит в той же плоскости, что и загадка

«куда девается нефть» и «откуда берутся баксы». По вертикали

идут не только президентские приказы, распределение денежных

средств. Страна у нас побольше Германии будет, соответственно

и программистов столько же. Каждому по три тысячи в евро

платить – никаких бюджетов не хватит. Но даже если

предположить, что дали-таки столько денег, сразу подымут хвост

условные бухгалтеры или юристы: тоже хотим! Это же какой

коллапс начнется!

- То есть где-то без движения лежит здоровенная куча денег? –

удивился Джобс.

- Не лежит, осваивается. В олимпийские объекты вбухивается,

чемпионаты всякие футбольные. Кое-что, наверное, расходится

и по карманам, но в большей степени попросту профукивается.

Как говорил классик, в России две беды. Но именно по причине

первой вторая всегда будет оставаться бедой, и никак не

поймешь, что там впереди…

- Я думаю, самый лучший способ спрогнозировать будущее —

изобрести его. - Как это?

- Изменить мир вокруг себя, - сказал Стив. - Построить город

таким, каким хочешь видеть.

- Частный город?

- Ну и что? Ты же не один там будешь жить.

- Но что делать с людьми? Их-то я не смогу «построить».

- Человек в таком городе необратимо изменится. Собственно

говоря, ему придется это сделать: или он следует правилам, или

покидает город. В этом нет ничего необычного – во все времена

будет категория людей, которые предпочтут пьянствовать, а не

работать.

- Значит ли это, что мы делим людей на две категории: изгоев и

достойных?

- Никаких категорий, в городе живут все. Кому станет

некомфортно – уйдет.

- Как уйдет?

- Под тяжестью обстоятельств. Если мотивируешь людей на

- Что случилось?

- К вам один странный человек!

«Странному человеку» примерно лет семьдесят, живые ярко

голубые глаза, совершенно лысый. Если облить шоколадом,

получится преотличный негр.

- Привет, - сказал он. – Как дела?

- Нормально…

- Возьмешь меня на работу?

- Возможно…

Лысый по-хозяйски подсел к столику, где у нас стояла

кофеварка, без приглашения налил себе кофе. Сахар в чашечку

положил с горкой, как Вилкин – отметил я.

- Приём называется «правило Сократа», - весело объяснил он.

– Когда человек утвердительно отвечает на два ерундовых

вопроса, сказать «да» по существу будет гораздо проще.

- Погодите… А вы, собственно говоря, кто?

- Меня зовут Рэм.

В кабинете сам собой воцарился «газпромовский» аромат:

сложная смесь больших денег и неясных перспектив, воленс

неволенс захотелось вытянуться в струнку.

- Насчет работы я пошутил… На самом деле это я хочу

сделать тебя очень богатым человеком.

- Вот как? – улыбнулся я. – С чего вдруг такая

благотворительность? - Скорее, инвестиция. Человек я пожилой,

а в гробу, как известно, карманов нет… А память о том, что умру,

помогает мне принимать сложные решения. Чужое мнение,

гордость – чепуха. Важно то, что только действительно важно.

Понимаешь?

- Да.

- В Советском Союзе я служил в одном передовом НИИ… -

продолжал Рэм.

При слове «НИИ» я невольно вздрогнул.

- Где под занавес социализма разработали технологию

полупроводников революционной толщины – таких кристаллов

даже теперь не производят. Сделали опытные образцы… А

когда Союз приказал долго жить, разработка повисла в воздухе,

институт расформировали… Но изобретение не пропало: я

запатентовал лично на себя. И теперь оно твоё.

Он вытащил из-под стола побитый жизнью портфель, извлек

качать нефть и устраивать олимпийскую показуху. Да все вместе

виноваты, раз позволили этому бардаку случиться…

- Я вам что-то должен? – на всякий случай уточнил я.

Рэм покачал головой.

- Тогда что мне нужно делать? Как служить этому богу?

Молиться? Тоже принести жертву?

- Молиться не надо. Двигай свои идеи, это и будет лучшей

молитвой.

Он стал похож на шар, из которого выпустили воздух.

Повернулся и побрёл на выход. А когда боком протиснулся в

дверь, оглянулся. И в этот момент мне показалось, что на спине

у него крылья - совсем небольшие, белые и пушистые.

«А что? – подумал я. - А может, он того… Типа, ангел?»

Забегая вперёд, скажу, что больше я старика не видел.

***

Я внимательно изучил документы Рэма, дал копию для оценки

надежным специалистам. Заключение оказалось единодушным:

да, патент хоть и оригинальный, но рабочий. Правда, пока что

пришлось отложить технологию в дальний угол сейфа, поскольку

для внедрения я был не готов. Кроме того, я знал, что лидерство

в отрасли прочно держат концерны Тайваня, конкурировать с

которыми пока нереально.

Но я не мог забыть слова Стива насчет строительства

«собственного города». Неважно, что услышал совет во сне -

настоящий Джобс посоветовал бы то же самое. Пока я только

обкатывал идею – туда-сюда, словно леденец.

Однажды леденец растаял - я отправился исследовать

окрестности. Вскоре стал делать это ежедневно, с каждой

поездкой увеличивая радиус путешествий. Я не знал, что именно

хочу найти. Но вояжи меня увлекли – я словно исследовал

«терра инкогнито». Всего-то десяток-другой километров, и можно

наблюдать разительный контраст между городской

«цивилизацией» и стремительно погибающей деревней. Я видел

села, где стояли заколоченные дома, зайдешь в такой – стены

до сих пор обклеены газетами середины двадцатого века. И

- В городе-то бываете?

- Редко… Задыхаюсь там, воздуха нормального нет.

- Не страшно одному?

- Привык! – показал дед крупные желтые зубы. – Главное, зиму

пережить, а летом хорошо! За продуктами на станцию пешком

хожу, недалеко – километров десять. А вот электричества нет –

беда!

- Как же вы зимой?

- Дрова рублю… И керосина мне вахтовики отвалили – до сих

пор пользуюсь.

- Какие вахтовики?

