ГЛАВА ПЕРВАЯ

В которой в ходе спецоперации уничтожают главного террориста

республики, и в которой рассказывается о том, как Джамалудин

Кемиров познакомился с Арзо Хаджиевым.

Янгурчи Итларов мерз в оцеплении седьмой час. Их подняли по

тревоге в девять утра, а сейчас было уже четыре. По улице полз

серый зимний морок, и беременные облака сочились дождем

пополам со снегом.

Янгурчи стоял в третьей линии оцепления, вместе с остальными

пэпээсниками. Линия шла почти по центру парка, от асфальтовой

дорожки, переходившей в площадку перед кинотеатром. Впереди

была вторая линия оцепления, в нее нагнали ментов со всей

Торби-калы, а дальше, во дворе – еще одна. Это было,

собственно, не оцепление, а группа спецназа ФСБ «Юг». Она

готовилась к штурму. У ребят из «Юга» были тяжелые

бронежилеты и шлемы-сферы, и когда Янгурчи косился вправо,

он видел справа от себя двух снайперов, которые сидели на

крыше кинотеатра.

Снайперы устроились значительно лучше, чем Янгурчи. У них

был толстый зимний камуфляж с подстежным воротником и

правильные берцы, а на Янгурчи были те самые ботинки,

которые им выдали в прошлом году в мае. Оба ботинка

безнадежно промокли, а на одном вдобавок еще пару месяцев

назад треснула подметка, и вода хлюпала в нем туда-сюда.

Янгурчи совсем не чувствовал ног.

Впереди, за линией оцепления, торчала обычная пятиэтажка, и с

флангов ее тоже окружали солдаты, а на выезде со двора стоял

танк. За танком прятались двое с гранатометами. Все жильцы из

пятиэтажки давно были эвакуированы, и сейчас людей выгоняли

из соседних домов, расположившихся буквой «П». Женщины и

дети сгрудились где-то за третьей линией оцепления и угрюмо

смотрели на дом.

Боевики засели в двух квартирах – на четвертом и первом этаже.

Ни Итларову, ни другим пэпээсникам этого не говорили, но у

Итларова была рация, и он слышал все переговоры между

вокруг себя слова:

- Ну что? Что?

Хаджиев повернулся лицом к Янгурчи, и несмотря на то, что

смотрел он не на гаишника, а на пятиэтажку, у Янгурчи было

такое ощущение, что по лицу его ползет инфракрасное

пятнышко снайперки. У Хаджиева были совершенно седые

волосы и темные глаза, коричневые, почти черные, - и только

возле самого зрачка темнота радужки была расцвечена

красными искорками. Белок левого глаза был весь в кровавых

прожилках.

Янгурчи уже видел однажды эти черные с искрой глаза. Он знал,

что не забудет их до конца жизни, и не забудет и после. Чеченец

взглянул на федерала из Москвы и проговорил, чуть коверкая

слова:

- Он сказал: «Выустите женщин и делайте с наи что хотите».

Хаджиев так давно был с русскими, что говорил без акцента,

только глотал губные звуки из-за искалеченной левой половинки

рта.

В это минуту дверь бронированного вагончика распахнулась, и

из нее показался глава МВД республики. Это был соплеменник

Янгурчи – полноватый невысокий ногаец лет пятидесяти. Звали

его Магомед Чебаков. Янгурчи подумал, не стоит ли подойти к

нему и сказать про промокшие ботинки, но тут у министра

зазвонил телефон. Тот приложил трубку к уху и сказал по-русски:

- Это хорошо, Ваха, что твои женщины согласны сдаться. Только

я не верю тебе, что это не ловушка. У вас там полно взрывчатки,

и что если они обвяжутся взрывчаткой да и взорвутся, когда мы

их возьмем? Поэтому если ты хочешь, чтобы твоя семья

осталась в живых, вам надо сделать так. Пусть они разденутся

догола и выйдут на балкон, чтобы мы точно видели, что на них

нет никакой взрывчатки, а мы снимем их с балкона пожарным

краном.

Предложение Чебакова показалось Янгурчи очень странным.

Янгурчи подумал, что если бы вместо Вахи Арсаева в

пятиэтажке сидел он, Янгурчи, со своей женой, то он бы никогда

не позволил жене выйти голой на балкон под взгляды сотен

людей, стоявших в оцеплении. А ведь он, Янгурчи, был

двадцатилетний желторотый сержант, который ни разу в жизни

не зашел в мечеть, а Ваха Арсаев молился пять раз в день и

было, и тогда женщина перегнулась через балкон, держа

ребенка на руках. Балкон этажом ниже был весь заставлен

какой-то рухлядью, а на ограждении стояли широкие ящики с

землей, и женщина видимо рассчитывала бросить ребенка на

эти ящики.

Тут же на балкон выскочила молодая и довольно полная

девушка, тоже в ночнушке. Она перелезла через балкон и

спрыгнула на этаж ниже. Однако, вместо того, чтобы броситься

внутрь квартиры, она протянула руки вверх, чтобы забрать у

своей товарки ребенка. Первая женщина выпустила ребенка, и

он стал падать. Ему надо было пролететь меньше метра.

Где-то слева от Янгурчи сухо кашлянул выстрел, и полную

молодуху, ту, что уже слезла на этаж ниже, отбросило вглубь

балкона. Янгурчи стоял достаточно близко, чтобы увидеть, как

выстрел превратил всю правую половину ее лица в

разорвавшийся кровавый арбуз. Треснул второй выстрел, и

ребенок завертелся в воздухе от попавшей в него пули. Его уже

никто не подхватил на третьем этаже, и он падал дальше и

дальше, и пока он падал, в него всадили еще две пули.

Женщина на балконе издала отчаянный крик и раскинула руки

крестом. В следующую секунду в основание балкона ударил

выпущенный из танка фугас.

Через час все было кончено. Квартиру, в которой засели

боевики, разнесли прямой наводкой из танка. Весь четвертый

этаж прогорел и обвалился, и по фасаду до самого подъезда

прошла черная смердящая трещина. Квартиру на первом этаже

раздолбали «шмелем». Пожар кое-как потушили, и двое

спецназовцев отнесли на носилках к подъехавшей «скорой»

крошечный сверток с мостовой.

К «скорой» вскоре выстроилась очередь. Все менты, стоявшие в

оцеплении, подходили к машине и смотрели на маленькое

тельце, лежавшее у самых дверей.

Янгурчи подошел к «скорой» и увидел, что ребенок лежит в

«скорой» не один. Рядом с ним на носилках лежала женщина в

ночной рубашке, а у ее изголовья сидели двое: глава МВД

Магомед Чебаков и полковник Хаджиев. Янгурчи стоял и смотрел

на женщину, и вдруг заметил, что она шевельнулась. Чебаков

заметил это тоже.

Он откинул черный полиэтилен и увидел, что пальцы женщины

Мэр города Бештоя, находившегося в двухстах сорока

километрах от Торби-калы, смотрел десятичасовые новости

вместе с тремя своими замами.

Мэра звали Заур Кемиров; это был человек лет пятидесяти, чуть

полноватый и немного ниже среднего роста. У него было

лунообразное желтое лицо, такое плутоватое, что его

фотографиями можно было иллюстрировать сказки про арабских

купцов, и на его пухлых, тщательно подстриженных пальцах

сияли два кольца с бриллиантами. Мэр был одет в дорогой

темно-синий костюм с подобранным в тон галстуком, и его

подвижное лукавое лицо выражало так же мало, как его галстук,

пока он смотрел новости.

Мэр досмотрел выпуск до самого конца, включая прогноз погоды

и даже рекламу, - кстати, это была реклама мебели,

производившейся на его собственной фабрике и

пользовавшейся огромной популярностью и в самой республике,

и в Чечне, - а потом жестом попросил замов выйти.

Улыбка сползла с лица мэра, как шкурка с обваренной сосиски.

Он сидел несколько секунд, глядя в полированный стол, а потом

взял сотовый и набрал номер главы МВД. Кемиров не

представился и не поздоровался, а просто сказал:

- Когда я могу забрать тело?

Голос в трубке отозвался с секундной задержкой.

- Тела террористов не выдают родственникам, Заур Ахмедович.

- Триста тысяч, - сказал мэр города, ничуть не заботясь о том,

что линию прослушивали полдесятка спецслужб и не

уполномоченных на то любителей.

- Подъезжай. Обсудим вопрос, - предложил Чебаков.

Заур Кемиров сидел еще несколько секунд, а потом набрал

другой номер. Гудок колебался в трубке, на пределе связи: после

четырех гудков трубку взяли. Заур облегченно вздохнул: он

боялся, что абонент будет в горах и вне зоны доступа.

- Джамалудин? – спросил Заур, - Ты слышал новости?

- Да.

- Срочно возвращайся в город. Не смей ехать в Торби-калу. Я

решу все вопросы. Ты понял? Возвращайся.

- Заур, я тебя не слышу.

- Срочно приезжай ко мне.

- Заур! Алло, где ты?

почтительно поддакивал Федору Комиссарову. Московский

проверяющий выглядел очень внушительно в зимнем меховом

камуфляже и с кобурой на боку. Рядом суетилась полная

женщина, обмахивавшая Комиссарова пудрой, и в двух метрах

растопырилась трехногая телекамера.

Рация в руке Хаджиева затрещала и разразилась длинной

фразой на чеченском. Тот поднялся и вышел.

- У меня вопрос к главе Чрезвычайного Комитета Федору

Комиссарову, - сказала журналистка за камерой, - вам не

кажется, что террористы объявили вам войну?

- Это я объявил им войну, - ответил Комиссаров.

- Вам не жалко их родных, которым сейчас не отдают тела

детей?

- Конечно жалко, - сказал Комиссаров, - это же и наши дети! Мы

все в России – одна большая дружная семья!

В этот момент в комнате снова появился однорукий чеченец. Он

отвел Комиссарова в сторону и что-то прошептал на ухо.

Комиссаров недовольно нахмурился, а потом подозвал жестом

Кирилла и приказал:

- Езжай с ними. Разберись.

Кирилл сел в машину вместе с главой МВД, а в другую машину

сел Арзо.

Спустя пять минут колонна из трех автомобилей подъехала к

двухэтажному желтенькому моргу, спрятавшемуся на заднем

дворе первой городской больницы.

За коваными воротами Кирилл успел заметить нескольких

женщин в черных юбках и черных платках. Вероятно, это были

родственницы убитых. Кириллу сказали, что у Арсаева были три

сестры и мать.

Морг, как отметил с удовлетворением Кирилл, тщательно

охранялся. Возле распахнутого въезда стоял «Икарус» с

задернутыми шторами, а у дверей морга толклись несколько

джипов. Вдоль всей ведущей к моргу аллеи стояли люди Арзо с

красными шевронами на рукавах, и еще какая-то спецчасть, без

нашивок, но в одинаковом зимнем камуфляже и высоких

шнурованных ботинках, точно таких же, как у американских

морпехов. Этих, без нашивок, было человек двадцать.

Ближе всех к Кириллу стоял высокий, под два метра ростом

парень с белокурыми волосами, голубыми глазами и

проверяющему глянул железный рот смерти. Пулемет был

калибра двенадцать и семь, и в его дуло Кирилл мог бы

спокойно засунуть мизинец. Все происходящее было настолько

неожиданно, что Кирилл не мог поверить своим глазам. «Но

позвольте, как же так, - мелькнуло в уме Кирилла, - это же…. Это

же регулярная часть! Это не могут быть бандиты, это не могут

быть его друзья, у них одинаковая экипировка, И потом, кто их

пустил, если….»

Министр побагровел.

