Леониду Генриховичу Зорину, взявшему с меня слово об этом

написать.

Дело было так.

Однажды, на исходе лета 1994-го, мне позвонил Григорий Горин

и сказал: "Витя! Вам, конечно, нужны деньги".

Горин, надо сказать, вообще очень мудрый человек, что видно

хотя бы из вышесказанного. На сердце у меня растаяла медовая

лепешечка. Я понял, что этот замечательный драматург

заработал где-то денег и хочет их мне предложить.

- Нужны, - ответил я, хотя никто меня не спрашивал.

- Тут мне позвонили, есть одна идея... - сказал автор того самого

Мюнхаузена.

Через час я был у него, а еще через минуту услышал слово

"куклы".

Их уже было сделано пять: парочка политиков, банкир,

президентский пресс-секретарь и телеведущий. Почему слепили

именно их, а не кого-нибудь еще, Горин не знал; не знал он, и

что с ними делать. Не знал этого, впрочем, никто - и меньше

всего те, кто заказал во Франции опытную партию резиновых

монстров, действуя, очевидно, по наполеоновскому принципу

"ввязаться в бой, а там посмотрим".

Мы с Гориным выпили по три чашки чая и съели по порции

мороженого, но прояснению мыслей это не помогло. С

имевшимся раскладом кукол делать было совершенно нечего,

они не сплетались ни в какую драматургию...

"Нужна концепция, - напутствовал меня у дверей классик. - У вас

молодые мозги, думайте!"

Мы встретились через несколько дней.

"Ну? - строго спросил меня Григорий Израилевич. - Придумали

Он с полчаса глядел, как я размахиваю руками, изображая в

лицах собственную концепцию, после чего сообщил, что ничего

этого не будет, потому что не будет никогда. Нету денег. Каждая

кукла стоит чертову уйму долларов США, продюсер, хотя и

откликается на имя Василий Григорьев - практически француз,

декораций никаких, и вообще...

В завершение встречи Пичул взял почитать мою книжку - на чем

все и закончилось; по крайней мере, я думал, что закончилось.

Никто не звонил, и, признаться, я воспринял это как должное:

количество издохших в зародыше телепрограмм вообще

значительно превышает количество выживших.

Но, видимо, "Куклы" появились под счастливой звездой.

Дело завертелось.

Не буду утомлять читателя подробным описанием первых

внутриутробных мук. Были привезены - и тут же украдены с

"Мосфильма" - куклы, приходили и уходили авторы; по

телестудии "Дикси", взявшейся снимать программу, целыми

днями бродили неприкаянные сатирики, артисты-пародисты,

журналисты, художники и кукловоды...

В целях промывки наших аполитичных мозгов непосредственно

из Кремля был выписан консультант-политэконом; в минуту

умственного затмения по его образу и подобию была сделана

кукла с усами-пиками и бородой-лопатой.

Когда консультант перестал сотрудничать с программой, кукле

была проведена операция по изменению пола, и она стала

женщиной. Эта чудовищная трансвеститка играла в первых

выпусках программы, наводя ужас на аудиторию.

От моей концепции к тому времени не осталось ровным счетом

ничего; к образу будущих "Кукол" мы шли ощупью. Дата эфира

маячила все ближе, а стиля у будущей программы не

существовало. Одна злоба дня, на которой долго не протянешь.

Но, как говорится, не было бы счастья...

"Дон Жуана". Сумасшедший дом, если вдуматься. Впрочем, мне

давно нравилось играть в стилизацию - лет за двадцать до

"Кукол" я занимался этим с большим удовольствием, но, так

сказать, для внутреннего пользования, на театральных

капустниках... А тут - пригодилось.

Спасибо Пичулу. Ему хватило "чистого" классического текста, а

уж при переделке открывались просторы совершенно

немереные.

Так вот, о "Гамлете". Не знаю, как принимали в "Глобусе"

драматурга В. Шекспира, принесшего рукопись одноименной

трагедии (не застал) - но, возможно, его принимали хуже. Я был

с почетом отведен в "курилку" и посажен пред ясные очи

художественного руководителя программы...

Художественным руководителем программы (и вообще

начальником всей этой авантюры) был тот самый "француз"

Василий Григорьев, о котором мне рассказывал когда-то Пичул.

Многолетнее проживание в городе Париже придало

григорьевскому языку мягкий, едва заметный акцент, а мыслям -

свободу, плавно перетекающую в полную, как принято говорить

нынче, отвязанность. Не исключено, впрочем, что

последовательность была иной - может быть, именно возникшая

среди родных осин отвязанность и привела Васю на постоянное

место жительства в город Париж...

(Вы уже поняли, что в процессе создания программы меня

окружали Васи. Для пресечения недоразумений продюсер

отныне будет зваться, на французский манер, Базиль, а уж

Пичул пускай остается, как есть...)

Продюсер, художественный руководитель и, как впоследствии

выяснилось из титров, автор концепции, Базиль задал мне

вопрос, которого не забуду по гроб жизни.

- Ты каждый раз можешь так смешно писать, - спросил Базиль, -

или это получилось случайно?