- Газопровод гнали с севера на юг. Две трубы закопали,

большущие такие. По вечерам работяги приходили домашним

похарчеваться – картошечка, огурчики… Сальце у меня было,

пчел держал. Самогоночка… Они потом керосином отдарились –

полный «зилок»! Теперь только шесть бочек осталось…

Пушистый кот умильно подлез под ладонь. Замурчал, выгнулся,

замахал хвостом-метёлкой.

- Кыш! – согнал его хозяин. - Разлакомился, понимаешь…

Учись мышей ловить!

- А что, не умеет?

- Когда мелкий был – гости разбаловали, подкармливали

колбаской со стола. Мать его, Манька, вот знатная кошка была,

мышей только так ловила! Притащила однажды змею, та

извивается у нее в пасти… А иду если на рыбалку, Манька

бежит, сама в лодку прыгает – поехали, мол. Так и пропала в

позапрошлый год на том берегу, хорошая кошка была… Кыш,

паразит! – пихнул он кота.

Газопровод! – подскочил я. Газ дал бы городу электричество,

сколько угодно электричества. И кроме того, тепловая энергия.

Альтернативные варианты на мазуте разорительны. Кроме того,

газ сгорает полностью, без запаха, сажи и вредного дыма.

- А что, дедушка… - сел я обратно на бревна. – Хотите, чтобы

у вас тут было электричество?

Мазай подозрительно покосился.

- Странный ты какой-то, сынок… Скачешь чего-то…

- Хотите электричество у себя в доме?

- Кого мне убить за это, сынок?

изначально имелся своеобразный ограничитель, который

зависел от завода, иначе говоря – моих же способностей.

Когда дошли до вросшего в землю кордона, застали Мазая с

холщовым вещмешком за плечами. Он крест-накрест

заколачивал окна.

- В чем дело? – удивился я. – А как же электричество?

- Да ну его… - махнул дед молотком. - Всю жизнь при керосине

прожил, поздно переучиваться.

- Куда же вы теперь?

- Место лесничего есть. Полтыщи километров на север, друг

там населённым пунктом командует. Сейчас тепло, август. Успею

обжиться на новом месте…

Карабкаясь по огромным валунам, мы с архитектором

забрались на край скалистой гряды, что ограничивала долину с

запада – с высоты лучше всего строить планы.

- Нужно продумать обеспечение электроэнергией, - толковал

Стас. – Вы занимаетесь инновациями, возможно, и в этом

вопросе применить что-то передовое? Например,

ветрогенератор. Представляете, как эффектно получится?

- Эффектно – не значит эффективно. И ветряки точно не

подойдут: слишком мала вырабатываемая мощность,

непостоянна природа ветра. Тут не очень далеко проходит

магистральный газопровод…

- Тогда предлагаю построить мини-ТЭЦ с комбинированным

производством электроэнергии и тепла - убьем сразу двух

зайцев.

- Согласен… Откуда город станет брать воду? Из озера?

- Водоем слишком маленький, будущие жители города его

попросту выпьют.

Он извлёк из кармана бумагу.

- Я навёл справки. На глубине ста метров находится мощный

водоносный слой – надо только пробурить скважину. Кстати, при

таком водозаборе мы существенно сэкономим на очистке,

поскольку в подземных водах слабо представлены

микроорганизмы, содержание болезнетворных бактерий

практически исключено.

Архитектор прищурился, вглядываясь вдаль.

- Там, - показал он рукой, – ниже по течению реки можно

построить очистные сооружения.

Но главная проблема для Ра – это змей Апоп. Собственно, это

даже не змей, а некий монстр длиной больше двухсот метров.

Всеми силами Апоп пытается помешать богу Ра и его свите. Он

готов для этого на все, даже выпивает воду подземного Нила до

капли. Но Ра с помощью других богов поражает Апопа копьями и

мечами и, пронзив каждый изгиб его туловища, заставляет

изрыгнуть всю проглоченную воду – так начинается новый день.

Но к вечеру вновь возродится Апоп, и вновь Ра вступит с ним в

сражение. И так будет без конца, потому что таков закон

существования: не может Тьма помешать Свету, не может

Смерть не бороться с Жизнью, но победы никому не одержать –

Свет и Жизнь неистребимы.

Сопоставив полученную информацию с патентом Рэма, я

понял, что к чему. Амон-Ра, олицетворяя воздух и пламя,

выглядел серьезной силой, способной не только свернуть, но

даже уничтожить аллегорические горы. Это выглядело весомей,

если сравнивать с другими стихиями, землей и водой, и

полностью отвечало моему собственному характеру.

Воздух и пламя! Вулкан энергии!

Это открытие настолько вдохновила меня, словно я отыскал

собственного персонального бога. Фигурально Амон-Ра достался

мне в наследство от Рэма, но суть дела это не меняло.

Идея, стержень, основа. Я словно почувствовал твёрдый

фундамент у себя под ногами. И некто с тысячелетней историей

протянул мне руку.

«Ты не один, брат. Воздух и пламя за тебя».

Но было несколько проклятых вопросов, на которые, как

водится, нет ответов. Раз я выступаю от имени Ра, мне тоже

придется сразиться со змеем Апопом – моим собственным

личным змеем, кто бы он ни был. И кто же он, мой личный

Апоп? И как он, собака, воскресает, если Амон-Ра еженощно

убивает его? Выходит дело, он тоже неистребим?

И я не мог взять в толк: почему соколиная голова? Неужели

такой влиятельный бог стесняется показаться перед людьми?

Непонятно…

***

комплекс солнечных батарей и энергоемких аккумуляторов.

Производство такой резерв спасти не мог, но для удержания

серверов и каналов связи – самое то. Там же оборудовали

вертолётную площадку: квадратный периметр зелёных огней с

буквой «Н» посередине. Я не особенно понимал, зачем она, но

проектировщики уговорили – пусть, мол, будет.

Я смотрел на сверкающее поле солнечных панелей и вдруг

понял, что вольно или невольно создал святилище богу солнца

Ра. Впрочем, не удержался от некоторой «джеймсбондовщины»:

в стену был врезан потайной сейф для особо ценных

документов и моего золотого пистолета, подаренного Герой

Афанасьевым. Для строительства Манджет был привлечен

белорусский подрядчик, в чьем послужном списке значился

знаменитый чернобыльский саркофаг. Они-то и сделали мне

тайник – его невозможно было обнаружить, даже используя

рентген и ультразвук.