- Арзо! – крикнул он.

Хаджиев резко повернулся к нему спиной, щелкая каблуками.

Его люди стояли не шевелясь, как будто происходящее их не

касалось.

Это было невероятно. Кирилл Водров, высокопоставленный

чиновник из Москвы, и глава министерства внутренних дел

республики Северная Авария-Дарго стояли под дулами

автоматов, и это случилось не в горах, не во время войны, не

при спецоперации, - а на одной из центральных улиц, в двух

кварталах от Дома Правительства. А спецназовцы ФСБ,

приехавшие с ними, повесили автоматы дулом вниз и откровенно

улыбались.

Слова замерли у министра в глотке. Он побагровел и захватил

воздух ртом, как рыба. На аллею задним ходом выкатилась

«скорая». Женщины за кованой оградой заволновались, как

вороны при виде рассыпанного зерна.

Белокурый ариец, перехватив пулемет одной рукой, другой

открыл дверцы «скорой», и Джамалудин положил туда

покойницу. Повернулся и пошел обратно в вагончик.

Кирилл, помедлив, шагнул за ним.

Почему-то трупы террористов положили не в морг, а в этот

строительный вагончик, где не было ни прозекторской, ни

холодильника, но так как на улице был ноль, трупы еще не

успели испортиться. Пол вагончика был покрыт жидкой грязью с

кровяными разводами, и трупы лежали прямо в этой грязи:

обнаженные, обгоревшие, с жуткими сизо-красными ранами. Их

оставалось пять: трое мужских и двое женских. Кирилл поискал

глазами девочку, про которую опровергали по радио, но ее нигде

не было.

Джамалудин молча присел над одним из мертвецов и

десяток виражей окончилась черной аркой ворот, обрамленных

двумя сторожевыми вышками.

Ворота распахнулись, и джипы въехали внутрь.

Это был не дворец и не особняк, - это был средневековый замок,

господствующий над местностью по всем правилам

фортификации. На асфальтовой площадке за воротами стояли

два десятка джипов, и над ними, как лабрадор над пекинесами,

возвышался свежепокрашенный, словно блестящий от смазки

БТР. Вправо от БТРа асфальт сменялся расчищенной галечной

дорожкой, которая уходила вниз и обвивалась вокруг

замолчавшего на зиму фонтана.

На самой вершине, на подворье, застланном белым грубым

камнем, стояли, как опята на пеньке, несколько сплетенных

боками домов – один побольше, остальные поменьше - и чуть в

стороне высился опоясанный крытым ходом минарет, длинный,

как гвоздь, которым горы приколачивают к небу.

За домами гора скатывалась вниз, продираясь сквозь колючие

заснеженные заросли с укрытыми в них прожекторами и

телекамерами, падала по каменной осыпи и вздымалась

напоследок кулаками рыжеватых валунов, скатившихся с нее в

незапамятные времена.

За валунами начиналось минное поле, заросшее торчащими из

снега сорняками, а за полем - клубы проволоки, алюминиевые

ангары казарм и обрывающаяся в никуда бетонная полоса:

взлетка Бештойской авиабазы.

«Скорая» остановилась у одного из меньших домов. Возле

крыльца играли в нарды двое автоматчиков. Джамалудин

спрыгнул на землю и обратился к тому самому белокурому

бойцу, который привлек внимание русского проверяющего:

- Похороните ее на Ассалыке. Соболезнования не будет. Так и

передайте всем, кто придет.

Дома Джамалудин снял с себя всю одежду, вымыл тело и

волосы и чисто побрился. Он переоделся в чистую рубашку и

брюки и сделал намаз, а потом спустился вниз, в гостиную.

Там, накрывая ужин, хлопотала его младшая жена, и в глубоком

кресле перед столом сидел его брат, мэр Бештоя Заур Кемиров.

- Зачем ты поехал в Торби-калу? - Спросил недовольно Заур. - Я

велел тебе оставаться в городе.

- Прости, брат. Связь была плохая. Я же был в горах.

подарок самогонный аппарат.

Рассказывали, что в это время один из сибирских нефтяников

построил себе дачу с двумя подвальными этажами. Сверху дача

выглядела как советская развалюха, а под землей все было

заставлено чешским хрусталем, китайским фарфором и

новейшей японской видеотехникой, которую партия тогда

вагонами гнала в нефтеносную Сибирь.

Будучи спрошен следователями о причинах такого странного

архитектурного решения, нефтяник сослался на культурное

влияние Кавказа, и, в частности, города Бештой.

В поисках культурных заимствований этнографы с погонами

поехали к хозяйственному директору Бештойского

машиностроительного. Они уехали с полугодовым доходом

Кемирова и двумя самогонными аппаратами в тщательно

упакованных чемоданах.

Зауру Кемирову не понравился интерес следователей, и в 1989

году, через день после выхода закона «О кооперации», Заур

зарегистрировал первый на территории Советского Союза

кооператив.

Кавказ тогда еще не был тем полувоенным, полубандитским

регионом, в который он превратился спустя несколько лет. Это

был процветающий край, естественно богатый вследствие

теплого климата, трудолюбивого населения, и оборонных

заводов, в изобилии понатыканных по всем крупным и средним

городам.

Заур Кемиров бросил все: подпольные цеха, должность

директора, партийный билет и скорое членство в обкоме

республики, и открыл в Бештое первый кооперативный ресторан.

Потомок хунзахских ханов со своей женой лично выходил

кланяться посетителям, и когда однажды его спросили, не

зазорно ли ему кланяться черти знает кому, он ответил:

- Зазорно – это когда кланяешься следователям. А свобода – это

когда кланяешься клиентам.

Ресторан Заура гремел по всей Аварии и Чечне. Люди

проезжали по двести километров по горам, только чтобы поесть

там, и книга почетных посетителей на первом этаже была

раскрыта на странице, где красовались подписи Дудаева,

Аушева и Хубиева.

Спустя полгода после открытия ресторана Заур посчитал доходы

наручниками к линии на неделю, а потом уволили. Не воровал у

Заура никто. В стране, где рабочие на фабриках тащили все,

вплоть до цветного металла из машин, это приносило

удивительные результаты.

В 1992 году Гайдар либерализовал цены, и Заур понял, что эра

батончиков «Рикки-Тикки-тау» скоро закончится. То есть они,

конечно, останутся, как бренд. Но их потеснят настоящие

«Марс» и «Сникерс», и, кроме того, Заур понимал, что вслед за

ним множество людей примутся делать похожие батончики. Заур

со своими батончиками был один на весь Союз, а теперь он

будет как все. Заур не любил быть как все. От этого снижалась

норма прибыли. Заур Кемиров заработал на батончиках

пятнадцать миллионов долларов, что для России 1991-го года

было астрономической цифрой, и Заур не хотел после этого

копаться в копейках.

Заур Кемиров прикинул, что еще находится в дефиците в

России, и понял, что в страшном дефиците мебель. Он купил в

Югославии и Испании два мебельных гарнитура, привез их в

Бештой и разобрал по винтикам. Спустя месяц его мебельная

фабрика делала точно такие же гарнитуры, и они стояли в

спальне Аллы Пугачевой и в столовой спикера Верхового

Совета.

Однако эпоха мебельных гарнитуров, как полагал Заур, тоже не

могла продлиться долго. Зауру хотелось устроить что-то свое,

спрос на что будет специфически российским, и что при том

технологически не сможет воспроизвести любой грамотный

инженер с отверткой в одной руке и ручкой – в другой.

В это время одним из самых прибыльных бизнесов в России

была торговля бензином. Главный смак состоял в том, что

нефть, из которой делали бензин, попросту крали с

месторождений, да и сам бензин тоже крали, только с заводов, и

поэтому даже тот, кто продавал краденое за три копейки, все

равно получал три копейки прибыли. Проблема заключалась в

том, что бензин крали отдельно, а нефть отдельно, и так как все

крали все, нефтеперерабатывающие заводы простаивали, а

владелец краденой нефти, сдав ее на переработку, никогда не

мог гарантировать, что ее не украдут снова, на этот раз на

заводе.

Особо остро эта проблема стояла в сопредельной Чечне, потому

члена кабинета министров, которые не обзавелись зауровскими

«уралами», а сам Заур, помимо денег, получил, тоже в подарок,

небольшую нефтяную скважину.

Вообще Зауру платили самыми разными вещами: водкой,

орехами, турецкой курагой, обсадными трубами и шерстью. Но

больше всего потряс Заура парень из Гудермеса, который

пригнал во двор его офиса ИЖ-«каблук» и гордо распахнул

перед Зауром задние двери.

- Вот! Смотри! – сказал чеченец, - меняю на твой «Урал».

В «каблуке» на соломе лежал какой-то тусклый стальной

цилиндр. Заур спросил, что это, и чеченец ответил, что это

атомная бомба. Штуковина действительно выглядела

устрашающе и была слабо радиоактивной. На беду чеченца,

Заур был не просто инженером, а еще и инженером-нефтяником,

и он знал, что эта штука – просто рабочая часть прибора,

применявшегося для обнаружения утечек в магистральных

трубопроводах.

Заур посмеялся и отправил чеченца восвояси; спустя два года

тот всучил ее ФСБ за выкуп в два миллиона долларов, и

российские спецслужбы еще долго писали доклады о наличии у

мятежного генерала Дудаева «грязного» ядерного оружия.

К 1992-му году Заур Кемиров был одним из самых уважаемых

людей на Кавказе. К мебельному и нефтяному бизнесу сами

собой добавились другие. Заур продавал мороженое; владел

тысячей гектаров теплиц и имел большую долю в водке; спирт

для ее производства в то время возили через Бараний тоннель.

Туда, на территорию Южной Аварии, шли бензовозы с бензином,

сделанным на мини-заводах Заура, а обратно в оплату ехал

спирт.

У Заура Кемирова был самый большой дом в Бештое; красивая

жена и пятеро здоровых детей. Он пристроил своего среднего

брата, Магомед-Гусейна, деканом философского факультета в

Торбикалинский государственный университет, и другого брата,

Магомед-Расула, заместителем начальника железной дороги.

Он выдал замуж обеих своих сестер и двух их мужей тоже

пристроил, одного у себя в компании, а другого – заместителем

министра торговли. Ничто не омрачало бы его семейного

счастья, если б не четвертый, младший брат.

право ее забрать. Если ты думаешь грабить и убивать, и стать от

этого героем, так не получится. Сейчас не времена имама

Шамиля, и ты станешь просто бандитом. Запомни это, потому

что я не буду это повторять много раз.

Два года после этого разговора ничего не происходило, а в ночь

выпускного бала мальчик пришел домой с простреленным

плечом. Как быстро узнал Заур, в ту ночь в Торби-кале банда

шестнадцатилетних отморозков пыталась украсть известного

цеховика. Ребята были неопытные в этом деле, охрана убила

двоих на месте, а остальные разбежались.

Зауру стоило немалых денег замять это дело и сослать брата в

Москву, в МГУ, где тот и отучился два года на сплошные пятерки.

Через два года разразился скандал, потому что выяснилось, что

вместо него в МГУ учится другой человек.

Заур вызвал девятнадцатилетнего Джамалудина обратно в

Бештой и спросил:

- Что ты можешь делать в жизни, кроме как бить людей и врать

им?

- Я могу водить машину, - ответил Джамалудин, - ты продаешь

эти «уралы», хочешь, я буду гонять их в Грозный?

- Очень хорошо, - сказал Заур, - если ты думал, что на моих

предприятиях для тебя найдется другая работа, ты ошибаешься.