- Случайно, - ответил я - и тут же был зафрахтован до конца

Сплю я вместе с моей чистой совестью минут пять, потому что

через пять минут звонит телефон.

- Это Левин, - говорит трубка жизнерадостным голосом. - Какие

идеи?

Левин - это директор студии "Дикси" и сменщик Пичула. Если бы

и он был Васей, я бы застрелился - но он, слава Богу, Саша.

В первые два года существования программы режим у нас был

простой: Левин и Пичул делают программы по очереди, а потом

каждый отмокает от производственного ада неделю, пока

парится напарник. Отдохнув же, они первым делом звонят мне и

интересуются, что я думаю насчет следующего сценария.

Думаю я в это время об убийстве каждого, кто произнесет при

мне слово "куклы", о чем я и сообщаю.

- Ну хорошо, - говорит Левин, - я ж не зверь, отдыхай, позвоню

через час...

И жизнерадостно смеется.

Откуда подпитывается энергией этот плотный человек, я не

знаю, но выделяет он ее круглосуточно. Если, придя в студию

"Дикси", вы не застали Левина колотящим по клавиатуре

компьютера, значит, он где-то снимает, или монтирует снятое,

или только что уехал, или вот-вот будет. Ближе к ночи легче

всего накрыть Левина в хорошей компании (со мной) в каком

нибудь проверенном ресторане: Саша - гурман, и чем попало

тревожить организм не будет.

(Кстати, Лев Толстой угадал с фамилией для своего

положительного героя: наш Левин - вегетарианец. "Убоины" он

не ест; официант скорее умрет сам - или будет убит Левиным, -

чем директор "Дикси" притронется к салату с кусочком яйца).

На меня его вегетарианство не распространяется. В процессе

совместной работы я был убит и съеден неоднократно. Перед

Потом Левин везет меня ужинать.

Не знаю, что чувствовал Гоголь. Я чувствую себя цирковой

обезьяной, честно заработавшей свой банан.

За три года существования программы она обросла некоторым

количеством легенд, причем самые поразительные из них -

чистая правда.

Например, история о том, как после очередного выпуска

"Кукол" (снятого по мотивам "Белого солнца пустыни") мне

позвонил один парламентский корреспондент и, радостно

хихикая, сообщил, что только что в Совете Федерации из-за

меня произошел небольшой скандал, а именно: президент одной

северокавказской республики публично объявил об оскорблении,

нанесенном нашей программой его народу.

Как выяснилось, оскорбление состояло в том, что республика

была изображена в виде женщины-мусульманки.

Я был ошарашен; разумеется, я ожидал негативную реакцию на

программу, но совершенно с других директорий. Мне в голову не

приходило, что мусульманка - это оскорбление. И потом, речь

шла о стилизации на темы "Белого солнца..."

Я спросил, нельзя ли объяснить господину президенту

республики содержание слова "метафора". Мой собеседник

помолчал несколько секунд и ответил:

- Не советую.

Кстати. Как говорят в Одессе, вы будете смеяться, но цензуры у

нас не было. Ну, почти не было. Писал я что в голову взбредет,

сюжет обсуждал только с режиссером будущей программы и,

время от времени, с Базилем Григорьевым. (Иногда на Базиля

накатывали волны болезненного интереса к своему любимому

детищу - тогда он мог позвонить из Парижа и битый час

выяснять мельчайшие подробности сюжета очередного выпуска,

после чего снова уехать на остров Мартиник и пропасть на

любую предложенную сверху рифму. Минут десять там, наверху,

по всей видимости, рифмовали, а потом позвонили и сухо

разрешили: "Оставляйте "краснобая".

Что и было исполнено. И никто не умер.

В общем, серьезных проблем у нас с НТВ не возникало - и,

забегая вперед, скажу, что почти за три года совместной работы

(сто с лишним сценариев!) лишь один полежал пару месяцев на

полке - да два других не были реализованы совсем.

Все три случая, впрочем, стоят того, чтобы о них рассказать.

На полку лег "Дон Кихот". В этой программе дебютировала кукла,

сильно похожая лицом на Александра Васильевича Коржакова.

Телохранитель, да еще по имени Санчо, да еще, если помните,

бравшийся управлять островом - мимо такого количества

совпадений пройти было невозможно.

Не знаю, на что отвлеклось руководство, когда читало сценарий,

но спохватилось, когда программа уже была готова к эфиру.

Любопытно, что регулярное появление в резиновом виде

Президента России к тому времени уже перестало вызывать у

руководства особые опасения - нас только иногда просили

соразмерять удар... - но при мысли о появлении на экране

президентского телохранителя всех охватила крупная дрожь.

Потребовалось два месяца для того, чтобы ее унять и выпустить

программу в эфир, причем этот подвиг руководство НТВ

приурочило к визиту в Москву президента США Клинтона -

решив, по всей видимости, погибнуть на глазах мировой

общественности.

Будущим историкам демократической России это соотношение

страхов должно быть небезынтересно.