К весне с производственным сектором было покончено – пора

приниматься за жилой и прочую бытовую инфраструктуру. Для

подписания контракта на служебном «Геллендвагене» прибыл

Игорь Романович. Торжественная процедура происходила у меня

в вагончике: пока юристы сверяли последние запятые в

контракте, мы уединились в углу за столиком.

- Как там… Анжела? – вдруг спросил я.

В глазах Игоря Романовича блеснули озорные искорки.

- Не забыл, значит?

- Она довольно яркая женщина, - признал я.

- Тем не менее мы расстались…. Теперь у меня Кристина… -

подмигнул лукаво. - Хочешь, познакомлю?

- Нет, спасибо…

- Шучу, не напрягайся! Я никогда не мешаю дело и

развлечение.

Контракт подписали на том же кофейном столике. Игорь

Романович полюбовался на цифру, спросил:

- Наверное, хочешь стать миллиардером?

Я пожал плечами.

- Откуда такой размах? Зачем этот город?

Я предпочел ничего не объяснять. Но вам попробую.

***

Над долиной взметнулись аисты строительных кранов.

Появились бетонные остовы – высокие, словно скелеты

великанов. Вскоре они обросли кирпичной кладкой – этаж за

этажом. На земле проступила мозаика будущих дорог, вдоль неё

вытянулись цепочки уличных фонарей.

К июню закончили коробки домов – строители приступили к

внутренней отделке, укладке асфальта и запуску городской

инфраструктуры.

К августу подрядчики сдали первый дом, люди понемногу

переезжали в город. Стало ясно, что кормежка походным

«дошираком» - не выход. Ситуацию требовалось сдвинуть в

цивилизованную сторону.

Амон-Ра послал в мой офис толстенького хитрована. Он

выглядел так, словно знает какую-то тайну, но надежно хранит

за оттопыренными щеками.

- Хочу арендовать помещение, - сказал он. - На днях новый дом

закончили, там первый этаж свободен.

- Зачем?

- Магазин сделать, продовольственный.

- Почему только продукты? Сделайте супермаркет.

Хитрован оживился.

- Но есть одно пожелание, даже требование, - сказал я.

- Слушаю.

- Вы не должны торговать крепким алкоголем.

Лицо хитрована вытянулось, из хомяка он превратился в

суслика.

- Почему?

- По кочану. И еще. Сигареты должны стоить втрое дороже, чем

где-либо.

- Обалдеть! – вырвалось у него. - Чем меньше будет

желающих курить, тем лучше.

- Ещё какие-то пожелания?

- Будет здорово, если вы обзаведетесь собственной пекарней:

горожанам нужен хлеб. Если предоставите толковый расчет,

прокредитую самым льготным образом.

Хитрован просиял. И вскоре в городе появился супермаркет. А

технологических компаний.

Сотрудники пялились на шумных гостей, а те, в свою очередь,

поражались производству, которое я построил в лесной

глухомани. Особенно изумляли параметры кристаллов – у

визитеров буквально глаза на лоб лезли.

Главаря у них звали Кевин.

- Не может быть! – кричал он. – В мире не существует такой

технологии!

- Как видите, технология всё-таки существует, - вежливо

улыбался я. – И придумана была не вчера, а два десятилетия

назад…

- Наверное, у вас есть якорный инвестор? Условный Роман

Абрамович?

- Я самостоятельно решаю вопросы развития.

А про себя подумал, что было бы неплохо Кевину знать про

дядю Юру, Мента, Геру Афанасьева и других людей, которые

снабдили меня своеобразным бизнес-запалом для настоящего

дела. Еще одно интересное наблюдение: самые яркие

воспоминания - на старте карьеры, остальные сливаются в

серую череду, рабочую рутину.

Канадцы все осмотрели, проверили показатели продукции,

взяли опытные образцы. Через неделю я получил заказ и

оказался завален как работой, так и деньгами. Мы заложили

строительство нового дома, заказали проект городского

бассейна.

В сущности, город представлял собой гибрид феодального

поместья и коммуны. Из наиболее активных горожан собрал

что-то вроде общественного совета, который, собственно, и

решал все текущие вопросы. От меня требовалось одно – не

перегибать палку с правом вето, которым я обладал по

определению – как владелец города.

Однажды меня проведал Рэм, причем сделал это в духе

времени – через «Скайп».

- Как дела? – в экране монитора он так улыбался, словно его

дела шли лучше всех.

- Нормально.

- Вижу, прешь, как танк, хе-хе…

- Пру… - и вдруг я понял, какая мысль мне не дает покоя. -

Рэм, я вот над чем думаю: я пользуюсь теми ценностями,

я обрадовался.

- Ты в том же ведомстве? – уточнил, заваривая гостю чай.

- Где же еще…

- Полковник, небось?

- Капитан… Сладкое к чаю есть?

Мы устроились в переговорной, я нарезал кекс.

- Хорошо у тебя тут, - оценил гость. – Не то что в прежней

конуре. Жизнь, типа, удалась?

- Вроде того…

Вилкин сгрыз кекс подчистую, как выдра, блестя крепкими

молодыми зубами. А потом приступил к расспросам:

- Чего задумал?

- Ничего особенного… Просто завод.

- Просто – когда завод в Норильске, а хозяин в Цюрихе. Тогда

всё реально просто. А ты своими социалистическими штучками

здорово всех напряг.

- Вилкин, я убежденный капиталист. Махровейший, так сказать.

У меня в собственности огромное современное производство.

Естественно, я заинтересован в том, чтобы производство

работало на пять с плюсом – иначе бизнес пойдет в минус.