Джамалудина Кемирова оформили на работу в фирму «Кемир»,

и он стал гонять «Уралы». Он гонял их то в Пятигорск, то в

Грузию, но чаще всего в Грозный, потому что у чеченцев был

самый большой спрос на такие «Уралы». Так продолжалось

целый месяц, а вечером Джамалудин возвращался домой и

вместе с одиннадцатилетним сыном Заура рассказывал ему урок

по математике. Математика шла Джамалудину, как юбка корове.

15 августа 1992 года «Урал», за рулем которого сидел

Джамалудин, остановили присланные из Ростова милиционеры.

Дело было на территории Чечни, в двух километрах от

административной границы. Они велели Джамалудину отдать им

ключи и убираться куда глаза глядят.

Джамалудин протянул ментам пачку рублей и сказал:

- Бери и отвали. Это «Урал» Заура Кемирова, и тебе не стоит с

ним связываться.

Мент забрал деньги и ткнул Джамалудина стволом в грудь:

- Заур не обеднеет, если этот «Урал» поработает на нас. Канай

были в спортивных костюмах и тапочках на босу ногу.

Что же касается Джамалудина, то он был в фирменном

комбинезоне, темно-зеленом с черными разводами и белой

наклейкой «Кемир» на спине. Джамалудин сорвал со спины

наклейку, и комбинезон стал походить на военную форму. А

после того, как Джамалудин сунул за пояс «Макаров», который

он отобрал у мента, сходство стало совсем убедительным.

Положение у Джамалудина и его друзей было не очень

приятное, потому что, кроме «Урала», на котором они ехали, у

них не было ничего за душой, не считая, конечно, девяноста

автоматов и десяти ящиков с гранатами, которые лежали в

кузове «Урала». Кроме автоматов и гранат, у них в кузове еще

был миномет. Они никогда раньше не возили эдакой штуки, и

когда им оставалось до Грозного километров пятьдесят, они

решили его испытать.

Вот они вылезли на обочину, установили миномет, сунули в него

мину хвостиком вниз и выстрелили. Все прошло нормально, и

они собрали миномет и поехали восвояси. А мина куда-то

улетела.

Минут через пять они проехали небольшое село и увидели на

дороге воронку, а у воронки – целую кучу чеченок. Они

возбужденно галдели.

- Что случилось? – спросил Джамалудин.

Чеченки ответили, что возле Грозного высадился федеральный

десант и только что обстрелял из минометов село. Их мужчины

уже выбегали из дома с оружием. «Нехорошо как-то вышло», -

подумал про себя Джамалудин и решил больше минометы не

испытывать. Он не знал, что мины летают так далеко.

Вот «Урал» доехал до Грозного и приехал к президентскому

дворцу, и когда они доехали, они увидели, что перед дворцом

стоит толпа еще больше, чем в селе.

Те бойцы, которые не стояли в толпе, сидели в автобусах, и

этими автобусами была заставлена вся площадь. Из окон

автобусов торчали автоматы и даже гранатометы. Только один

автобус, возле самого президентского дворца, был полон

людьми в спортивках и тапочках.

Джамалудин вспомнил людей в селе, и ему стало совсем

неудобно. «Неужели все эти люди собрались искать

федеральный спецназ?» - подумал он.

Джамалудин был наблюдательный человек, и он сделал из этого

вывод, что Дудаеву не очень-то хочется посылать чеченцев в

Абхазию. Потом уже ему объяснили, что у Дудаева была дружба

с грузинскими властями. Еще Джамалудин заметил, что Дудаев

не очень-то может указывать своим командирам, что делать.

Если он начнет ими командовать, то они, пожалуй, вместо

Сухуми возьмут Грозный.

Во время встречи Джамалудин обратил внимание на молодого

чеченца. Ему было года двадцать три или двадцать четыре, и у

него было смуглое ястребиное лицо со слегка скошенным лбом

и необычного цвета глаза: совершенно черные, они казались

чуть светлей из-за плавающих возле самого зрачка красных

искр. Он был гибкий и хлесткий, как скрученный моток

проволоки, и он молчал, когда выступали все командиры

спецназов и суперспецназов. Возможно, он молчал потому, что

он был самый молодой на этом совещании, не считая

Джамалудина. Он все время улыбался, посверкивая белыми

крупными зубами, но это, впрочем, ничего не значило: на этом

совещании улыбались и хохотали все, кроме Дудаева. Можно

было подумать, что это не совещание, а свадьба.

Когда совещание кончилось, Джамалудин вышел вслед за

чеченцем, и увидел, что того ждет автобус, возле которого сидят

на корточках вооруженные люди.

- Все в автобус, - сказал чеченец, - мы уезжаем.

- Ты едешь в Абхазию? – спросил Джамалудин.

- Да, - сказал чеченец, обернувшись.

- Возьми меня с собой.

Чеченец осмотрел его с ног до головы, а потом перевел взгляд

на остальных аварцев, столпившихся за Джамалудином. Как мы

уже сказали, все они были без оружия и в спортивках.

- У меня нет времени на перевозки туристов, - сказал чеченец.

Тогда Джамалудин сделал знак рукой, и его троюродный брат

Асхаб, бывший с ним, подогнал поближе «Урал» с цистерной.

Чеченец вслед за Джамалудином забрался по лесенке на

цистерну и заглянул в открытый люк. Надо сказать, что в

цистерне к этому времени было столько дырок от пуль, что

внутри было вполне светло, и чеченец увидел, что цистерна

прямо-таки забита оружием, которое плавает в машинном

масле, как шпроты во вскрытой банке.

- Я думаю, что из тебя выйдет толк. Я предлагаю тебе стать

моим заместителем.

Джамалудин поглядел на него и ответил:

- Вы, нохче, много о себе думаете. Почему бы тебе не стать

моим заместителем, Арзо?

- Э! – засмеялся Арзо, - Где ты видел чеченца-зама? Если он

был зам, значит, он был какой-то неправильный чеченец.

Наверное, в нем была половинка аварской крови.

Джамалудин очень обиделся на эти слова и хотел подраться с

Арзо. Их насилу разняли.

***

На следующий день Джамалудин с утра пришел в штаб и увидел

пятерых абхазов, которые грузили на «газик» ящики со

взрывчаткой. За погрузкой наблюдал человек по фамилии

Анкваб.

- Что делают эти люди? - спросил Джамалудин.

- Они едут взорвать мост в пяти километрах отсюда, - сказал

Анкваб, - но им нужна поддержка на тот случай, если на мосту

есть грузины.

- Я их прикрою, - ответил Джамалудин.

Он взял двадцать своих людей, и так как в штабе не было

машин, кроме «газика», им пришлось идти пешком. В «газик»

они посадили абхазского старика, который был сапером в

Великую Отечественную и знал, как минировать мосты. По

крайней мере Джамалудин надеялся, что он это знает. Сам

Джамалудин, по правде говоря, имел мало представления о том,

как минировать мосты, но он собирался научиться на месте.

Однако получилось так, что до моста они не доехали. Когда они

проехали последний поворот, они увидели, что возле моста стоит

БПМ, и как только БМП их увидела, она открыла огонь.

Люди Джамалудина разбежались в разные стороны, кто забился

за валуны, а кто в камыши, а сам Джамалудин свалился в

канаву, и сразу же над ним застрочил пулемет.

Старик-абхаз, у которого не было оружия, а была только

взрывчатка, вывалился из машины и лежал на дороге, и

Джамалудин очень тупо глядел на этого старика и удивлялся,

почему тот не ползет в укрытие. Потом пулеметная очередь

ее в пулеметчика, и тут в него попала пуля. Она попала самым

удивительным образом, в кончик мизинца, вспорола весь палец,

вышла с тыльной стороны ладони и ударилась о затвор

автомата. Там она раскололась на три части, и две из них

срикошетили Джамалудину в плечо, а мягкий свинцовый шарик

внутри пули отлетел и угодил чуть выше брови. Оттого, что пуля

так долго скакала туда-сюда, она потеряла скорость, и не

пробила голову, а просто скользнула вдоль виска, срывая кожу и

волосы.

Из-за этой пули Джамалудин выронил гранату, и она упала у

самых его ног. Он схватил ее левой рукой и отбросил подальше

от себя, и пока отбрасывал, он заметил, что пулеметчик уже

совсем прицелился в него, а граната улетает куда-то не туда,

метров на пять левее дувала.

В следующую секунду внутри дувала сверкнуло и грохнуло, и

Джамалудин увидел, как пулеметчик вместе с камнями вылетает

наружу. Он летел ужасно медленно, и Джамалудин вдруг

вспомнил, что у него однажды уже было такое в жизни, когда на

скорости в сто двадцать километров в час он слетел с трассы

Ростов-Москва. Тогда березы навстречу тоже летели очень

медленно. Джамалудин много раз бывал в драках, но он никогда

не помнил, чтобы чей-то кулак летал как медленно, как березы

или пулеметчик.

Джамалудин удивился и стал смотреть, а дувал взорвался

второй раз, и когда дым рассеялся, аварец увидел там

невысокую гибкую фигуру в камуфляже.

- Арзо! – заорал он.

Арзо поднялся из-за дувала, и на плече его был водосточный

желоб гранатомета. За спиной его вспыхнуло пламя, и через

несколько секунд граната ударила в бок БМП. Машина быстро

загорелась, и из нее повалили человечки в камуфляже. Люди

Арзо расстреливали их с высоты. Джамалудин тоже взял автомат

и стал стрелять. Ему очень не нравилось, что снизу, из камышей,

почти никто из его людей не ведет огонь.

Когда, через пять минут, они спустились к горящему БМП, все

уже было кончено. Фигурки в камуфляже лежали ничком,

пришпиленные пулями к дорожной пыли, и люди Арзо ходили

между них, собирая автоматы. Каждый автомат в это время

стоил очень дорого – больше тысячи долларов. Среди

- Что, - спросил чеченец, - ты все-таки согласен быть

заместителем?

Джамалудин ответил:

- Нет. Я хотел бы быть рядовым.

Арзо засмеялся и сказал:

- Никогда не видел, чтобы человек так быстро умнел после пули,

попавшей в голову. Слушай, может, в тебя выстрелить еще раз?

Станешь как Эйнштейн.

***

Так Джамалудин стал бойцом в чеченском батальоне, но он и в

самом деле недолго был рядовым. Арзо быстро отдал под его

начало десять человек, а потом еще десять, и уже через месяц

Джамалудин командовал своим отрядом. Он больше не

минировал мосты, не выслав вперед разведку, и не лазил по

горам, не оглядываясь за спину.

Арзо гонял его, как щенка, хотя, по правде говоря, у Арзо

боевого опыта было немногим больше. Весь опыт Арзо был –

два года спецназа ГРУ и какая-то страна Ангола, из-за которой

Арзо сильно не любил негров. Царапины, полученные

Джамалудином в первом бою, зажили как на кошке, только

мизинец пришлось отрезать тем же вечером.

Через несколько месяцев Джамалудина серьезно ранили, и так

как со «скорыми» в это время было плохо, его посадили в

белые «жигули», и девочка из штаба повезла его в больницу.

К концу поездки Джамалудин потерял сознание, а когда он

очнулся, он увидел, что лежит на операционном столе и хирург

роется у него в брюхе, а поднос с инструментом держит та самая

девушка, Жанна, которая была за рулем. Джамалудину стало

очень неловко, потому что пуля попала ему чуть пониже кишок, и

ему совершенно не хотелось валяться перед знакомой девушкой

из штаба в таком виде. Джамалудин раскрыл рот, чтобы прогнать

ее вон, но тут хирург нащупал пулю и поволок ее наружу, и

Джамалудин снова потерял сознание.