...Обращение к пушкинскому "Пиру во время чумы" произошло в

ночь на третье марта 1995 года. За день до этого был убит Влад

Листьев, и пускать в субботний эфир уже готовый веселый

выпуск было совершенно невозможно: так сошлось, что именно

И чуть ли не само, на нашу общую голову, предложило "Винни

Пуха". Через неделю я "Винни-Пуха" принес. Руководство

обрадовалось мне, как родному, угостило чаем с печеньем - и

минут пятнадцать мы беседовали на общегуманитарные темы.

Руководство легко цитировало Розанова, Достоевского и Ницше,

время от времени переходя на английский. Мы только что в

гольф не играли в кабинете... Я разомлел от интеллигентного

общества.

Наконец руководство взяло сценарий и начало его читать.

Прочитав же первую строчку, вдруг тоскливо и протяжно

прокричало несколько раз одно и то же, довольно

демократическое отечественное слово. Я забеспокоился и

спросил, в чем дело. Оказалось, дело как раз в первой строчке -

известной всей стране строчке из одноименного мультфильма:

"В голове моей опилки - не беда!"

И конечно, в "Куклах" ее должен был спеть Самый-Самый

Главный Персонаж - но скажите: разве можно было, фантазируя

на темы "Винни-Пуха", обойтись без опилок в голове?

Я доел печенье и ретировался, проклиная Алана Милна, Бориса

Заходера и всех, всех, всех....

Конечно, теперь оба непошедших сценария можно опубликовать,

но, как говаривал один персонаж у О.Генри, "песок - неважная

замена овсу"...

Впрочем, случалось, что в невоплощении написанного были

виноваты и первые лица страны. Так и не увидела экрана

песенка про маркизу, у которой все хорошо, все хорошо...

Написана песенка была зимой 96-го, когда рейтинг Ельцина

ушел глубоко за ноль - и казалось, никогда не вернется обратно.

Но места ей в текущих программах не нашлось, а пока мы

думали, что с этим шансоном делать, Борис Николаевич вышел

из ступора - и произведение стало совершенно неактуальным.

Пропал сценарий - но, как говорится, других бы бед не было!

Причем, что интересно, среагировала власть не на саму

программу, а на появившуюся через несколько дней после нее

рецензию в "Советской России", где наши шутки со смаком

пересказывал заместитель главного редактора этого органа,

некто Евгений Попов.

(К слову сказать, этой милой забавой - пересказом чужих шуток -

этот Попов пробавлялся целый год. Понять "совраскиного" зама

можно: классовой ненависти у "патриотов" навалом, а вот шуток

своих Бог не дал... Целый год шутили мои).

Так вот, тринадцатого июня было возбуждено уголовное дело, а

четырнадцатого я узнал, что такое проснуться знаменитым.

Встречи со мной вдруг возжелали все - от воркутинской

многотиражки до Новозеландского телевидения. Вскоре я

научился произносить фразу из кино про ненашу жизнь: "У меня

есть для вас двадцать минут" - но разговаривал все равно до тех

пор, пока не кончалась слюна. Я давал по пять-шесть интервью

в день. Месяца полтора в буквальном смысле не отходил от

телефона.

Даже странно, что в эти недели мы умудрялись еще и выпускать

программу.

Признаться, происходящее мне нравилось. Человек я скромный,

и долгое время считал успехом, когда меня узнавала

собственная теща, а тут... После интервью для Би-Би-Си я начал

с уважением разглядывать отражение в зеркале. После череды

презентаций купил жилетку. Когда моим мнением относительно

перестановок в правительстве начали интересоваться

политологи, завел специальный батистовый платочек под цвет

галстука и начал подумывать о политической карьере...

Когда позвонили из газеты "Балтимор сан" и спросили, что я

думаю о деле Симпсона, зарезавшего свою жену, я

почувствовал, что выхожу на мировую арену.

Вылечила меня распространенным в России путем шоковой

терапии корреспондентка родной молодежки. Позвонив, она

в неприкосновенности стиль и орфографию корреспондента,

замечу, что бывают не просто письма, а письма-диагнозы.

Причем главное заблуждение пишущего состоит в том, что

диагноз ставит он...

"Господа - создатели программы "Куклы"!

Вы, безусловно, и сами знаете, что далеки от совершенства. Все

согласны, что у вас первокласные куклы и озвучивание... Что же

касается текста и сценария, они - ужасны!

Я видела подобную программу в Англии, там она сделана умно,

со вкусом, просто элегантно. Ваши же сначала были просто

глупы, потом стали отвратительно злы.

Будучи связаны с заграницей, вы не можете не знать о

существовании в журналистике закона о дефамации -

опубликование материала, вызывающего ненависть,

враждебные чувства, презрение к человеку и мешающего

выполнению им своих обязанностей карается, является

наказуемым. Порядочные журналисты уважают этот закон, даже

зная, что в суд на них не обратятся. Ведь демократия, уничтожая

принуждение сверху, предполагает, что человек настолько

развит, что контролирует свои действия...

Демократия же неразвитыми людьми понимается как анархия -

со всеми негативными последствиями.

В России в рекордные сроки происходит переворот, который в

других странах занял столетие, Естественно, мало кто готов к

новому, и знает, что как делать. Проблема кадров - одна из

основных. Президент наш демократичнее многих западных

демократов и терпит и прощает то, что они бы не простили. В

его характере благожелательность, доверчивость и преданность

друзьям - главные черты. Но он ищет, как сделать лучше.