Поэтому стараюсь мотивировать рабочих – жильем, условиями

и тому подобным. И самое главное – я никому не позволяю

даром сидеть у себя на шее. «Эсэсэсэровский» принцип «от

каждого по способностям, каждому по потребностям» тут не

действует. Хочешь заработать? Нет проблем, хоть миллион. Но

для этого придется реально потрудиться, обрасти багажом

знаний, суметь применить в дело. Я не раздаю деньги направо и

налево – лодырь и раздолбай не получат ни цента. В этом

смысле особенно ценна китайская пословица: «Если хочешь

чему-то научить человека, нужно давать не рыбу, а удочку».

- Ну хорошо… А что за фишка с алкоголем?

- У меня высокоточное производство. Я не могу позволить,

чтобы кто-то бухал на заводе.

- Дома-то почему нельзя пить?

- Жилье сотрудников принадлежит корпорации. В известном

смысле дом - это продолжение цеха.

- Где ты всего этого нахватался?

Я взял с полки томик Виктора Гюго, прочитал со страницы,

заложенной листком бумаги: - Хочу, чтобы общественные

После разговора с Рэмом я задумался: что бы со мной стало,

если бы его величество случай не вывел меня к золоту дяди

Юры, если бы слитки не привели к Гере Афанасьеву, к ваучерам,

к Стиву Джобсу, наконец. Чем бы я занимался в СССР? И

вообще, что было бы, если бы Советский Союз сохранился в

двадцать первом веке?

Наверное, я стал инженером. Работал в каком-нибудь НИИ,

тырил радиодетали. Возможно, мечтал создать машину времени.

По вечерам пил разбавленный спирт. Жил бы в «хрущёвке»,

мечтал купить «Жигули», привезти навоз на четыре сотки в

коллективный сад... И наверняка без пробок, ибо откуда им

взяться в Советском Союзе?

Кто-то бы трудился учителем, кто-то проектировал самолёты.

Много солдат, и вообще строителей светлого будущего.

Наверняка был бы уже Интернет. Но, скорее всего, чтобы

подключиться, нужно получать разрешение в милиции или в КГБ.

И получали бы далеко не все.

Такая же история с сотовой связью. Купить мобильный телефон

можно только по очереди, при этом такая очередь могла бы

тянуться годами. Цена таких телефонов была бы огромной, как у

видеомагнитофона «Электроника».

Гипермаркетов «Метро» или «Ашан» нет в принципе.

Телевидение, наверное, осталось бы на уровне восьмидесятых:

два-три госканала, никакой рекламы. В пятницу ночные концерты

«Сан-Ремо», Адриано Челентано, классика кино…

Впрочем, иногда я думаю, что СССР, по большому счету, никуда

не исчез – просто мутировал в некий бюрократический

недокапитализм. Отпочковались несколько республик,

изменилась идеология, КПСС нынче именуется «Единая

Россия», соответственно у партноменклатуры, как и прежде,

полный шоколад, и мы всё так же, как при Брежневе, продаем за

рубеж нефть и газ.

Попробуйте на досуге окинуть взором рабочий стол и найти

нечто, сделанное в России. Я как-то окинул и не нашёл.

Телефон, часы, ручка, кружка, настольная лампа, стикеры,

ножницы, еще ручка, еще кружка – все «made in Chine». Плюс

компьютер и сотовый производства американской фирмы Apple.

А теперь взгляните на себя: весь трикотаж оттуда же, из Китая,

у кого-то найдутся некие итальянские или французские

определенный социальный опыт. Но, позвольте заметить,

эксперимент вы проводите над живыми людьми. Вам не кажется

это жестоким? - В чем жестокость?

- Почему здесь нельзя купить крепкий алкоголь?

- Потому что в моем городе его не продают. Равно как и

наркотики, между прочим. И преступность, отмечу, на нуле.

- А табак? Пачка сигарет стоит адские деньги!

- Да, - согласился я. – Дешевле не курить. Большинство так и

делают.

- И как вы наказываете людей? Выгоняете из города?

- Я никого не выгоняю. Но если человек не выполняет условий,

договор с ним расторгается. И мы даем «пострадавшему»

возможность за счет города уехать в любую точку страны.

- Нет полиции!

- Есть служба безопасности – нам этого хватает.

- По-моему, вы установили какой-то шариат!

- О каком шариате вы толкуете? Я предоставляю качественный

кров и хорошо оплачиваемую работу трем тысячам человек.

Взамен же прошу одного – быть людьми. Добрыми, работящими,

творческими личностями. И поскольку эти правила соблюдаются,

завод считается одним из лучших в мире. Без ложной

скромности - именно этот город двигает планету. Отсюда, из этой

долины. И заметьте: без единой копейки бюджетных средств,

исключительно собственным капиталом.

Комаровский саркастически улыбнулся.

- Вообще, на мой взгляд, получилась идеальная модель

передового общества, - продолжал я. - И если кого-то из горожан

не устраивают существующие правила… Мир большой.

- И такие случаи были? Уходил кто-то из города?

- Да, случалось. И это, считаю, нормально. Мир справедлив. У

каждого следствия есть своя причина. Каждый получает именно

то, для чего создал условия.

Я сделал небольшую паузу, добавил:

- Каждому своё…

- Кажется, именно эта фраза значилась на воротах концлагеря

Бухенвальд?

- А мне кажется, - парировал я, - вы несколько задержались в

нашем городе.

Мы расстались, даже не пожав друг другу руки – врагами.

мягкий вариант: к пониманию, что твой проект уже не

зарабатывает деньги – его нужно корректно закрыть и думать

дальше.

Но «корректность» - не тот термин, которым пользуются

слишком часто. Входя в процедуру банкротства, человек теряет

пару десятков друзей, пять кило собственного веса, начинает

много курить и неумеренно употреблять алкоголь. Но если не

залетать с невыполнимыми обязательствами, это не так

страшно. В итоге всё утрясется и будет бесценный опыт: как

регистрировать и вести фирму, какой офис снимать, каких людей

брать на работу, где искать деньги в проект.

И самое главное: любой бизнес опирается на совершенно

конкретного человека - его успехи, имя и честное слово. Именно

ему дают кредиты и какие-то другие ресурсы. Иначе говоря, дают

под «имя».

Эмоции довольно грубо охладил пожилой сотрудник,

поседевший на научной работе.