Вот на следующий день Джамалудин проснулся, и увидел, что в

палате, кроме него, лежат еще двое свежих раненых, и около

них хлопочет Жанна.

В раскрытых окнах бывшего санатория ветер раздувал

предписание прибыть в штаб Объединенного Фронта. Оно было

подписано каким-то полковником Сапроновым. Джамалудин и не

подозревал, что у них есть штаб фронта, и что им командует

полковник Сапронов.

Джамалудин связался по рации с Арзо и спросил:

- Слушай, Арзо, ты не получал секретного пакета?

- Получал, - сказал Арзо.

- И в нем приказание прибыть в штаб фронта?

- Именно так, - сказал Арзо.

- И что ты собираешься делать?

- Давай сначала навестим штаб, а там посмотрим.

Как выяснилось, штаб фронта располагался на российском

аэродроме в Гудауте, и там их ждал приятный сюрприз.

Начальник ХОЗУ аэродрома встретил их у ворот и предложил

ехать прямо к транспортному самолету на рулежку и забрать

оттуда столько оружия, сколько им было надо.

Даже сейчас, через полгода боев, оружие в Абхазии было в

страшном дефиците. Чтобы решить проблему с оружием, Арзо и

Джамалудин устроили посты, и на этих постах они отбирали все

машины, на которые у хозяев не было документов. Понятно, что

таких машин было большинство, потому что все, кроме абхазов,

убегали из освобожденных районов, а абхазы составляли только

пятую часть населения республики. Но даже те машины, которые

раньше принадлежали абхазам, вовсе не обязательно сохранили

владельцев, потому что перед тем, как абхазы вырезали всех

грузин, грузины постарались вырезать всех абхазов.

Словом, если хозяин не мог предъявить документы на машину,

Арзо и Джамалудин забирали эту машину и меняли ее на оружие

в Гудауте, а там уж машину разбирали на запчасти и отправляли

в Россию. Это дело попахивало мародерством и не очень

нравилось обоим командирам, но другого способа получить

оружие просто не было.

И вот теперь тот же самый начальник ХОЗУ, который торговался

с ними из-за каждого ржавого «жигуля», улыбался, что твой

медный чайник и просил забрать столько оружия, сколько надо.

Как выяснилось, самолет прилетел из Приднестровья, а до этого

оружие принадлежало Западной Группе войск. Арзо и

Джамалудин пригнали грузовики и опростали транспортник в два

счета. Их люди просто зарылись в ящики, как девицы в магазине

семьдесят человек, и маленький, в который влезло двадцать.

Остальных своих людей Джамалудин отдал Арзо и кабардинцам.

Они вышли за час до рассвета, и надобно ж было такому

случиться, что на море началась сильная качка, а у большого

катера заглох движок. Все горцы, бывшие с Джамалудином,

сползлись к борту и блевали, и когда стало ясно, что мотор

нельзя починить, один из бывших с ними абхазов посоветовал

отложить высадку.

- У нас есть только маленький катер, - сказал он, - и вдобавок

совсем рассвело. Фактор внезапности утерян, а людей у нас

немного, да и оружие все на большом катере.

Джамалудин представил себе, как он будет отчитываться перед

новым штабом о сегодняшней вылазке, и ему не захотелось

опозориться.

- Мы продолжаем высадку, - сказал он.

Было уже девять часов утра, когда маленький катер приплыл к

берегу в назначенном месте. Бой за Гагры уже начался: вдали,

как швейные машинки, стрекотали автоматы.

День был ясный, и солнце катилось над морем, как яичный

желток по раскаленной сковородке. На белой дороге между

морем и скалами стоял автобус, и люди, высыпавшие из него,

смотрели, как катер с добровольцами подходит к берегу. Потом

автобус опомнился, люди попрыгали в него и уехали.

Джамалудин понял, что времени у них ровно до той минуты,

пока автобус доедет до грузинского поста.

Так оно и случилось. Люди его только-только попрыгали на пляж,

как увидели, что к ним едут две бээмпешки.

Джамалудин высадился довольно удобно. В этом месте в море

впадала какая-то речка, перегороженная бетонным коробом, а за

речкой начинались камыши. Джамалудин послал людей в

камыши, чтобы они обошли машины и ударили по ним с тыла, а

сам засел за коробом.

Бээмпешки приближались довольно резво и палили вовсю.

Гранатометчики, которых Джамалудин послал в камыши,

выстрелили по задней бээмпешке, и хотя граната разорвалась

рядом, БМП почему-то стала как вкопанная. Видимо, в нее

напихали каких-то новобранцев.

Между тем вторая БМП стала поливать камыши огнем и

подстрелила несколько людей Джамалудина. Гранатометчик

такой быстротой, что Джамалудин, наступавший с моря, и Арзо,

наступавший с гор, чуть не перестреляли друг друга.

Они взяли Гагры, и больше ничего интересного в этот день не

произошло.

Утром Джамалудин добыл в соседнем хозяйстве трактор и

поехал вытаскивать БМП из моря, но когда он доехал до пляжа,

то оказалось, что он опоздал. От БМП остались только глубокие

колеи, да яма в том месте, где ворочался на песке трактор.

Джамалудин плюнул и поехал в лагерь, и на обратном пути ему

попался Арзо на свеженькой БМП. Он был в камуфляжных

штанах и влажной от пота майке, и на поясе у него был

десантный нож.

- Эй, Арзо, - окликнул Джамалудин, - это не та бээмпешка,

которая вчера заехала в море?

- Та самая, - сказал чеченец, - а тебе что, нужна БМП?

Джамалудину было немного досадно, что Арзо его опередил. Он

вообще уже относился к этой БМП как к своей. В конце концов,

вчера она стреляла в него, а не в Арзо, а это в каком-то роде

создает право собственности.

- Мне бы она не помешала, - сказал аварец.

- Там у детского сада стоит еще одна, - засмеялся Арзо, - если

хочешь, езжай за ней, пока ей никто не разжился.

В конце концов получилось так, что Арзо велел своему бойцу

ехать на БМП дальше, а сам вместе с другом пошел к детскому

саду.

БМП и в самом деле оказалась на месте. Она стояла прямо

посереди площадки с качелями и песочницей. Ее бросили, так и

не сделав ни единого выстрела, и у нее был полон даже

топливный бак. Джамалудин залез в БМП и начал там возиться,

а Арзо Хаджиев зашел в детский сад.

Никаких детей там, разумеется, не было, равно как и

воспитателей. Арзо вообще сомневался, что в этом саду скоро

заведутся дети. Ведь абхазские дети сбежали отсюда еще давно,

когда пришли грузины, если, конечно, грузины их не перерезали.

А вчера отсюда сбежали грузинские дети, если конечно, их не

перерезали абхазы.

Здание было совершенно неповрежденным, что изнутри, что

снаружи; в спальнях стояли заправленные кроватки. В комнате,

где играли дети, по полу были разбросаны игрушечные танки и

- Извини, Арзо, - сказал Хамзат.

В следующую секунду над ухом Арзо взревел двигатель, и во

двор, сминая кусты, въехала БМП. Ее пулемет недвусмысленно

уставился на Хамзата.

Тот побледнел и поднял руку с автоматом вверх.

- Туда, - сказал Арзо, и двое насильников, повинуясь его жесту,

подошли к Хамзату.

Девушка встала на четвереньки и быстро-быстро поползла к

Арзо. Она была похожа на слепого котенка. Арзо было не очень

приятно дотрагиваться до нее, но он помог ей подняться и

толкнул куда-то за кусты.

- Брось оружие, - приказал Арзо, - все трое, лицом к стене.

- Да это шлюха армянская, - заорал Хамзат, вздергивая автомат,

- она из борделя, она…

В следующую секунду пуля из КПВТ ударила ему прямо в живот,

и Арзо увидел, как он разлетается фонтанчиками кишок и мяса.

Грохот, наполнивший маленький дворик, был такой, словно здесь

шел настоящий бой. Тяжелые пули калибра четырнадцать с

половиной миллиметров прошивали людей насквозь и разбивали

за ними стену.

Через секунду все было кончено. Из БМП выпрыгнул

Джамалудин с автоматом в руке, и только тут девочка

опомнилась и истерически зарыдала. Чеченец заметил, что ей

лет тринадцать, не больше. Один из кирпичных осколков,

брызнувших из-под выстрелов, довольно глубоко оцарапал Арзо

щеку.

- Ты чего не стрелял? – спросил Джамалудин, кивком головы

показывая на оттопыривающийся карман Арзо.

Арзо сунул руку в карман и вытащил оттуда пластмассового

волка.

Они с Джамалудином поглядели друг на друга и засмеялись,

сначала тихо, а потом все громче и громче, а потом Джамалудин

с хохотом сел на теплый песок и заржал:

- Ну не могу! А я еще думал, что это у тебя в кармане!

В вышине ослепительно горело солнце военной Абхазии, ни

облачка не было над горами, обоим им на двоих едва было

сорок лет, и центральная улица Гагр была завалена телами их

врагов.

Это была первая в их жизни большая победа.

одиннадцать, и спросил, почему его брат до сих пор не

освобожден.

- Потому что ты не привез вовремя денег, - ответил Заур.

- При чем здесь деньги? Какие могут быть деньги между

друзьями? - Возмутился чеченец, - Ты мог бы отдать за него

судье, а я тотчас же отдал бы тебе! Это ты виноват, что мой брат

в тюрьме!

Заур повернулся и сказал:

- Это наш последний разговор. Иди и решай свой вопрос сам, и

больше никогда не подходи ко мне ни с одной просьбой.

Тогда чеченец плюнул и отдал Зауру сто тысяч, а тот в перерыве

отдал их судье. Судья сказал, чтобы Анди не волновался, и что

после двух его брата выпустят под подписку.

Вот наступило дневное заседание суда, и все семь подсудимых

сидели в клетке, а в зале были их родичи. Караул в зале был не

очень строгий, подсудимым разрешалось принимать передачи от

родичей, и жена одного из них за пять минут до начала

заседания передала в клетку буханку черного хлеба и банку с

молоком.

Вот судья заслушал еще двух свидетелей и как раз хотел уже

кивнуть адвокату Асланбека Адиева, и в этот миг один из

подсудимых, по имени Вахит, попросился в туалет. Судья не

особенно насторожился, потому что ведь все вопросы были

решены, и сказал:

- Отведите его в туалет.

Вахита вывели из клетки и повели в туалет через комнату для

совещаний, мимо судейского стола, и когда до двери оставалось

два метра, Вахит поскользнулся и упал. Пока он падал, он

ударил одного конвоира стопой по колену, так, что сломал ему

ногу, а когда он выпрямился, у него в руках был пистолет. Этот

то пистолет он и приставил к голове судьи.

- Не шевелиться! – сказал Вахит.

В этот же момент один из подсудимых одной рукой зацепил

охранника, стоявшего около клетки, и прижал его к прутьям, а

другой рукой вырвал чеку из гранаты и показал ее охраннику. Тот

застыл и стоял, не сопротивляясь, пока третий участник банды

отбирал у охранника ключи.

Тут все зрители бросились вон из зала, кроме, разумеется,

судьи, который не мог никуда сбежать, потому что к его голове

- Вышвырните его вон, - ответил Заур.

Через три дня после этого разговора Заура Кемирова украли.

****

С тех пор, как Джамалудин отправился за рулем «Урала» в

Грозный, не доделав урока по тригонометрии, братья ни разу не

виделись. Даже когда Зауру сказали, что его брат ранен, он

промолчал. Спустя два месяца ему сказали, что Джамалудин

женился на красавице-абхазке, и что Ардзинба подарил

молодым танк. Заур промолвил:

- Что ж, будет теперь чем грабить свадьбы.