Кадровые смещения вынуждены и трудны для него... Поэтому

представлять его убийцей, ищущим, кого бы убить еще, гадки и

не умны. Также изображение его беспросыпным пьяницей.

похоже, что привыкли руководить.

Не буду вступать с Вами в спор о человеческих и

профессиональных качествах Президента - каждый выбирает

объект любви по своему вкусу. Отмечу лишь, что резкость нашей

критики в его адрес никогда и близко не подходила к резкости

столь полюбившегося Вам английского аналога. И если бы мы

показали Вам, госпожа Киселева, резинового Б.Н.Ельцина,

сидящего без штанов на унитазе, как сидел на нем резиновый

Дж. Мейджор, вы бы вряд ли посчитали это сделанным "умно, со

вкусом, просто элегантно". Не правда ли?

Далее. Ни в одной из программ "Куклы" (а их вышло более

тридцати) Президент не был изображен "беспросыпным

пьяницей". Наверное, Вам почудилось. Или вы действительно

видели нечто подобное, но не в "Куклах"...

Далее. Рад сообщить вам, что, рассуждая об интеллигентности и

призывая к терпимости в отношении гражданина Ельцина Б.Н.

(Президента России), вы употребляете в отношении граждан

Шендеровича В.А, Пичула В.В. и Левина А.В. (создателей

программы "Куклы") следующие выражения: "ужасны", "глупы",

"отвратительно злы", "неразвиты", "гадки и не умны". Такова цена

Вашей терпимости и Вашей интеллигентности.

И последнее. Вам не нравится программа "Куклы", и Вы

считаете, что судебный иск к ней - справедлив. Это ваше право.

Но, не указав на конверте своего имени-отчества, вы не

поленились объявить, что пишете "от большинства зрителей".

Очень характерная приписка для господ вроде Вас (те, что

хвалят программу - а в таких откликах, уверяю Вас, недостатка

нет - хвалят только от своего имени; те, что ругают - ругают

непременно от имени "большинства": что поделать, партийная

привычка, как, впрочем, и желание первым делом засадить

оппонента за решетку).

Но прежде чем говорить от имени человечества,

добросовестный человек обязан поинтересоваться статистикой.

Я - поинтересовался, и вот что узнал: по данным ВЦИОМ,

совершеннолетнего и довольно вменяемого) - и, по совести

говоря, первым делом молодому человеку из Генпрокуратуры

надо было бы допросить г-на Ельцина на предмет уточнения: а

был ли г-н Ельцин оскорблен нашей программой?

За следователя это сделал некий тележурналист, и я своими

ушами слышал, как Президент ответил: "Я этой программы не

видал". После чего, впрочем, посмотрел на журналиста в

точности по Ильфу - как русский царь на еврея, что, впрочем,

имело под собой некоторые основания с обеих сторон.

Во-вторых (возвращаясь к статье 131, ч.2) - если я говорю, что

никого оскорбить не хотел, то доказать умышленность

оскорбления можно только путем чтения мыслей, что перестало

считаться доказательством со времен разгона святой

инквизиции.

Что же касается "неприличности формы", то способы

определения оной УК РФ вообще оставляет без комментариев -

и тут начинается праздник духа. В джемпере на королевском

приеме - прилично? А во фраке в бане? Но это теория. А

следователь прямо спросил меня, отдаю ли я себе отчет в том,

что Президент России, одетый в обноски и с треухом на голове -

это оскорбительно и неприлично. Я, разумеется, согласился -

Президент России в обносках, какой ужас!..

Таким образом, по первому вопросу был достигнут

стремительный консенсус, но он же оказался и последним, ибо

следователь почему-то полагал, что в нашей программе таким

кошмарным образом был одет именно Президент России, а мне

всегда казалось, что мы имеем дело с пятью килограммами

крашеной резины и кубометром поролона.

Недоразумение заходило так далеко, что следователь, упоминая

в протоколе допроса персонажей программы, регулярно забывал

ставить кавычки вокруг имен собственных и просто писал:

Ельцин, Черномырдин... Кавычки, перед тем, как протокол

подписать, аккуратно ставил я.

Насчет цивилизованной страны - это я, конечно, хватил лишнего,

но, в общем, уголовное дело против программы "Куклы" по части

"оскорбления величества" издыхало на глазах.

И тогда какой-то умник в прокуратуре придумал покопаться

насчет финансовых нарушений.

Как говорится: так бы сразу и сказали! За финансовые

нарушения у нас можно пересажать вообще всех. Обрадованный

прорезавшейся принципиальностью, я тут же предложил

следователю не мелочиться с четвертым каналом, а сразу

закрыть первый, на котором со мною расплачивались

"наличманом" году еще эдак в девяностом.

Я выказал недюжинное гражданское мужество в готовности, во

имя торжества закона, заложить всех, начиная с себя самого, но

на мой гражданский порыв следователь отреагировал

подозрительно уныло. Его интересовала только деятельность

телекомпании "Дикси", производившей программу "Куклы" - зато

интересовала настолько сильно, что допросы в течение года

дошли аж до наших шоферов и уборщиц.