- Изобретение громкое, но, к сожалению, бесполезное, - сказал

он. – Даже не столько бесполезное, сколько невостребованное.

Всех будто окатили холодной водой.

- С чего вдруг, Семеныч? – спросил я. – Почему так решил?

- Потому что энергия в нашем государстве делается из нефти и

газа. А на всё остальное плевать.

Учёный был прав. В сравнении с углеводородной энергетикой

«солнечный» бизнес всё равно что ларёк с шаурмой против

«Макдональдса». Градус восторга резко пошёл вниз.

- Парни, вы бы не расстраивались, - сказал я. – Семеныч,

конечно, знатный спец, но за продвижение в нашей конторе

отвечаю я. Точно вам говорю: изобретение даром не пропадёт.

И ещё кое-чего добавил, от чего народ в лаборатории

приободрился.

- А пока нужно оформить патент.

Всем пожал руки, и на этом прорыв в альтернативной

энергетике был окончен.

Уже поздно вечером, в кровати, вспомнил, что забыл сказать об

изобретении Вениамину.

«Да ладно… Потом уже готовый патент покажу».

Перевернулся на другой бок и заснул.

принадлежности к территории. Без ложной скромности, у меня

получается.

- Но я хочу понять мотив, - лез под кожу Мамонов. – Хотите

уйти в политику? Участвовать в губернаторских выборах?

- У Билла Клинтона есть замечательное выражение: «Работать

президентом – то же самое, что работать смотрителем на

кладбище: людей много, но никто не слушает». С губернаторами,

я думаю, точно такая же история.

- Не играете ли в Господа Бога?

- Я играю в предпринимателя, чей бизнес стремится в первую

тысячу производителей компонентов.

- Но город-то зачем? Дома эти, бассейн… Натурально ведь,

земля обетованная!

Я повторил то, что говорил совсем недавно «гэбэшнику»:

- У меня в собственности дорогостоящее производство.

Естественно, я заинтересован в том, чтобы это производство

работало на пять с плюсом – иначе бизнес пойдет в минус.

Поэтому стараюсь мотивировать сотрудников.

- Кстати, как называется ваш город?

- Не знаю, - пожал я плечами. – Как-то не поднимался этот

вопрос. Просто город и всё.

- А напрасно! Город, знаете ли, как лодка: как назовешь, так и

поплывет!

- Наверное, - улыбнулся я.

- Подумайте, как бы вы назвали свой проект?

- Я бы его назвал Сан-сити, - моментально ответил я, в голове

у меня сразу выстроился иконостас египетской мифологии с

Рэмом во главе.

- Город солнца? Почему, кстати, солнца?

- Потому что не луны.

- А зачем англоязычность в названии?

- Надо же как-то отразить интернациональность - для всей

планеты стараемся!

Мне показалось, я его убедил. Во всяком случае, такая

сложилась иллюзия. И она действительно оказалась иллюзией,

поскольку сюжет в федеральном эфире поверг меня в шок.

Равно как и остальных жителей города.

Программа Мамонова называлась «Блеск и нищета Сан-сити»,

с подзаголовком «История современного рабовладельца». Там

которого покойный Гера вышвырнул из своего офиса –

заматерел, облекся в синий прокурорский мундир. И похоже,

хотел использовать меня как средство служебного роста. И даже,

что вполне вероятно, специально напросился в командировку,

чтобы свести счеты, как и обещал. - Смотрю, вы на повышение

пошли, - подколол я майора. – Завязали, значит, с игроманией?

Он сумел удержать себя в руках.

- Преодолевая собственные слабости, человек становится

сильнее, значительно сильнее! – парировал он. – Если хочешь

знать, я даже курить бросил.

- Бывает…

- Рыжий, это не значит, что у меня вдруг отшибло память.

- Давить будете?

- Как таракана!

- За что?

Он презрительно фыркнул – дескать, что тебе объяснять,

бестолочь…

Отдам должное хватке Мента: под его руководством

прокурорские оперативно накопали формальных поводов на

шесть административных и два уголовных дела. Нашлись и

свидетели, как без них. Разумеется, никаких серьезных

формулировок там и быть не могло. Но все равно – журналисты

поработали на славу. Одни заголовки чего стоили:

«Город мечты оказался тюрьмой».

«Кто на деле финансирует «провидца»?»

«Частный город, частная полиция?»

«Вор в законе построил собственную колонию».

И тому подобная ахинея. Я понимал: они просчитывают

слабые места, чтобы нанести решающий удар. Но кто «они» - не

знал. Да, первоначальным катализатором послужил мой отказ

Комаровскому, но потом-то действовали уже другие, неведомые

силы.

Вилкин только разводил руками:

- Старик, включилась государственная машина.

- Когда она выключится?

- Не знаю, честно.

- А возможен такой вариант, что она вообще не выключится?

- По идее, так и должно быть. Будут клевать в затылок, пока не

сдашься.

вдруг государство на сэкономленные деньги дороги решит

построить? Или программу такую придумает, чтобы в стране

сирот не было? Прикинь, сколько полезных дел можно сделать!

Вилкин махнул рукой.

- Правильно все говоришь… Но нашим не объяснить – не

поймут. Ну, и обиделись крепко. А в таких случаях сразу

начинается «честь мундира», то да се… Но ты это… Короче…

Правильный ты мужик! Держись! Я и держался – работой,

главным образом. Хотя все эти разговорчики про «государевы

обиды» всё-таки отложились в подсознании: чтобы я ни делал,

мысли об этом неистребимо крутились фоном. И патентные

документы на революционный кристалл подписал чисто на

автомате.

- Отправляйте немедленно!

Я думаю, если вы сделали что-то, и оно вышло довольно

неплохо — вы должны пойти и сделать что-то еще, не

останавливаясь на месте долго.

Двигаться! Двигаться! Двигаться!

***

Нас ограбили. Об этом сообщил невыносимо корректный

полицейский. Дело было так: очередной наш груз отправился в

транспортную компанию, водителя сопровождал экспедитор. Без

дополнительной охраны – как обычно, впрочем. На трассе они

остановились отобедать в привычном кафе. Экспедитора

закрыли в туалете – снаружи подпёрли дверь палкой. А на

водилу кто-то «случайно» опрокинул миску солянки. Пока

ругались да объяснялись, неизвестный со стола подрезал

барсетку с документами и ключами. В итоге жулики спокойно

сели в наш грузовик и уехали.