Поэтому Джамалудин узнал о похищении брата только через три

недели. Он приехал в Бештой на следующий день, и с ним были

его друзья.

В Бештой уже съехались все родичи, и так как новый дом Заура

еще стоял недостроенный, они все собрались в офисе

Кемирова, расположенном в обшарпанном заводоуправлении

завода нефтяного оборудования.

Двоюродный брат Заура, Аслудин, прилетел из Москвы на

собственном ТУ-134.

- Я решу эту проблему, - сказал Аслудин, - я уже поднял на ноги

всех. Сам глава ФСБ России занимается этой проблемой, а

министр внутренних дел посылает сюда двух своих замов. Такого

не будет, чтобы моего брата воровали, как белье с веревки.

Другой двоюродный брат Заура, Шапи, прилетел из Турции на

чартерном «Челленджере», зафрахтованном черкесской

общиной.

- Со мной сюда прилетели два представителя нашей общины, -

сказал Шапи, - они этнические чеченцы. Каждый из них очень

уважаемый человек в Турции, и у каждого из них бизнес на сто

миллионов долларов. Они уверены, что вернут брата за два дня.

Шурин Заура, Магомед-Салам, приехал на совещание на черном

«мерседесе» с мигалкой. Заур недавно сделал его коммерческим

директором фирмы, и Магомед-Салам очень гордился своей

машиной.

- Это беспредел, - сказал Магомед-Салам, - мы что, зайцы, что

ли? Вот мы сейчас поедем в Чечню и потребуем вернуть Заура.

Вот я поеду, Шапи поедет, Вали поедет…

***

Вот прошло еще три дня, и Джамалудин Кемиров уехал в Чечню.

В доме, куда он приехал, его уже ждали. Возле дома толклись

«нивы» и джипы, а возле джипов стояли люди с густыми, как

ельник, бородами.

Во дворе дома за дощатым столом сидели пять или шесть очень

известных командиров, и Джамалудин по-дружески обнялся с

Арзо Хаджиевым и еще с одним человеком, с которым он воевал

в Абхазии.

- У меня украли брата, - сказал Джамалудин, - тот, кто это

сделал, пошел против шариата. Разве он украл русского или

еврея? Он наследил в собственном доме, считайте, что он украл

брата Арзо.

Полевые командиры поглядели на Арзо. Тот помолчал и сказал:

- Мы воевали вместе, и если бы не ты, меня бы похоронили у

детского садика в Гаграх. Но когда мы взяли Гагры, получилось,

что мы сделали это для Москвы. Скажи, будешь ли ты воевать

против России?

- Сначала отдайте Заура, а потом будем разговаривать, - ответил

Джамалудин.

- Что ж, - сказал Арзо, - люди, которые украли Заура, сделали

работу, а за всякую работу полагается платить. Договаривайся

сам об оплате, сюйли.

- В Гудауте ты не звал меня «сюйли», - сказал Джамалудин. –

Тогда ты звал меня «брат».

- Кто не говорит «да», говорит «нет»,- ответил Арзо. - Тот, кто не

воюет против Москвы, мне не брат.

Помолчал и добавил:

- Я и все мои друзья попросим, чтобы все было быстро и

хорошо.

***

На следующий день после возвращения Джамалудина из Чечни

в доме Кемировых раздался телефонный звонок.

Междугородный оператор сообщила, что их вызывают из

Гудермеса, и когда Джамалудин поднял трубку, на том ее конце

раздался голос с чеченским акцентом.

бросил Аллах, прежде чем навсегда покинуть эту землю, и прямо

под правым колесом джипа темнел треугольный рот минной

воронки.

Один из сопровождающих Джамалудина показал рукой на

«ниву», стоящую по ту сторону воронки, и сказал:

- Говори только по-русски.

Джамалудин сел на заднее сиденье «нивы», и когда человек,

сидевший там же, повернул голову, Джамалудин спросил у него:

- Где мой брат?

Человек молчал несколько секунд, как будто не понимал, что его

спрашивают. Он был очень худ, - килограмм на тридцать

меньше, чем весил Заур, когда Джамалудин видел его последний

раз; у него было серое, как пемза, лицо, опутанное свалявшейся

паутиной бороды, и глаза покойника.

- Заур? – сказал Джамалудин.

Человек неожиданно улыбнулся, так, что его лицо от морщин

сложилось гармошкой, и сказал:

- Знаешь, я как раз собирался поехать в Дубай, чтобы похудеть.

Бешеные деньги это должно было стоить. Похоже, я сильно

сэкономил на диете.

- Как с тобой обращаются? – спросил Джамалудин.

- Я не жалуюсь.

Человек, наблюдавший за ними с переднего сиденья, едва

заметно хмыкнул, а Джамалудин обнял брата и сказал:

- Я вернусь за тобой.

- Дир рахъаса арац къуге, - проговорил Заур, прежде, чем его

оборвал гортанный окрик.

Джамалудин вылез из машины и пошел к тем людям, которые

его привезли. Несмотря на то, что на чеченце с переднего

сиденья была черная шапочка с прорезями для глаз,

Джамалудин узнал его по искалеченному большому пальцу на

правой руке: четыре года назад этот человек был в отряде Арзо.

Его чуть-чуть не расстреляли за мародерство.

****

Заур Кемиров запретил платить выкуп не из одной гордости:

настоящая причина запрета заключалась в том, что он сам вел

переговоры о своем освобождении.

Я ведь строю новый кондитерский завод в Краснодаре и взял в

банке кредит, и если я не верну первую его часть через месяц, то

у меня отберут и водочную линию и завод, на котором я делаю

«Уралы». Тебе тогда не достанется ни полушки, а новые хозяева

будут только рады, если меня убьют.

- Значит, тебе придется заплатить три миллиона раньше, чем за

месяц, если ты хочешь сохранить свой бизнес.

- Я же тебе сказал, - ответил Заур, - три миллиона я за месяц не

соберу, а через месяц у меня ничего не будет.

- Как это не соберешь? Ты в месяц продаешь десяток «Уралов»,

а стоит они каждый по сто тысяч!

- Очень хорошо, - сказал Заур, - ты можешь взять себе эти

десять «Уралов». Это мы можем устроить за две недели. Но я

никак не могу отдать тебе больше, потому что, во-первых, мы не

может собирать их больше десяти штук в месяц, а во-вторых, не

могу же я дать тебе столько установок, чтобы самому себе

испортить рынок на годы вперед!

Полевой командир, который купил Заура, сильно озадачился,

потому что он не первый раз воровал людей, но еще ни разу не

слышал, чтобы эти украденные вместо выкупа начинали

торговать нефтеперегонными установками. Тем не менее кое-что

показалось ему в этом предложении разумным.

- Ну что ж, - сказал командир, - у меня есть кое-какая нефть.

Сколько денег в месяц принесет твой «Урал»?

- Он может принести до десяти тысяч долларов в день, - сказал

Заур, - но чтобы ответить точнее, мне надо посмотреть на твою

нефть и написать бизнес-план. Только мне нужен человек, чтобы

продиктовать ему план, потому что я не умею писать левой

рукой.

- А что тебе мешает писать правой? – спросил полевой

командир.

- Твои люди ее сломали, - ответил Заур.

Некоторое время чеченец колебался между осторожностью и

алчностью, но в конце концов последняя победила. Однажды

утром пленнику надели на голову мешок, достали из подвала и

отвезли в район нефтедобычи. Там он осмотрел скважины и, так

как Заур был опытный инженер, он дал несколько хороших

советов.

Он написал бизнес-план, и этот бизнес-план полевой командир

машину остановится.

Ахмад удивился, увидев человека с портфелем, и решил, что

если этот человек чеченец, он его подвезет, а если русский – то

украдет. В крайнем случае Ахмад решил, что он убьет этого

человека и заберет его куртку и портфель.

Поэтому Ахмад притормозил у обочины и подождал, пока

прохожий забрался на переднее сиденье, - а потом в бок Ахмаду

уткнулся ствол пистолета, и знакомый голос сказал:

- Салам алейкум, Ахмад. Не торопись трогаться с места, пока ты

не расскажешь мне, где держат моего брата.

Трогаться с места в любом случае было бесполезно, потому что

к этому времени дорогу спереди и сзади перекрыли два джипа, и

Ахмада пересадили в один из джипов и повезли в лес. Ахмад

знал о Джамалудине многое, чего не полагается рассказывать

воскресным учителям, и поэтому он не стал кочевряжиться, а

сразу сказал:

- Твоего брата купил полевой командир Бувади Хангериев.

Раньше его держали в доме моего дяди, и не давали даже

высунуть носа из подвала, но после твоей с ним встречи его

куда-то увезли, и я не знаю, куда.

- А скажи, Арзо причастен к этому делу?

Ахмад покачал головой и сказал:

- После того, как ты встречался с моджахедами, они пришли к

Бувади и сказали, что они в доле, но я слышал, что Арзо

отказался от своей части. А теперь ты можешь со спокойной

душой убить меня, Джамалудин, потому что у тебя вредный

характер, и ты не простишь мне, что я больше ничего не знаю.

Ахмаду, разумеется, не поверили на слово и отлупили его

сильно, но больше, чем он сказал, выбить из него все равно не

удалось. Его отвезли в горы и посадили в тот же погреб, где уже

сидел Анди.

****

Между тем переговоры по выкупу Заура продолжались своим

чередом. Джамалудину теперь звонили почти каждый день.

Сначала похитители сбавили сумму до двух с половиной

миллионов долларов, а потом до двух двухсот. Когда цена упала

до двух миллионов, Джамалудин Кемиров снова созвал

долларов! Две фирмы в Москве – по шесть миллионов, а одна

калмыцкая фирма – так и вовсе семь! Из наших предприятий

совсем ничего нельзя взять, если мы не хотим, чтобы все

рухнуло. Ну, тысяч двести можно взять.

- В общем, получается так, - подытожил Шапи, - что за Заура мы

можем отдать полмиллиона. Исходя из этого, ты и должен вести

переговоры.

Джамалудин Кемиров молча оглядел своих родичей, и Магомед

Саламу стало очень неудобно от его взгляда. От Заура

Магомед-Салам знал совершенно точно, что его деверь не

разбирается в цифрах. Но сейчас, глядя на худощавого крепкого

горца с глазами цвета вакуума, Магомед-Салам понял кое-что

другое: этот человек разбирается в людях.

Впервые Магомед-Салам подумал, что ему будет вовсе не

просто заглотить бизнес Заура; а вдруг этот бизнес выдерут у

него из пищевода вместе с кишками?

- Очень хорошо, - сказал Джамалудин, - Магомед-Салам, дай-ка

мне список тех фирм, которые должны нам денег. Вдруг я кое

что из них выбью?

***

Согласно списку, составленному Магомед-Саламом, больше

всего денег фирме «Кемир» должна была какая-то компания из

Элисты.

На следующий день Джамалудин получил у Магомед-Салама

доверенность, взял парочку друзей и поехал в Калмыкию. Чтобы

не пугать людей, для этой поездки он одолжил у дяди пиджак и

галстук.

Адрес, по которому он приехал, располагался прямо в Доме

Правительства республики, и в приемной фирмы он увидел

деревянного Будду и живого автоматчика. Джамалудину Будда

очень не понравился, потому что он к этому времени довольно

плохо относился к язычникам.

Кабинет директора был весь в дубе и буке, и когда директор

фирмы взглянул на доверенность Джамалудина, он всплеснул

руками:

- Да что вы как с цепи сорвались! – сказал директор, - я же

вашему Зауру сказал, что заплатить не можем! А он второго

боевикам никакого отношения и даже не получал от них денег за

то, что держал Заура в погребе. Просто во всем селе не было бы

человека, который осмелился бы ослушаться Бувади Хангериева

после того, как тот пригнал на годекан двадцать русских солдат.