Следствию не удалось допросить только художественного

руководителя программы Базиля Григорьева. С первыми лучами

взошедшего над нами уголовного дела он улетел "в Париж по

делу срочно" - и художественно руководил нами оттуда.

Тут следует заметить, что следователь наш, несмотря на

молодость, был следователем по особо важным делам, - и на

борьбу с резиновыми изделиями был переброшен с дела об

убийстве Листьева. Квалификации он был нешуточной, и

сомневаться в том, что повод для закрытия телекомпании

подчиненными и.о. Генпрокурора России рано или поздно будет

найден, не приходилось...

Но тут взяли на цугундер самого и.о.

Такое мольеровское развитие сюжета показалось мне несколько

нарочитым, хотя принадлежность г-на Ильюшенко к

Простой и чудесный смысл послания разъяснился в последнем

предложении. Обстоятельно описав все преимущества сельской

жизни под Пензой, закончила женщина так: "Милый Виктор! Если

что, приезжайте ко мне, здесь вас никто не найдет!"

Свою помощь после возбуждения уголовного дела предлагали

нам лучшие адвокаты страны; я слышал слова симпатии и

поддержки от частных лиц и организаций... Дипломаты

нескольких стран передавали о своей готовности предоставить

мне, если потребуется, статус политического беженца...

Но, ей-богу, письмо из-под Пензы, от незнакомой женщины, с

предложением крова и пищи и тайного убежища от властей - это

то, ради чего стоит жить в России...

Снова наступили трудовые будни. Собственно, они и не

кончались - параллельно с визитами в Следственное управление

мы продолжали выпускать по программе в неделю - но, конечно,

уголовное преследование добавляло нам в кровь адреналина, и

в каком-то смысле работать было даже легче. Эффект, впрочем,

давно исследованный...

Теперь, публично оправданные властью, мы остались наедине с

творческими проблемами, и это оказалось серьезным

испытанием; зрительский шок, обеспечивший нашу популярность

в первые месяцы, прошел - теперь надо было удерживать

симпатии собственно качеством программ.

К тому же братья-журналисты, дружно встававшие на защиту

программы от Генпрокуратуры в первые месяцы преследования,

потом, когда фарсовость этого преследования проявилась

вполне, принялись нас покусывать, причем иногда довольно

ощутимо. Психологически это понятно - вначале, по вполне

благородным причинам, нас перехвалили, и теперь (может быть,

и подсознательно) возвращали разницу.

Я не кокетничаю, когда говорю, что мне самому далеко не все в

наших программах нравится - кое-что в них меня откровенно

раздражает. Но на еженедельном конвейере штучная вещь не

пошлости числятся "тривиальность, избитость, надокучливость".

См. также у Пастернака: "Ломиться в двери пошлых аксиом...")

И вообще, путаница в понятиях кажется мне причиной многих,

иногда довольно крупных недоразумений в современной России.

Свободу здесь до сих пор понимают как пугачевщину, жулики

величают себя либералами, националисты числятся

коммунистами, а администрация претендует на роль носителя

идеалов. Впрочем, это уже другая тема...

В борьбе за существование "Куклы" победили. Глуповатый

"наезд" прокуратуры вылился в огромную и бесплатную

рекламную кампанию. Марк Рудинштейн, по привычке ворочать в

своей большой голове цифрами, как-то прикинул и сообщил мне

приблизительную цену подобной акции по раскрутке

телепрограммы. Вышло - около восьмисот тысяч долларов.

А нам все это паблисити организовал Алексей Ильюшенко -

бесплатно, от чистого сердца. Чудны дела твои, Господи!

"Куклы" стали частью общественной жизни - и фактором жизни

политической. Журналисты быстро растолковали власть

имущим, что шарж для политика - не оскорбление, а признак

популярности. Уголовное дело еще не было закрыто, а

попадание в программу уже стало престижным.

Нам стали звонить и предлагать деньги на изготовление кукол -

гораздо большие, к слову, деньги, чем требовалось собственно

для изготовления - оговаривая при этом полную нашу свободу по

части шуток. Помнится, единственным требованием одного

думского оплота нравственности было - чтобы его лысый

резиновый двойник появлялся в "Куклах" не реже двух раз в

месяц.

Согласитесь: человек, готовый заплатить за предстоящую

пощечину - это даже не из Салтыкова-Щедрина; это -

Достоевский, если вообще не Захер-Мазох!

Упоминались суммы в десятки тысяч долларов, и неоднократно,

и мы даже привыкли... Это - присказка. А вот сказка, хотя - какая

Я стряхнул тараканов и вежливо перевел стрелку, дав баритону

телефон продюсера. Предупредив, что, по моему мнению и к

огромному моему сожалению, размеры которого я могу даже

назвать в долларах, появление Сидора Матрасыча в "Куклах"

очень маловероятно...

Я повесил трубку и вернулся к раковине с посудой.

А мог бы швыряться сейчас той посудой в венецианские

зеркала, потому что фамилия некогда безвестного Сидора

Матрасыча была - Брынцалов! И лицо у него было, и голос, и

повадки, и какие повадки! Пахан-фармацевт был рожден для

нашей программы, но это выяснилось только через месяц после

звонка. Поезд ушел.