На следующий день машину обнаружили в лесу – в пяти

километрах от кафе. Мы с Вениамином поехали посмотреть. На

месте стало ясно, что ограбление как бы не очень похоже на

ограбление – скорее, на своеобразную акцию устрашения.

Кристаллы не взяли. Их сожгли. Я тщательно осмотрел кузов с

останками груза, чтобы убедиться: действительно, всё сгорело.

он как надо, то есть как Бог.

Иногда для того, чтобы у тебя появилось что-то хорошее,

прежде должно произойти что-то плохое.

***

Обычно меня избегают приглашать на протокольные

мероприятия – в официальных кругах я считаюсь фигурой

странной, а чиновникам меньше всего нужны непонятки. Нельзя

сказать, что я сильно расстраиваюсь, но демонстративный игнор

задевает. Элементарное доброе слово могли бы сказать? Ведь

налоги плачу немалые, занятость людей обеспечиваю и

вообще… Понятно, что предприниматель родом из девяностых

обречен слегка оправдываться, разъясняя природу накопления

первоначального капитала, но всё равно… Задевает!

Поэтому я был ошарашен внезапным приглашением на

губернаторский приём – встреча предпринимателей или что-то в

этом роде. Приглашение вручил курьер – красочное, на плотной

бумаге, с размашистой подписью Самого Главного Начальника.

Я расценил послание как попытку вступить в диалог, решил не

жеманиться, съездить.

Любопытное собрание оказалось. Хотя предпринимателей там

на самом деле - раз, два и обчёлся. Зато тех, кто бизнес видел

исключительно сквозь призму чиновничьих кабинетов – хоть пруд

пруди. С одной стороны, оно, конечно, забавно, когда о

предпринимательстве начинают рассуждать все, кроме

предпринимателей. Но с другой стороны - ничего забавного, ибо,

по моему глубочайшему убеждению, малому (и среднему)

предпринимательству от государства нужно одно - не мешать. И

все эти «советчики» - от лукавого. А тут такое ощущение, словно

угодил на междусобойчик, где все давным-давно между собой

знакомы, спаяны крепкими родственными связями.

Сам губернатор отсутствовал, вместо него спич выдал

профильный министр. Раздали награды: «лучшему», «лучшей»,

«за успехи», «достижения», «инновации». Голенастые девушки

станцевали канкан. В перерыве возле столиков с бутербродами

встретил своего сокурсника Вадика. С годами он ничуть не

- Разговор к тебе есть, - он сразу перестал улыбаться. - Слышал,

у тебя как бы трудности…

- Да ерунда… Рабочие моменты.

- Короче, есть одно предложение…

- Говори.

- Слейся. Возьми денег и отойди в сторону. А бонусом нарежем

тебе отличный участок земли со всеми коммуникациями –

построишь там торговый комплекс, как все нормальные

бизнесмены. Бери!

Рано или поздно кто-то произносит эту фразу. Когда

ежемесячный оборот фирмы превышает миллион долларов, ты

становишься лакомым куском, который хотят сожрать. - Не

понимаю… Накаты эти, прокуратура… Теперь ты с

«предложением». Кому конкретно потребовался мой бизнес? Кто

рулит темой?

Вице-губернатор ткнул пальцем в потолок.

- Они.

- Кто «они»? Премьер? Президент?

- Чувак, это протокольные фигуры. Темой рулит система – та

самая, что сложилась в девяностые и модифицировалась в

нулевые.

- Чем я помешал системе? Мой завод – капля в море по

сравнению с федеральным бюджетом. В чем государственный

интерес владеть моим производством?

- Государственный интерес – штука тонкая. Смотри: на Тайване

от землетрясения сложились заводы. От этого обстоятельства

огорчились не только тамошние граждане, но и один

американский сенатор, который держит крупный инвестиционный

фонд. А собственность данного фонда пересекается с кое

какими нашими корпорациями, которыми владеют совершенно

конкретные люди. Им нужно сохранить нормальные отношения

с сенатором, соблюсти, так сказать, паритет.

- Что за межгосударственные связи такие? А как же «железный

занавес»?

- Старик, занавеса давно нет. Все только делают вид, мол,

«мы» и «они». На самом деле живут в одном дружном мире:

бизнесмен к бизнесмену, сенатор к сенатору… Заметь: тебя

вполне корректно попросили. А ведь могли лошадиную башку

прислать.

- Как это?

- Цеховик - чисто совковая тема. Командовал меховой

фабрикой – шубы, шапки. Пальто какие-то… В то время сырье

легально приобрести было нельзя. Поэтому химичили с

документами, путем как бы списания материалов получали

излишки для производства неучтённой продукции.

«Дополнительную продукцию» шили там же, причем работяг

использовали втемную.

- Ого!

- Работали они впятером. Четверо деньги в стеклянные банки

закатывали, а мой-то сдуру вкладывал в производство, себе

брал по минимуму. Все хотел выкупить дело, наладить фабрику

– верил, что когда-нибудь разрешат частное

предпринимательство… Расстрел заменили пятнадцатилетним

сроком – потому что вкладывался. Бате, правда, это мало

помогло: туберкулез, который он подхватил в зоне, его доконал.

Но не суть… Взгляд его затуманился.

- Суть в том, что не рубил он фишку, что базовый актив – это не

станки, а деньги. Тупо чемодан с баблом.

- А ты рубишь?

- Я – да.

- Тогда возьми от меня валюту и отвали на цивилизацию, -

сделал я встречное предложение. – От тебя потребуется одно –

разрядить ситуацию.

Сокурсник просчитывал ходы, как заправский шахматист.

- Мне нужно время, - наконец родил он. – Чтобы подумать.

- Два миллиона, - ковал я горячее железо. - В евро.

- Надо подумать!