Шестеро из них приняли ислам, а остальным перерезали горло.

Правда, кормили Заура по-прежнему очень плохо, но это было

потому, что у хозяев самих не было еды.

Когда Заура привели наверх, он увидел, что за столом сидит

Хангериев, очень довольный, и двое его родичей. Жена хозяина

накрывала им стол, и посереди стола растопырилась ножками

вверх печеная курица. От курицы шел упоительный запах.

- Мне вчера позвонил Арсен, - сказал Бувади, - говорит, что все

срослось. Они вытрясут с калмыков три миллиона в течение

недели.

Заур очень удивился, потому что, по его представлению,

калмыцкий долг был делом безнадежным. Заур даже в свое

время ездил к замминистру внутренних дел России, чтобы тот

занялся этим вопросом. Замминистра принял его в бане, имея

вместо одежды одно полотенце вокруг талии и золотую цепь на

шее. За то, чтобы заняться вопросом, замминистра попросил

полмиллиона, и Заур удивился, что чеченцы оказались круче,

чем замминистра.

Между тем один из боевиков наложил Зауру целую миску каши,

протер полой камуфляжа лежавшую на столе ложку и воткнул ее

в эту кашу.

- Ешь, - сказал Бувади.

Заур ел медленно и осторожно, понимая, что в его состоянии

вредно есть много, и отодвинул тарелку, едва опростав ее до

половины. Он старался не глядеть туда, где на другом конце

стола Бувади рвал руками курицу.

- Что же ты не ешь? – спросил Бувади, - или сыт?

- Не хочу объедать хозяев, - ответил пленник.

Чеченцы расхохотались, а Бувади сказал:

- Сейчас приедет Арсен. Он сказал, что тебе надо подписать кое

какие бумаги.

- И когда вы меня отпустите? – спросил Заур.

Бувади расхохотался снова и сказал:

- Вот получим все твои долги, и отпустим. Кто же отпускает

золотую рыбку?

Это Арсен назвал место, где держали Заура, и постучал в

ворота, выйдя из машины. По правде говоря, после того, что с

ним сделали люди Джамалудина, у него было мало выбора.

- Уходим, - сказал Джамалудин.

Они выскочили во двор, и Заур увидел, что возле распахнутых

ворот стоят два джипа. Третья «нива» с чеченскими номерами

стояла во дворе. Видимо, это была «нива» Арсена. Под ней

валялись два трупа.

- Прости, что меня не было так долго, - сказал Джамалудин.

***

Анди Адиев, тот самый, который рассорился с Зауром из-за

взятки судье, отдал весь свой бизнес Кемировым и уехал в

Москву. Там он долго перелечивал неправильно сросшиеся

кости.

Два чеченца, которых привез из Турции Шапи Кемиров, поехали

в Чечню просить об освобождении Заура и задержались в чьем

то погребе на полтора года. За одного из них заплатили выкуп в

два миллиона долларов, а другого освободили тогда, когда

Аслан Масхадов поехал в Турцию. Это был такой

дипломатический подарок от республики Ичкерия республике

Турция.

Родичи Бувади еще долго не могли успокоиться. Его старший

брат поехал разбираться с Кемировыми и пропал по дороге. Его

зять, служивший в охране Дудаева, нанял какого-то киллера:

погиб и киллер, и зять. А еще спустя два месяца за вопрос

взялся один из самых известных полевых командиров,

приходившийся Бувади двоюродным братом по матери. У него к

Кемировым было сразу две претензии: во-первых, Джамалудин

Кемиров убил его родича, а во-вторых, один из друзей

Джамалудина украл его сестру.

В назначенный день у блокпоста на Ровенском Кругу собрались

две тысячи вооруженных чеченцев, а с другой стороны – две

тысячи вооруженных аварцев, так что было не совсем понятно,

разборка это или война. Стороны бранились довольно долго, но

дело кончилось тем, что полевой командир получил парочку

«Уралов» и расстался с Джамалудином по-дружески.

Во всей этой истории было еще одно комичное последствие.

- Это нехорошо, - сказал глава комитета.

- У Идриса Абидовича, - сказал министр МВД и показал на

темноволосого кавказца, - в Бештое были два игровых клуба.

Неделю назад Джамалудин приехал к Идрису и попросил клубы

продать. Он был так щедр, что предложил за оба двадцать тысяч

долларов. Идрис отказался. И что вы думаете? Не прошло и

трех дней, как оба клуба сожгли террористы. Если это были

террористы, почему они не тронули казино брата Джамалудина?

- Он открыто этим бравирует! – угрюмо сказал Идрис, и Кирилл

снова обратил внимание на его удивительные уши, - он говорит,

что купил оружия на два миллиона долларов! А когда его

спрашиваешь, зачем ему столько оружия, он говорит, что Бештой

– приграничный город. Заявляет, что охраняет границу от

чеченцев!

- Как это можно охранять границу между Аварией и Чечней?

Между нами что, есть граница? Разве это не две мирные

республики в составе России? – оскорбленно спросил Миша

Сливочкин, - этот человек дискредитирует Россию, когда он

говорит, что внутри нее есть границы, которые надо охранять. Он

разжигает национальную рознь.

- Эти бандиты контролируют все в районе! – сказал министр

МВД, - вы спросите, есть ли в городе Бештое хоть один бизнес,

который не принадлежит Зауру Кемирову! Был водочный завод –

закрыли! Был цементный - отобрали! Люди Джамалудина ездят

по улицам, и знаете, чем они развлекаются? Они могут человека

вытащить из машины, побить, а машину сжечь! У меня три таких

заявления, а могло бы быть сто!

- В Бештойском районе, - сказал прокурор, - сложнейшая

этносоциальная ситуация. Там три крупных нации, там полтора

десятка народов поменьше, там даже есть два немецких села! А

новый начальник милиции устроил в органах этническую чистку.

Из тех, кого он уволил, девяносто процентов были чеченцы, а из

тех, кого он набрал, девяносто процентов – аварцы и лакцы.

- Это уже не город, - сказал Чебаков, - это государство, причем

государство, во главе которого стоят террористы! Никто не имеет

права туда приехать! Вот в прошлый раз мы решили прислать

проверку, во главе с уважаемым Наби Джапаровичем, - и глава

МВД широким жестом указал на прокурора, - так через пять

минут, как мы приняли это решение, ему звонит Джамалудин и

стояла старая мечеть с закованным в леса минаретом. По лесам

бегали маляры в желтых светоотражающих куртках.

Кирилл пересек площадь и постучал в окошечко старых

«жигулей», припаркованных возле мечети. Машина казалась по

крайней мере ровесницей Пророка, и на ее облупленной крыше

был прикреплен гребешок с шашечками такси.

Пожилой водитель с круглым приятным лицом открыл ему

дверцу. Машина пахла дешевым бензином и плохим табаком.

- До Бештоя довезешь? – спросил Кирилл.

Водитель оглядел человека с шелковым галстуком и в кожаном

плаще таком тонком, что он мог бы уместиться в дамской

сумочке, поцокал языком и сказал:

- Полторы тысячи рублей.

Кирилл знал в Москве рестораны, где за такие деньги ему не

досталось бы даже чая.

****

Дорога в Бештой заняла у Кирилла почти пять часов.

Разумеется, можно было б доехать быстрее, но по пути Кирилл,

сверившись с записями, попросил заехать в небольшое

ногайское село под названием Джарли.

Согласно документам, которые видел в Москве Кирилл, село

было повреждено прошлогодним наводнением, и

республиканские власти выделили на субсидии пострадавшим

около четырех миллионов долларов. Кирилл хотел посмотреть,

как эти деньги осваиваются.

Дорога с указателем «Джарли» привела его к свежему берегу

реки, возле которого стоял палаточный лагерь. Река была

быстрой и пенной, и поэтому не замерзла, но по берегу лежал

ноздреватый неглубокий снег. В снегу бродили куры и сушились

вытащенные на берег лодки. К машине вышел очень смуглый

молодой ногаец лет двадцати семи. Он представился как Ахмед.

- А где кто-нибудь главный? – спросил Кирилл, слышавший, что

на Кавказе начальниками не становятся в раннем возрасте и

полагавший, что Ахмед приходится начальству сыном,

племянником или братом.

- Говорите со мной, - ответил Ахмед.

- Вам деньги за дома выплатили? – спросил Кирилл.

По ту сторону туннеля сверкало солнце. Небо было цвета

индиго, в нем не было ни единого облачка, и целые охапки

солнечного света спадали с рыже-коричневых скал. С портала

туннеля хлестала вода; свежая асфальтированная дорога

уходила по параболе вниз, и сразу у въезда в тоннель стоял

вагончик с придорожным кафе и блокпост, похожий на

обложенную мешками голубятню. За мешками с песком сидел

одинокий солдатик и держал автомат, как рыбак - удочку.

Прямо перед блокпостом стоял черный бронированный «мерс»,

изящный и длинный, как лист осоки, и рядом с ним –

милицейские «жигули» с мигалкой и толстым гаишником в

желтой светоотражающей куртке.

Тут же торчал дорожный указатель зеленого цвета. Кирилл

ожидал, что на указателе будет надпись: «Бештойский район»,

но когда машина подъехала поближе, Кирилл обнаружил, что

там написано: «Аллах Акбар».

Желтый гаишник махнул жезлом, машина Кирилла остановилась,

и водитель протянул гаишнику свои права. Мент сунул голову в

машину, посмотрел на Кирилла и попросил его выйти из

машины. Кирилл с веселым предвкушением хлопнул дверцей и

пошел за ментом.

Толстый гаишник подвел Кирилла к «мерседесу», и дверца его

распахнулась. За рулем сидел самый удивительный персонаж,

которого Кириллу доводилось в жизни видеть. Это был человек

высотой два метра и весом в полтора центнера, и ни килограмма

из этих центнеров не приходилось на жир. Глаза и скулы

человека прятались в густых черных кудрях, и его кулаки были

размером с дыню. На коленях у человека стоял пакет с грецкими

орехами. Он добывал орехи из пакета, давил их двумя пальцами

и ел.

- Садись, - сказали сзади.

Кирилл оглянулся и увидел, что за его спиной стоит молодой

парень в хорошо выстиранном камуфляже и крепких светло

коричневых берцах. У парня был чисто выбритый подбородок,

автомат Калашникова и вдумчивые глаза убийцы.

В пяти метрах сзади от Кирилла гаишник в желтой

светоотражающей куртке что-то втолковывал водителю такси. Он

был не один. Рядом с гаишником стоял еще один парень в

камуфляже и с автоматом Калашникова. В профиль он казался

рост, одинаковые глаза, одинаковые красные губы и даже два

совершенно одинаковых свежих пореза чуть ниже одинаковых

родинок над правой губой. Они были как две фотографии с

одного и того же негатива.

За воротами начиналась широкая кладбищенская аллея, по

обеим сторонам которой тянулись совершенно одинаковой

высоты памятники и плиты. Аллея шла далеко вперед, так, что

Кирилл в вечереющем воздухе не видел ее конца. Направо и

налево шли такие же одинаковые памятники.

Это бы очень походило на военное кладбище, где государство за

казенный кошт хоронит своих павших воинов, если бы некоторые

памятники не были спаренными, а то и строенными, потому что

под гранитной плитой лежали сразу два члена семьи.