Человек я жадноватый, и воспоминание об ушедшем миллионе

еще долго дразнило меня. Утешался только одним: мыслями о

грядущих выборах двухтысячного года...

Телефон я не отключаю.

Да, многие из тех, кого в программе не было, мечтали в нее

попасть, однако некоторые из попавших "затаили в душе

некоторое хамство". Незадолго до того, как я почти что стал

миллионером с фармацевтическим уклоном, случилось мне быть

на одной тусовке...

(Исторический экскурс. Само понятие "тусовка" возникло в моем

поколении и быстро прижилось в разных группах советского

народа. Но тогда тусовки не пересекались. Была партийная

тусовка, была тусовка художественная; отдельно тусовался

андеграунд... Перестройка и последовавшие за ней каникулы

логики перелопатили этот слоеный пирог. На званом вечере в

начале девяностых можно было встретить одновременно

правозащитника, генерала КГБ, поэта-концептуалиста, кутюрье с

мальчиками и панка с серьгой).

Так вот, на одной тусовке зимой 95-го я буквально уткнулся в

вице-премьера Сосковца. Я немедленно слинял в сторону - но

личности, объяснял падение президентской популярности

Чечней, воровством и бездарностью, - но умудренный в высокой

политике г-н Коржаков мягко разъяснил мне: Чечня и все

остальное тут ни при чем, вся беда в канале НТВ, в журналистах

и, лично, Елене Масюк.

Если бы не они, все у Президента было бы хорошо.

Так мы гуляли под ручку битый час. Все это время мою жену,

одиноко сидевшую за ресторанным столиком, странным образом

пытались успокаивать окружающие: мол, не беспокойтесь, все

будет хорошо...

Как будто увел меня на разговор не генерал безопасности, а урка

какая-нибудь.

Наконец мой визави налил два стакана водки, и мы выпили за

здоровье Президента России Ельцина Б.Н., после чего генерал

дал мне свою визитную карточку. Я выразил сожаление, что не

могу ответить тем же (своей визитки у меня с собой не было), но

Коржаков успокоил, объяснив, что в этом нет необходимости:

надо будет - найдем. Признаться, успокоил он меня этим не

сильно, но времени расстраиваться у меня не было: разговор

стремительно выходил на коду. Александр Васильевич не стал

тянуть кота за хвост и тут же предложил мне всякий раз, когда я

соберусь пошутить что-либо о Президенте России Ельцине Б.Н.,

звонить и консультироваться по прямому телефону, указанному в

визитке.

Я живо представил себе проплывающий по телеэкрану титр:

"Главный консультант программы - генерал-лейтенант Коржаков

А.В." - и выпитая водка пошла у меня ноздрями.

Когда галлюцинации кончились, я по мере сил тактично

объяснил генералу, что писать сценарии "Кукол", одновременно

звоня в Кремль за консультациями, невозможно. Объясняя это, я

бережно держал на весу генеральскую карточку, которую, по

счастью, не успел убрать.

Первые на моей памяти политические похороны Б.Н.Ельцина

состоялись в восемьдесят седьмом году - гулявших на этих

"похоронах" он впоследствии сожрал не поперхнувшись. И уж

сколько раз с тех пор аналитики объявляли начало

послеельцинской эпохи, но скоро двухтысячный год, и не

исключено, что аккурат к этому времени выяснится: демократия

в опасности, а достойной смены нет...

Впрочем, я опять отвлекся.

С появлением у руля предвыборной кампании президента

телекомпании НТВ Игоря Малашенко положение "Кукол" стало

довольно двусмысленным. Вышло так, что мы находимся как бы

в прямом подчинении у собственного персонажа. Кажется, это

понимал и Игорь Евгеньевич. По крайней мере, за все время его

командировки во власть ни одного руководящего указания в

адрес программы произведено не было.

Впрочем, мы все понимали сами.

Понимали, что начиная с весны 96-го каждое очко, отнятое у

Ельцина, по закону российской механики переходит к Зюганову, а

своими руками приводить к власти Геннадия Андреевича со

товарищи в наши планы не входило. Цену их социал

демократическому маскараду мы знали хорошо, благо живем не

в Давосе.

Несколько слов о коммунистах - точнее, о тех, кто фигурирует

под этим именем в России (а это большая разница).

К людям, исповедующим коммунистические идеалы, я отношусь

с уважением и симпатией, замешанной на ностальгии.

Коммунистом был мой дед, добровольцем пошедший на фронт и

погибший под Ленинградом в ноябре сорок первого;

коммунисткой была бабушка, нищенствовавшая с тремя детьми

после ареста мужа.

Они верили, что мир можно в короткий срок изменить к лучшему,

они были чувствительны к несправедливости. Они в жизни не

Впрочем, продажность оказалась наименьшим из моих

недостатков. И осквернением святынь, как выяснилось, я

занимался в свободное от основной работы время. А главное

задание было у меня от международных сионистских

организаций. Глаза на это открыл мне журнал "Молодая

гвардия", из которого я узнал, что "шендеровичи правят

Россией". Правят, разумеется, тайно.