Я где-то читал, что уровень развития общества определяется

тем уровнем, на котором в этой стране можно дать взятку. В

отсталых странах берут все: от дворника до министра. В

передовых - только на уровне верховной власти. Там это

называется лоббизмом.

Но нам до этого как до луны.

***

- Один чемодан. Второй получишь, как дело будет улажено.

Конечно, это ему не понравилось. Но торговаться не стал –

понял, что бесполезно. Он перепроверил деньги, каждую пачку

пролистнул по ребру. Удовлетворённо кивнул, бросил

чемоданчик на заднее сиденье джипа.

- До встречи! – сказал на прощание.

Уже в Манджет я аккуратно срезал пуговицу на своей куртке.

Издалека она ничем не отличалась от своих коричневых

собратьев, но при ближайшем и весьма пристальном

рассмотрении становилось заметным конусообразное утолщение

- именно там находилась крохотная видеокамера и чип –

производства моей лаборатории, разумеется. Эта пуговица и

должна была стать моим оружием.

Не верь, не бойся, не проси - золотой принцип древнего бога с

соколиной головой.

***

Дважды пересмотрел видео: Вадик в роли взяточника выглядел

так убедительно, что хоть сейчас в Голливуд. Это была бомба, за

которую я заплатил миллион евро. И теперь хотел её взорвать,

слив запись Вилкину. А заодно выслав администрации

президента, на самый верх.

Расчет мой заключался в том, чтобы контратакой снести всех

своих недругов. Моральные муки из разряда «а как же

сокурсник» меня не терзали: за моей спиной стояли три тысячи

горожан, а Вадик при любых раскладах олицетворял именно

врагов, не друзей. Поразмыслив над «международной дружбой»,

я пришел к неутешительному выводу: меня кинут в любом

случае. А коли так – лучше действовать в превентивном, так

сказать, смысле. Поднимется шум, и, возможно, «бизнесменам и

сенаторам» будет не до меня.

- Что это? – покрутил Вилкин флешку. – Куда ты меня хочешь

втянуть?

- Капитан, там запись, где один высокопоставленный чин

получает с меня деньги.

- И много?

- Много, Вилкин. Лимон евро.

В серпентарии невероятно высока конкурентность, готовность

сожрать ближнего своего. Ибо высокооплачиваемых мест мало,

а желающих сесть на них – полстраны. И дело даже не в

количестве денег, которое дает искомая должность, а именно во

власти как таковой.

- Иванов?

- Я!

- Теперь ты у меня в подчинении.

- И что?

- Снимай штаны и бегай кругами по министерству.

- Зачем?

- Не нравится – увольняйся. А вопросы «зачем», «почему» -

лишнее. Тактический смысл аппаратной борьбы требует, чтобы

ты сегодня бегал по министерству без штанов. Это приказ,

Иванов.

- Слушаюсь!

Думаете, шутка? Увы, суровая проза жизни. Реальность

жестче. С трудом представляю масштаб подобных интриг при

распределении, например, олимпийских триллионов. Но самый,

как говорят иудеи, цимес в том, что после однократного

финансового извержения застрявший между зубов пепел никто

искать не будет.

Попасть в аппаратную обойму – полдела. Гораздо важнее из

неё не выпасть. Для сохранения положения нужно встроиться в

вертикальные клановые связи и не забывать про вовремя

кидаемые понты. С клановостью проще всего: вышестоящий

начальник уже состоит в каком-то клане, соответственно,

нижестоящему остается только следовать течению. Второй

фактор ярче всего описывает пословица из девяностых: «Понты

дороже денег». В сущности, в показухе ничего плохого нет, если

на неё не тратятся вагоны денег и если из неё же не лепить

кумира. Но наши так не умеют. Чемпионаты по хоккею, футболу,

инновации, технопарки и прочие баблодромы – все сгодится для

понтов. Собственно, это и есть цель – создать медиаповод,

картинку. Реальное положение дел никого не интересует в

принципе, «сверху» все равно будут оценивать по картинке.

История не нова: по легенде, Потемкин со своими показушными

деревнями в восемнадцатом веке примерно то же самое

вытворял.

- Как же так вышло, Дима?

- Я занимал два этажа в муниципальном здании, - рассказывал

он. – Станки смонтированы, сделано капитально. И зашел как

то один мужчина. Я, говорит, вместо этой химчистки буду строить

торгово-развлекательный центр. Большой, с аквапарком.

Москвичам, мол, удобно сюда ездить. У меня, говорит, под это

дело инвестор немецкий имеется. Ты, говорит, сам покинешь

помещение или особое приглашение нужно? Как же я его покину,

говорю. Я сюда, можно сказать, врос. А он: ну тогда начнем тебя

душить.

Стандартная практика «крысоедов», за деньги еще и не то

сделают. Доброй половине чиновников давно сломали

нравственность нехитрыми приемами. Например, взятку назвали

другим словом, что сняло рефлекс на слово «взятка», и процесс

пошел. Взяток теперь не брали - «откатывали», «заносили» и

«пилили». Это уже были не воры, а уважаемые члены общества,

использующие «окно возможностей». И тогда человек смог

торговать своей честью: общество ему доверило общую кассу, а

он за взятку раздавал ее хищникам. В целом это называлось

«деловой подход к жизни».

- Держи, - протянул Дима ручку. – Подарок на память.

Я покрутил презент: ручка как ручка, ничего особенного.

- Там кнопка сбоку.

Я нажал кнопку, на стене рядом появилась жирная красная

точка, как целеуказатель снайперской винтовки.

- Ручка-указка! – представил подарок Коршун. – На мощном

лазерном диоде с коллиматором. От действующих аналогов

отличается габаритами и крайне малым весом. Плюс там

последняя модель литий-ионной батареи – годами может

работать без замены. Одно из последних изделий…

Я видел в глазах Коршуна пустоту, которая яснее ясного

говорила: его предел прочности иссяк. Теперь у него нет

бизнеса, нет мечты, ради которой стоило бы жить и бороться.

Всё равно что задремать на переднем сидении по дороге из

аэропорта вечерком. А потом вдруг проснуться и обнаружить

себя на месте водителя: руля нет, мчишься по встречной,

впереди фары и педаль в пол давить бесполезно.