5 апреля 2002-го года в пять часов двадцать минут утра отряд

боевиков под предводительством некоего Вахи Хункарова

захватил бештойский роддом номер один. Через три с половиной

часа после захвата, еще до того, как ошеломленные власти

успели блокировать здание, при монтаже взрывной цепи в

роддоме произошел взрыв, сровнявший с землей все левое

крыло.

На всех ста семидесяти четырех памятниках, стоявших на

кладбище, была одинаковая дата смерти.

На сорока семи дата смерти совпадала с датой рождения.

В конце аллеи, отделяя старое кладбище от новой,

образовавшейся недавно части, возвышалась небольшая мечеть

из рыжего камня с рвущейся вверх стрелой минарета. Кирилл

поднялся по ступеням и остался у дверей. Он молча смотрел,

как трое его спутников прошли вперед по расчерченному

прямоугольниками ковру и остановились под низким, усеянным

лампочками обручем люстры.

Они молились недолго. Проходя аллеей обратно, они

поздоровались с женщиной, возившейся возле одной из могил.

Спустя десять минут «мерс» проехал по какому-то вечереющему

селу, забираясь все время в гору, и сразу за селом свернул в

ворота, увенчанные минаретом сторожевой вышки.

За воротами тщательно выметенная дорога петляла между

подстриженных кустов и уходила вниз, петлей обвиваясь вокруг

темного зимнего озера с пятиметровой вышкой для прыжков в

воду.

После истории с похищением Заура Джамалудин очень вырос в

глазах своей семьи. О нем заговорили по всей республике. И

дело было не только в том, что Джамалудин вызволил из ямы

своего брата и застрелил того, кто его украл.

Просто война подходила к аварским горам все ближе и ближе, и

те, кто умел воевать, стояли все выше и выше. А так хотел

Аллах, что Джамалудин повзрослел на войне, а не в бизнесе и

не в уличных разборках. Гадкий утенок превратился в орла,

хулиган – в воина.

Война накатывалась на горы, точа вековые устои и размывая то,

что не успела размыть советское власть; а кое-что, наоборот,

она поднимала со дна. Похищение Заура было первой

ласточкой. Скоро людей стали воровать как кур.

Иногда их воровали чеченцы, а иногда – российские солдаты с

расположенного рядом аэродрома. Еще чаще воровали самих

солдат, потому что от бескормицы они бродили по полям и

предлагали местным запчасти и патроны. Мэр города гнал себе

водку и даже не думал этому противостоять. По правде говоря,

его самого однажды украли.

Когда людей крали, Джамалудина часто просили о помощи.

Однажды в Бештое украли сторожа с бензоколонки, и так как

сторож стоил недорого, Джамалудин выкупил его за три тысячи

долларов. Джамалудину было проще самому выкупить его по

цене российского солдата, чем просить денег у государства.

Джамалудин забрал заложника на Ровенском Круге и отвез его в

управление ФСБ по республике, а вечером он увидел этого

самого заложника в новостях. Майор ФСБ стоял рядом с

заложником, положив руку ему на плечо, и рассказывал о том,

как тот был освобожден в результате спецоперации.

Спустя два дня отец сторожа собрал по случаю его

освобождения большое застолье, и так вышло, что Джамалудина

не позвали на это застолье. Джамалудин на это ничего не

сказал, но через неделю его друг по имени Ташов пересекся с

дядей заложника на какой-то свадьбе.

- А почему вы не позвали Джамалудина на празднование? –

спросил Ташов.

- Да потому, что это похищение – дело его рук, - ответил дядя

заложника, которому принадлежали два ларька в городе, - он

украл моего племянника, чтобы влезть в бизнес моего брата.

побогаче, и они заметно приуныли, когда поняли, что на этих

двоих много не наваришь.

Похитители подумали-подумали и поехали в Бештой за одеждой

для парней. В Бештое они купили заложникам новые кроссовки и

хорошие джинсы, и переодели их в эту одежду. А затем они

поехали в гости к Арзо Хаджиеву и рассказали, что у них есть

два заложника-кумыка, один из которых – финдиректор на

заводе Кемировых, а другой – его зам, и что они хотели бы

получить за этих двух заложников по двадцать тысяч долларов,

так как они побаиваются связываться с Джамалудином.

Хаджиев поторговался и купил обоих парней за десять тысяч

долларов. Перед обменом продавцы как следует побили парней

и велели им держать язык за зубами. Да оно и не

потребовалось, потому что никто в чеченском дворе с

заложниками не разговаривал. После этого Хаджиев позвонил

Джамалудину и попросил за каждого заложника по миллиону.

- Эти люди не имеют ко мне никакого отношения, - сказал

Джамалудин, - сколько ты заплатил за них этим мошенникам?

- Тридцать тысяч, - ответил Арзо.

- Я заплачу за каждого по три тысячи, как за русского солдата, и

еще столько же за работу, - сказал Джамалудин, - но сверху я не

дам ни копейки.

Арзо был сильно недоволен этим ответом. Он попытался

перепродать парней сначала Ахмадовым, а потом Бараеву, но к

этому времени вся Чечня знала, как Арзо купил «финдиректора

Джамалудина», и пристроить кумыков было труднее, чем акции

МММ.

В конце концов Арзо позвонил Джамалудину и сказал, что

согласен на его сумму. Когда они договорились, Джамалудин

положил трубку, рассмеялся и сказал своим людям:

- Бизнес по-чеченски. Попросить два лимона, сломать жизнь

двум матерям, а вышибить в итоге полкило зубов и шесть тысяч

долларов.

В назначенное время Арзо и Джамалудин подъехали к

Ровенскому блокпосту. Сначала подъехали машины со

снайперами, которые залегли в кустах, чтобы избавить обе

стороны от искушения сделать какую-нибудь глупость, а потом из

двух машин вышли Арзо и Джамалудин.

Они подошли к клумбе возле блокпоста. Поперек клумбы шла

Начальник службы безопасности ругался и так и сяк, но

Джамалудин сказал:

- Я хожу так, как я привык. Ты можешь попросить меня отдать

оружие, а еще ты можешь попросить меня надеть юбку. Оружия

я не отдам, а в юбке ты сам ходи дома.

Поэтому в конце концов Джамалудин зашел в кабинет с

«макаровым» на боку. Это был очень красивый кабинет. В

кабинете все было отделано сверкающим деревом, и ножки

стола были похожи на лапки породистой борзой. Олигарх сидел

рядом с собственными фотографиями, на которых он был

изображен с президентами разных стран, и Джамалудин

подумал, что у него никогда не будет такой коллекции

фотографий. Правда, у него тоже был семейный альбом, где он

был снят с Басаевым и с Хаттабом, но Джамалудин понимал, что

это не то.

Рядом с олигархом сидел двоюродный брат Джамалудина,

депутат Государственной Думы Аслудин Кемиров, и молодой

худощавый парень, который представился как Кирилл.

Когда Джамалудин вошел, олигарх встал и покосился на ствол, а

потом поздоровался с Джамалудином.

- У меня в Чечне пропал сын, - сказал олигарх, - от первого

брака. Мне сказали, что ты можешь его вызволить.

Джамалудин помолчал.

- Я слыхал что-то в этом роде, - уклончиво сказал аварец, - а как

твой сын там оказался?

Олигарх промолчал, а Кирилл усмехнулся и сказал:

- Он туда поехал покупать наркотики. Он сидел на игле и у него

были друзья-чеченцы. Они зазвали его с собой, сказали, что в

Чечне дурь дешева.

- Кто друзья?

- Некто Ваха и Муса Адаллаевы, - ответил олигарх, - Теперь они,

конечно, говорят, что Вадика украли у них из-под носа.

Остановили на горной дороге и вытащили из машины. Гонят, что

они ничего не знают.

Джамалудин понимал, что так оно и есть. То есть, конечно, это

Адаллаевы продали русского и получили за него деньги, но

теперь они знают о его судьбе не больше, чем продавец в

супермаркете – о куске мыла, сбытом покупателю. Торговая сеть,

в которой продавался товар под названием «русские пленники»,

холодном погребе. Ведь это только банка с огурцами чувствует

себя в погребе хорошо, а человек, наоборот, в погребе может

испортиться. А кому нужен испорившийся товар?

Поэтому спустя всего четыре дня Джамалудин Кемиров, Кирилл

Водров, бывший тогда вице-президентом головного холдинга

Владковского, и еще один чеченец, Аслан, приехали в

пограничное село. С ними было две машины вооруженных

людей. Что же до Заура Кемирова, то он остался в Москве, в

офисе олигарха, как залог, что его семья не сбежит с деньгами.

Когда они подъехали к границе, они увидели по ту сторону

простую белую «девятку», из которой вышел старик в папахе.

Человека этого звали Муса Темаев, он был отцом Аслана и

одним из самых уважаемых людей в этом районе. За рулем

белой «девятки» сидел его племянник, и больше с Мусой людей

не было.

Старик-чеченец оглядел всю ораву вооруженных людей,

приехавших с Джамалудином, покачал головой, похожей на

старый пенек, и спросил:

- Джамалудин, ты молод, но я слыхал о тебе много хорошего.

Куда собрались все эти люди?

- Никуда, - ответил Джамалудин, - они останутся тут с тобой, на

границе, а я и твой сын съездим и привезем русского.

- Я поеду с вами, - сказал Кирилл.

- Тебе нечего делать в Чечне, - резко ответил Джамалудин.

- Вы везете с собой большие деньги, - возразил Кирилл. – Влад

попросил меня быть около этих денег.

Джамалудин вынул из белого джипа мешок с деньгами и

перекинул его в «девятку». Потом он подошел к Кириллу. Он

вытащил у русского из-за пояса «глок» и сунул себе в карман.

- Садись, - сказал Джамалудин.

Спустя час белая «девятка» въехала во двор небольшого дома,

принадлежавшего двоюродному брату Аслана, Ансуди. Гостей

приняли с почетом и накрыли для них сытный стол. Ансуди тоже

не был владельцем Вадика, а был только посредником, как

Аслан и сам Джамалудин. Джамалудин велел хозяину дома

нагреть воду, чтобы вымыть русского, и сварить кашу.

- Зачем каша? – удивился Кирилл, нервно оглядывая накрытый

под виноградным навесом стол. Тот, по военным меркам, был

очень хорош, и от запаха плавающей в густом соусе курицы у

представил себе их положение. Они были в сердце Чечни, в

сотне километров от ближайшего места с русским названием и

русскими войсками, с двумя миллионами долларов в заплечном

рюкзаке, и единственной гарантией их безопасности служил

уважаемый человек по имени Муса, оставшийся заложником у

людей Джамалудина. С учетом сложившихся обстоятельств эта

гарантия стремительно портилась.

Джамалудин вынул из кармана щегольский «глок» Кирилла,

проверил обойму и протянул его владельцу.

- Вставай, - сказал он, - мы уходим.

- Сейчас? Ночью?

- Ты намерен дожидаться утра? К сегодняшнему дню половина

Чечни знала, что по Урус-Мартановскому району бегают два

миллиона долларов. Ты хочешь, чтобы к завтрашнему утру об

этом узнала вся Чечня?

В доме Темаевых был подземный ход, выводивший прямо к

козьей тропе за окраиной ночного села. Этим ходом они и ушли,

оставив белую «девятку» во дворе, где ее могли видеть

случайные и неслучайные наблюдатели. Кирилл понимал, что

ход был вырыт не для того, чтобы гонять на водопой коз, но

помалкивал. Они протиснулись через земляной лаз и через

полчаса оказались в ночной «зеленке».