Я обрадовался: теперь я знал, где и с кого смогу слупить за

Россию настоящие деньги. Ибо править ею тайно - это еще куда

ни шло, но - на общественных началах?.. На радостях я занялся

разжиганием межнациональной розни.

За этим занятием меня застукала газета "Завтра", опубликовав

фотографию из "Кукол". Это был наш персонаж, Свинья, с

огромным крестом на груди - с подписью для тупых: "Куклы"

Шендеровича разжигают межнациональную рознь".

...История появления в "Куклах" животных - забавная история.

Делались они вообще для другой программы - некоего "Скотного

двора" вроде оруэлловского... Но программа не вышла, а куклы

остались. Две из них - Козел и Свинья - пригодились в качестве,

скажем так, собирательных образов.

В нашей программе много политиков - должны же были

появиться среди них представители электората!

Некоторых телезрителей появление Козла и Свиньи обидело.

Нас спрашивали: уж не русский ли народ мы имеем в виду? Мы

честно отвечали: не весь. Но многие узнавали себя и все-таки

обижались. Это их право. А наше дело - точный социальный

портрет, и тут все было предельно ясно: Козел у нас, по

преимуществу, люмпен, а Свинья - "новый русский" (в

бандитском варианте этого понятия).

Так вот, относительно разжигания межнациональной розни,

г.Проханов! Золотой крест на "новом русском" имеет такое же

отношение к православию, как перстень и шестисотый

"Мерседес" - то есть: не имеет никакого отношения. Это предмет

украшательства, и только.

При этом терминология у Дроздова абсолютно килерская.

- Мне, - говорит, - вчера Лукашенко заказали.

- Ну и что? - спрашиваю.

- Заказали - сделаю.

- Когда?

- С первого раза, - говорит, - может не получиться, но ты не

беспокойся - через неделю будет готов...

Да я и не беспокоюсь. Моя-то совесть чиста. Я пишу очередной,

совершенно невинный сценарий, и он попадает на озвучание.

Там в дело вступают четыре лицедея, по всей видимости, давно

продавшиеся международному сионизму: Борис Шувалов,

Александр Груздев, Василий Стоноженко и Сергей Безруков.

Этот последний (давно пора выдать его со всеми потрохами)

озвучивает две трети наших персонажей. Резиновые Ельцин,

Жириновский, Горбачев, Рыбкин, Явлинский, Зюганов, Клинтон...

- это все он, он!

Притворяется русским и блондином, для отвода глаз играет

Есенина, но при этом - натуральная сатана! Когда, стоя рядом со

мной, он без предупреждения заговорил однажды голосом

Владимира Вольфовича, я отшатнулся: у Безрукова изменились

глаза. Голубые и веселые в жизни, они вдруг стали тяжелыми,

оловянными, и в них маячила та самая "неизреченная

бесстыжесть", о которой за век до явления Жириновского России

писал Салтыков-Щедрин. Клянусь, стоять рядом в этот момент

было страшновато.

Не говоря уже о том, что на озвучании они все время

импровизируют, а я отвечай за них перед патриотическими

силами! Давно бы убил, наверное, за такие подставы, если бы

восторженные почитатели программы все время не благодарили

меня за шутки, которых я не писал. Приходится терпеть.

мне моя Муза в подоле чего-нибудь происходящего на льдине

или в Каракумах? Узнав, что в этот раз все будет сниматься в

сухом и теплом месте, Зотов долго благодарит меня от имени

трудящихся.

Когда-нибудь они просто меня прирежут в подворотне на радость

трудовому коллективу газеты "Завтра".

Одна надежда: может быть, у кукольников просто не останется

на это сил. По крайней мере, я с моими коллегами третий год

стараюсь не давать им времени для вдоха. Мы гоняем их -

каждую неделю, по трое на куклу, по восемь дублей, пока

артикуляция не совпадет с фонограммой, жест - с поворотом

головы, взгляд - с жестом...

И при этом, повторяю, желательно, чтобы из-за куклы не

мелькнуло чье-нибудь плечо или голова.

Пичул рассказывает, что за три года настолько настропалился,

глядя в монитор, "ловить" эти моменты, что уже не в силах

перестроиться - и когда видит на экране живых политиков, все

время пытается рассмотреть: кто же там стоит за их спинами?

Тяжелое в моральном отношении "кукольное" время кончилось в

ночь на четвертое июля 96-го года. Власть, за год до этого

устроившая рекламную кампанию "Куклам", шикарно

отрекламировала просторные коробки фирмы "Xerox" - и пошла

на второй срок.

Вместо самого опасного произошло самое противное, и

демократия победила. Та самая демократия, про которую

Бернард Шоу сказал, что это лучшая гарантия того, что вами не

будут управлять лучше, чем вы того заслуживаете.

Теперь мы снова могли шутить, не опасаясь ничего, кроме

неприятностей для самих себя.