У него всё отобрали, впереди только падение. Если не в

могилу, то в бездну безвременья.

Мужчина пригладил седые волосы, протянул визитную карточку.

Я мельком взглянул на гербастую карточку, повторил вопрос:

- Яков Петрович, чем могу быть полезен?

- Я – государственный федеральный инспектор, - с

удовольствием выговорил он название своей должности. - Моя

функция – наблюдать за вверенными территориями,

обеспечивать связность с вышестоящими органами власти. А

ваш… э-эээ… населенный пункт представляет для нас особый

интерес.

- Почему?

- Ваш проект неоднозначный, можно даже сказать –

единственный в своём роде. Именно поэтому.

- И вы, значит, хотите за нами наблюдать…

- Так точно, - подтвердил он. – С близкого расстояния.

- Вы военный?

- Тринадцать лет оттрубил! Военно-политическое училище,

затем университет. Занимался делами молодежи и социальной

защиты населения. Теперь откомандирован сюда для

постоянного проживания. Куда вы намерены нас разместить?

- Яков Петрович! – воззвал я к голосу разума. – Вы сами-то

рассудите: на кой мне шпион в собственном городе? Зачем вас

«размещать»?

Вспыхнула фотокамера, застрочил ноутбук.

- Зачем вы так? – вздохнул инспектор. – Я же к вам с миром…

Он даже продемонстрировал растопыренные ладони.

- Этот город – частная территория. И чем меньше государство

лезет не в свое дело – тем лучше.

- Вы не знаете правила игры?

- Знаю. Но это ваша игра, понимаете? И я не хочу в ней

участвовать, даже статистом.

- Я правильно понял: вы отказываете в размещении

ответственного чиновника?

- Не вижу оснований.

- Вот приказ! – он взмахнул какой-то бумагой.

- Ваш босс – не мой босс.

Опять вспыхнула фотокамера. Парень за ноутбуком строчил не

переставая. Яков Петрович размышлял минуты две. Оценивал

ситуацию и делал выводы, как я понимаю.

- Ладно, - сказал он. – Мы уедем. Но учтите: обо всем будет

без амбиций – это не проект, а мертвец. Невозможно создать

бизнес и декларировать: «Он будет вечно оставаться на таком-то

уровне». Ничего подобного, заданного уровня попросту не

бывает! Ты либо растёшь вширь (или вглубь), либо умираешь.

Иначе произойдет то же самое, что и с остановившейся акулой

(вы в курсе, что акулы движутся всю жизнь?): жабры прекратят

омываться кровью, хищник умрет. Наверное, не совсем

корректно сравнивать бизнес с акулой, но нечто схожее есть.

Успех – это всегда чье-то поражение. Я выиграл, а Коршун

проиграл. И безвестные тайваньские бедолаги, чьи заводы

смыло океанской волной, тоже проиграли. И нет никаких

гарантий, что завтра не проиграю я. А кто-то, между прочим,

выиграет.

Невозможно угадать свою истинную миссию на земле. Когда-то

я был убеждён, что стану великим рок-музыкантом. Потом

спортсменом – и обязательно чемпионом. Затем бизнесменом –

и непременно чтобы дотянуться до Стива Джобса. А этот город…

Который я поначалу позиционировал как вариант продвинутого

общежития для рабочих. На деле я создал нечто более важное.

Мой город словно показывал собственным примером: «Люди, так

надо жить!»

Я присмотрел пару фабричек – они как нельзя лучше

укладывались в технологическую идею моего паззла. Слетал,

посмотрел одну фабричку, потолковал с собственниками. Они

производили монокристаллические солнечные панели и как раз

сейчас отрабатывали турецкий заказ – турки планировали

построить солнечную электростанцию площадью почти десять

гектаров. Но в остальном дела у фабрикантов шли не очень:

внутренний спрос был минимальным, все надежды они

связывали исключительно с внешним рынком.

Я же держал в голове собственные кристаллы с изменённой

молекулярной структурой. И знал: за этим проектом будущее.

Поэтому приложил всё обаяние, чтобы убедить владельцев

продать фабрику. Мне не сказали «да» или «нет», но ясно дали

понять, что при адекватной цене охотно продадут – это меня

обнадёжило.

Съездил на второй объект. Там отливали пластмассовые

корпуса бытовой электроники. Парк из двадцати

современнейших термопластавтоматов, участки покраски,

Каким свидетелем? Чему свидетель? Что за идиотизм?

Иногда на таких уговорах присутствовал Мент, раздражая

щербатой улыбкой.

В другой расклад я не верил, в обещания тоже. И поэтому

молчал, ссылаясь на адвокатов и пятьдесят первую статью

Конституции.

И правильно делал.

***

В СИЗО я провел долгих семь месяцев. Не буду описывать

камерный быт – кинематограф это сделал за меня, многократно

и довольно развернуто. В изоляторе я был скорее статистом,

нежели активным участником следственных действий: за меня

бились лучшие юристы страны, оперативно подъедая моё

благосостояние.

Из города приходили ужасные вести. Нам действительно

перекрыли кислород: попросту вырубили газ. Юридическое

основание подвели лихо: земля, дескать, выдавалась под

сельскохозяйственное назначение, а поскольку я пренебрег

доверием арендодателя, то и договор оказался ничтожен.

Юристы обжаловали этот ход. Но время для маневра было

упущено, увы.

Отсутствие электричества моментально обескровило город.

Завод не работал, цветущий оазис превратился в резервацию.

Жители разъехались. У меня имелся личный финансовый фонд,

который позволял оплачивать услуги юристов и не задавать

лишних вопросов о заводе. Со временем адвокаты сами

научились искусно обходить больную тему – понимали, куда не

стоит сыпать солью.

Что касается властей, они и пальцем не пошевелили, чтобы

удержать ситуацию. На пресс-конференции журналисты (не из

губернаторского пула) прямо спросили губернатора, нафига он

убивает город – «проект ведь работоспособный»? Я ожидал, что

тот в очередной раз увернется, но нет – губер решил

объясниться. И тем самым выдал метафизическую картину

собственного мира. Губернаторская бизнес-модель