Еще через пятнадцать минут Аслан Темаев уверенно свернул с

тропы и стал карабкаться по склону вверх, руководствуясь

какими-то одному ему известными приметами. Он рассчитывал

перевалить через мелкие в этом месте предгорья и спуститься в

соседнее село, а там сесть на рейсовый автобус. То, что по

Чечне ездили автобусы, удивило Кирилла не меньше, чем если

бы ему сказали, что в здешних горах до сих попадаются

динозавры.

Всю ночь они шли по горам.

Первым шел Аслан: он хорошо знал эти места. Джамалудин нес

за плечами рюкзак с двумя миллионами долларов, а поверх

рюкзака он повесил автомат. Два миллиона долларов весили

двадцать четыре килограмма, и, по правде говоря, это был не

самый полезный груз в горах. Джамалудин с удовольствием

променял бы двадцать четыре килограмма долларов на

двадцать четыре килограмма патронов.

Замыкал колонну русский. Джамалудин вернул ему пистолет и

бабы вокруг – это его заложницы, но по здравом размышлении

Кирилл не стал этого делать. Он еще не слыхал, чтобы русские

брали в заложники автобус с чеченками. Как-то это обычно

случалось наоборот.

Их троих высадили из автобуса; оружие и рюкзаки у них

отобрали, и если у Кирилла осталась какая-то надежда, что это

случайная встреча, то она испарилась тогда, когда вслед за

«нивами» к указателю подъехал черный новенький

«гелендеваген».

Кирилла посадили в «ниву», и вся колонна развернулась и

поехала назад.

Через полчаса Кирилл заметил, как они проехали перекресток,

возле которого они спустились с горы. В ста метрах от дороги

лежали истлевший хрящ танка. Машины свернули вправо и еще

минут через сорок въехали в предгорное село. Гора, встающая

из зеленого купола леса, была похожа на гребень динозавра.

Во дворе, куда свернула «Нива», было довольно многолюдно.

Двое обнаженных по пояс рабочих отесывали топорами бревна

для навеса, между свежевырытых под эти бревна ям стоял БТР,

и посереди двора было накрыто несколько столов. За ними

сидели люди с оружием.

Троих пленников выгрузили из машин и поставили у БТРа.

Джамалудин невозмутимо присел на броню. Кирилл скосил

голову и увидел, что у пожилого работника, возившегося с

бревном, светлые волосы и славянская физиономия. По виду

этому человеку было лет шестьдесят; его кожа задубела от

солнца и пота, и когда он повернулся, Кирилл увидел вдоль всей

его спины вспухший синий рубец.

- Ты русский? – спросил вполголоса Кирилл.

Старик кивнул, не переставая отесывать топором бревно. Теперь

он перешел на другую сторону, чтобы ему было сподручней, и

Кирилл увидел у него синяк в поллица и сгнившие пеньки

выбитых зубов. Молодой чеченец, стоявший в нескольких метрах

от ямы, заинтересовался разговором и подошел поближе, но не

прикрикнул на старика и не отогнал Кирилла.

- Кто здесь хозяин? – спросил Кирилл.

Старик поднял голову, посмотрел на Кирилла, потом на боевика,

и сказал:

- Кто надо, тот и хозяин.

- Об этой истории слышали все, - наконец сказал Арзо, - но

последнее, что я слышал – это что за Владковского платят три

миллиона. Что-то я не вижу тут трех миллионов. Кто-то из нас

разучился считать, или папа Владковского, или я.

- Человек, который предлагал три, соврал. Он не имел

полномочий для переговоров.

- А ты их имеешь?

- Я сотрудник Владковского, - сказал Кирилл, - мое имя вам что

то вряд ли скажет, но вам наверное что-то говорит имя Мусы

Темаева. Это Муса гарантировал нам обмен и остался на той

стороне, как гарантия, что в Чечне с нами ничего не случится.

В полной тишине раздался смешок Арзо, и Кирилл, холодея,

понял, что он сделал какую-то страшную ошибку.

- Имя Мусы мне много говорит, - сказал Арзо. – Мы с ним

кровники.

Хаджиев улыбнулся и отдал негромкое приказание по-чеченски.

К нему подбежал молодой боевик, лет, наверное, семнадцати, и

проворно начал собирать деньги в мешок. Одна из упаковок

закатилась под БТР, и боевик шарил там автоматом, как

шваброй. Наконец рюкзак был снова полон, и юноша поставил

его перед Хаджиевым.

- Два года назад, - сказал Хаджиев, обращаясь к Джамалудину, -

у тебя украли двоих работников. Ты отказался платить за них

деньги, потому что они были кумыки, а не аварцы. А когда я

согласился тебе их вернуть, почитай, задаром, ты сказал своим

друзьям. «Это бизнес по-чеченски. Попросить миллион,

поломать кучу зубов и судеб, а в конце концов получить три

тысячи долларов». Я делаю бизнес по-другому. Мне не нужны

чужие деньги. Мне нужны мои враги. Аслан останется здесь, а

вы двое можете уходить со своим мешком. Ахмад, дай им

машину.

И с этими словами Арзо швырнул Джамалудину рюкзак с двумя

миллионами долларов.

Джамалудин понял, что они мертвы.

Он слишком хорошо знал Арзо, чтобы не понимать, что его

слова – это сплошное лицедейство. Арзо отпускал их у всех на

глазах. Но они не проедут и километра, как на выезде из села их

расстреляет засада, а потом где-нибудь в лесу найдут труп

Джамалудина, и Арзо разведет руками и скажет: «Я отпустил

Аллахом, я ухожу с этими деньгами. И если меня убьют, мой

брат знает, с кого спросить.

Хаджиев поглядел куда-то в сторону, и Джамалудин понял, что

он смотрит на пластмассового волка. Потом Арзо распахнул

ногой дверь в прихожую и вполголоса отдал распоряжение.

***

Вадика Владковского подняли во двор спустя пятнадцать минут.

Он был и раньше худ, но теперь одежда болталась на нем, как

на швабре. От него пахло, как в привокзальном сортире.

- Пусть помоется, - распорядился Арзо.

Вадик увидел знакомое лицо среди стоявших во дворе горцев,

сел на землю и заплакал.

Пока Вадик мылся, Арзо распорядился накрыть стол на воздухе,

и Джамалудин сел по правую руку от Арзо, а по левую посадили

Кирилла. Что касается Аслана, то его за стол никто не позвал, и

он по-прежнему сидел между двух людей Хаджиева около БТРа.

На неровных досках появились алые, как кровь, помидоры, и

большие куски вареного мяса. Арзо сделался вдруг необычайно

весел, он шутил по-русски и по-чеченски, а потом вдруг вытащил

из-за пояса здоровенный нож и, наколов на него парной кусок

мяса, сбросил его на пустую тарелку Кирилла.

- Кушай, дорогой, кушай, - сказал Арзо, - это не человечина.

Наконец привели Вадика. Он был в чистых джинсах, спадавших

с бедер, и клетчатой рубашке с короткими рукавами. Перед ним

поставили плошку с бульоном, и один из чеченцев протянул ему

ложку. Вадик отпрянул и дико закричал. Боевики захохотали.

Потихоньку Вадим успокоился, схватил ложку и начал жрать

бульон. Джамалудин заметил у него на руках красные пятнышки

от потушенных о кожу сигарет, указал на них Арзо и сказал:

- Это нехорошо, Арзо. Если ты сражаешься на пути Аллаха,

зачем твои люди курят? Это харам.

Застолье продолжалось и продолжалось. Кирилл сидел как на

гранате. Арзо и Джамалудин, казалось, полностью расслабились,

и за столом все чаще раздавался смех и гортанные шутки. Аслан

по-прежнему сидел у БТРа, и однажды, когда Кирилл оглянулся,

он увидел, что в конце двора два русских пленника печально

смотрят на стол.

оказалось в полуметре от головы Темаева.

- Аслан останется здесь, - сказал Арзо.

Джамалудин пожал плечами, заглушил двигатель и вылез из

машины.

- Я тоже, - сказал аварец.

Красивое смуглое лицо чеченца побледнело.

- Ты слишком много хочешь, - сказал Арзо, - кто много хочет,

получает пулю в лоб.

- Мы приехали вместе и мы уедем вместе, - ответил

Джамалудин.

Арзо молчал несколько секунд. Потом махнул рукой.

- Садись, Аслан. И запомни, ты обязан моему брату жизнью.

****

Арзо и Джамалудин встали с места, как только русский вошел в

бревенчатый домик. Они обнялись, и Арзо сказал:

- Не надо меня провожать. Хаген меня проводит.

Белокурый ариец встал и вышел вслед за Арзо, а Джамалудин

вновь опустился в кресло. Хлопнула дверь, и на пороге домика

показалась полная женщина в длинной черной юбке и синем

платке с набивным рисунком из крупных тюльпанов.

Женщина ловко прибрала стол за ушедшими и через минуту

вернулась с новой порцией еды. На фарфоровой тарелке

блестели куски разваренного мяса, похожие на складки гор, и из

глубокой белой супницы с хинкалом подымался ароматный

дымок. Джамалудин сидел в кресле, откинувшись на кожаную

спинку и полузакрыв глаза. Пальцы его неспешно перебирали

четки.

- Поешь, Кирилл Владимирович, - промолвил аварец, - ты

наверно устал. Ты зря приехал в Бештой один. Устроят что, а на

меня спишут.

Кирилл сел на диван и ткнул вилкой в кусок мяса. Ему хотелось

спросить, зачем Джамалудин отколол вчера этот свой номер.

Черт возьми, Кирилл лично бы отдал ему это тело. Отдал бы за

своей подписью, и вышиб бы зубы любому, кто станет вякать.

Шестнадцатилетняя девочка – это еще не террористка. За кого

бы она ни вышла замуж.

- Мне сказали, она была беременна? – спросил Кирилл.

протяжный крик, и Кирилл вздрогнул, не сразу сообразив, что это

всего лишь призыв к молитве.

- Подожди здесь, - сказал Джамалудин, накидывая куртку.

Уже у самой двери он обернулся и проговорил негромким,

отчетливым голосом, свойственным тем командирам, которых

слышно не потому, что они громко орут, а потому, что каждый

хочет услышать, что они сказали.

- Я бы ее убил, - сказал Джамалудин Кемиров.

***

Джамалудин вернулся не один: вместе с ним в гостиную вошли

еще двое. Один был тот самый блондин в красном спортивном

костюме, с зубами, ровными, как клавиши пианино, и выправкой

офицера элитных частей СС.

- Раджаб, - сказал ариец, сжав руку Кирилла, как тисками.

Кирилл удивился. Он хорошо помнил, что Арзо назвал парня

Хагеном.

Второй был на голову ниже и лет на двадцать старше: его

смуглая кожа расползлась из-под глаз мешками, и черные

коротко стриженые волосы переходили в курчавую черную

бороду.

- Шапи, - представился кавказец.

Он сделал шаг и сел, и Кирилл поразился быстроте его

движений.

- Кирилл Владимирович, - сказал Джамалудин, - член Комитета

всеми нами уважаемого зампрокурора Комиссарова. Федор

Комиссаров прекрасно владеет темой Кавказа и имеет много

высоких правительственных наград. Отмечен, между прочим,

Орденом Мужества за спасение сына Владимира Владковского.

Сейчас товарища Комиссарова прислали расследовать убийство

полпреда, а Комиссаров, вот, в рамках этого расследования

прислал к нам Кирилла Владимировича.

- Шапи, ты не убивал полпреда? – спросил Раджаб.

- Нет, - ответил Шапи, - а ты?

- Мы занимаемся не только убийством полпреда, - сказал

Кирилл, - есть и другие преступления, которые мы расследуем.

- Например? – спросил Джамалудин.

- Когда меня везли сюда, мы проезжали мимо мэрии. Там был