...Как-то раз, зимой, Черномырдин захотел поохотиться на

медведей. Охота была немедленно организована в заповеднике

на Ярославщине; премьер-реформатор прилетел к берлоге

Бедный главный таможенник так и не понял, чем же провинился

перед руководством. Будем надеяться, что, заглаживая

инцидент, он не стал дарить Виктору Степановичу конфеты

"Мишка".

Закончу, однако, также на самокритике: ведь готовясь писать ту

программу, я выписал в столбец все, что смог вспомнить в

русском языке на косолапую тему. Мне казалось, я ничего не

забыл...

Но судьба приберегла "медвежьи углы" - для отдельной репризы

в зале заседаний правительства.

Реакция прототипов на себя, любимых - вообще очень

показательная вещь. И очень забавная. Почти никому из них не

нравится свой портрет - все, от Гайдара до Зюганова,

совершенно искренне считают себя симпатичнее, мужественнее,

умнее, обаятельнее одноименного персонажа... При этом все

остальные куклы (кроме своей) их устраивают вполне!

Пожалуй, только генералу Лебедю наше зеркало пришлось по

вкусу - причем настолько, что он, по-моему, начал

корректировать свой образ в сторону черного абсурда, дабы

окончательно соответствовать страшноватому обаянию нашего

Терминатора Ивановича.

Хотя, надо признать, что при личной встрече с собственной

куклой (а такое случалось) прототипы оттаивали - волшебная

сила искусства!.. Особенно впечатляюще повел себя все тот же

Виктор Степанович.

Многие, как и я, видели это на экране телевизора. Премьер, судя

по всему, действительно не знал о привезенном в его

резиденцию двойнике - по крайней мере, когда увидел того

рядом с собой за столом, реакция была поразительной. Мы с

Пичулом сошлись на том, что сыграть это невозможно, таких

актеров нет. Отхохотавшись, Виктор Степанович несколько раз

принимался говорить что-то судьбоносное, но не выдерживал и

начинал хохотать снова. Как ребенок, он теребил своего

стояли пачки соли и банки томатов, изо всех репродукторов пел

Кобзон... А резиновый Егор с резиновым же Григорием

трудились, разумеется, на лесоповале. И пиля бревно,

вспоминали коллег-демократов - кто где. И была там у меня

такая опасная шутка, что, мол, Боровой с Новодворской бежали,

переодевшись в женское платье...

После эфира программы прошло не больше недели, когда у

меня в квартире раздался звонок.

- Алло! - сказал неподражаемый голос. - Господин Шендерович?

Это Новодворская.

Я похолодел, потому что сразу понял, о чем пойдет речь.

- Виктор, - торжественно произнесла Валерия Ильинична. - В

своей программе вы нанесли мне страшное оскорбление...

Возразить было нечего. Самое ужасное заключалось в том, что

Новодворская была права. Шутка написалась сама, в последний

момент, и я даже не удосужился проанализировать ее: просто

хмыкнул - и запулил в текст. Внутренний контролер, обязанный

проверять всякую остроту на этичность, видимо, отлучился из

моих мозгов в ту злосчастную минуту...

Я начал извиняться; наизвинявшись, сказал, что готов

немедленно сделать это публично, письменно, там, где она

скажет... Новодворская терпеливо выслушала весь этот мой

щенячий лепет и докончила свою мысль.

- Виктор, - сказала она, - неужели вы не знаете, что в уставе

нашей партии записан категорический отказ от эмиграции?

Валерия Ильинична Новодворская - святая. И сдохнуть мне на

этом месте, если я сейчас шучу.

- А что это, - спрашивают меня, - там в титрах не ваша

фамилия?

кровавую черту между всеми нами и властью, - в нашей

профессиональной работе появился нравственный смысл.

В месяцы уголовного преследования наша работа была

одновременно долгом и счастьем. Волей случая мы оказались

на острие общественной жизни; может быть, я покажусь

высокопарным, но мы знали, что говорим нечто, чего не имеют

возможности высказать миллионы людей; что выполняем какую

то очень важную терапевтическую работу, помогая хотя бы

немного сбрасывать через смех огромное социальное

напряжение тех дней.

Это было лучшее время программы "Куклы", и одно из самых

счастливых в моей жизни. Я знал, зачем живу.

Потом, как-то незаметно, мы стали признанной и

демонстративно ласкаемой программой; привычным субботним

блюдом; частью пейзажа. К этому оказалось трудно привыкнуть.

Мы снимали программу за программой и могли бы благополучно

состариться за этим занятием.

Но это уже вопрос заработка, а не судьбы.

Мне и моим товарищам повезло: мы приложили руку к новому и

веселому делу. Было приятно слышать от знакомых и

незнакомых людей, что у нас получается смешно; лестно

попадать в рейтинги и получать престижные премии; но дороже

всего этого для меня слова, приватно сказанные мне одним

известным шестидесятником. Он сказал: кажется, вы несколько

расширили российские представления о свободе.

Дай-то Бог.

А что до известности, которую принесли нам "Куклы" - что ж,

известность вещь приятная... до известной степени. Недавно при

выходе из московской пирожковой меня настиг и крепко схватил

за рукав неизвестный мне молодой человек. Он радостно ткнул

меня в плечо узловатым пальцем и прокричал:

- Вы - Шендерович!