«Елена Ханга, Олег Вакуловский. Третье пророчество»: АСТ, АСТ

Москва, Хранитель; Москва; 2007

ISBN 978-5-17-047392-2, 978-5-9713-6151-0, 978-5-9762-4754-3

Аннотация

Модельное агентство – дело не только прибыльное, но и

непредсказуемое. В этом пришлось убедиться Жене

Линдерману, скандально известному тем, что на светских

показах, VIP-вечеринках и банкетах он сводил... то есть знакомил

красавиц-моделей с политиками и олигархами. И вот прекрасный

бизнес нарушен необъяснимыми покушениями на «девочек»... В

это же время международная преступная группа похищает из

России девушку с уникальными способностями. Кто она, как

связана с Линдерманом, где ее искать? Главному герою

мистического детектива «Третье пророчество» предстоит не

только выяснить это, но и столкнуться с самой большой тайной

двадцатого века – третьим пророчеством Фатимской Девы,

содержание которого долго скрывалось от человечества. И

возможно, скрывается, до сих пор...

подумал он, лежа на спине и довольно щурясь на солнце.

Когда он вернулся в свой люкс, на столике уже дымилась чашка

кофе. Как всегда – минута в минуту. Изучив в первые же сутки

пожелания и привычки своего гостя, местная обслуга работала,

как хорошие швейцарские часы.

Часы показывали половину десятого утра.

Они позвонят минут через пятнадцать... «Да, где-то так – минут

через пятнадцать», – подумал он.

Ровно через пятнадцать минут, когда он допил уже вторую чашку,

мягкой трелью дал о себе знать гостиничный телефон.

«Сработало», – подумал он и поднял трубку.

– Эндрю? Доброе утро, – пророкотал по-английски глубокий бас.

Такие голоса обычно звучат по телевизору в анонсах новых

фильмов. К этому весь мир уже давно приучили американцы. –

Мой друг Стив передал мне, что вы интересуетесь моей

коллекцией...

– Простите?..

– Меня зовут Эрик. Эрик Густавссон.

– Но я даже не знаю вашего имени. И уже поэтому вряд ли мог

проявить интерес к вашей коллекции.

– Ха! – громко и радостно загромыхала трубка, изображая

искренний смех. – Конечно! Но если вы интересуетесь делами

Ватикана, значит, вы интересуетесь моей коллекцией!

Со времени «нечаянного» знакомства со Стивом прошло два

дня. Всего два дня им понадобилось, чтобы навести о нем

справки. Пока все сработало.

– Как насчет сегодняшнего вечера? – предложила трубка.

– Я свободен.

– Значит, в семь часов в клубе «Какаду», вы знаете, где это?

Он повесил трубку и некоторое время задумчиво смотрел на

телефон.

Позавтракав, постоялец президентского люкса заказал себе

автомобиль и уехал кататься по острову. Он притормозил в

одном из поселков, оставил машину и прошел пешком несколько

улочек. Увидев вывеску «Интернет-кафе» на двухэтажном

грязном здании, он, казалось, переменил свои планы и зашел

внутрь.

Если бы кто-то смог увидеть, зачем иностранцу вдруг

понадобился Интернет, то только бы ухмыльнулся. Постоялец

чтобы выглядеть весьма элегантно в своем деловом костюме.

Его можно было с уверенностью назвать привлекательным, но он

принадлежал к тому типу, который, с точки зрения других

мужчин, непременно должен нравиться женщинам, но на самом

деле женщины таких избегают, инстинктивно чувствуя, что

связываться с этим типом не стоит. Скорее всего их отпугивают в

таких мужчинах достаточно холодные глаза, но это, возможно,

потому, что они часто путают холодность с пустотой.

Это наверняка был итальянец, и скорее всего житель Рима. И на

площадь Святого Петра он пришел явно не в качестве

любознательного зеваки.

Пересекая площадь, он пару раз глянул на часы. Сегодня ему

никак нельзя было опаздывать.

Наконец он оказался около малоприметного входа недалеко от

резиденции папы и скрылся в дворцовом комплексе. Еще десять

минут ходьбы по коридорам и этажам, и перед мужчиной

показались тяжелые резные двери темного дерева.

* * *

Из всех дверей, когда-либо открывавшихся перед ним, эти были

самыми важными. Джузеппе Торно льстило, что перед

большинством простых смертных – и не только совсем уж

простых, а и перед политиками, генералами и финансовыми

магнатами – эти двери вовсе никогда не растворялись, как бы те

ни мечтали хоть раз просунуть сюда свой любопытный нос. В

мире сегодня не было даже сколько-нибудь определенного

ответа на вопрос: а существуют ли эти двери вообще? Многим

они казались выдумкой, разгоряченной фантазией журналистов

и писателей. И надо сказать, люди, имевшие сюда доступ, сами

немало сделали для того, чтобы в существование их верило как

можно меньше народу.

За всю свою долгую работу в Ватикане сам Джузеппе Торно

всего несколько раз удостаивался чести входить сюда. Каждый

вызов за эти двери значил куда больше, чем любые поощрения

и награды. Приглашение к его преосвященству автоматически

подтверждало высокий статус приглашенного и означало, что он

остается в службе на самом хорошем счету. Потому что только

лучшим из лучших доверялись самые главные секреты Святого

доставалось в этом случае какому-нибудь временному

объединению иезуитов или такой организации, как «Опус Деи»,

которую журналисты обожали изображать в качестве

таинственного ордена, занимающегося темными делишками.

Похоже, Ватикан не только не смущался этими скандалами, но

негласно даже поддерживал их, – конечно, до определенной

степени, ведь очень многие в Святом городе были связаны с

«Опус Деи». С другой стороны, суета вокруг «Опус Деи»

помогала избежать слишком пристального внимания к самой

службе.

* * *

Дело было, конечно, не в том, как теперь называлась служба, а в

том, где она скрывалась и чем занималась.

Конспирация была продумана и соблюдена настолько

тщательно, что даже Джузеппе Торно, проработавший много лет

на разных направлениях службы, не смог бы ответить на эти

вопросы. Сам он числился в штате Конгрегации семинарий,

университетов и исследований, его коллеги были разбросаны по

другим подразделениям Ватикана. Иными словами, официально

Службы не было, и всегда можно было с легким сердцем

отрицать сам факт ее существования, – следов в документах все

равно бы не нашли.

Торно затруднился бы четко определить круг занятий службы. В

свое время он несколько лет занимался поиском и изучением

разного рода артефактов и проверял достоверность сведений о

тех или иных необычных явлениях. Сигналов о необычных

событиях было довольно много, и, разумеется, почти все они

были ложными, но специалисты службы все равно ездили по

всему миру, чтобы установить их возможную подлинность и,

главное, понять, могут ли они иметь божественное

происхождение. Не меньшее любопытство служба проявляла и к

источникам информации, самым тесным образом была

переплетенной с политическими интригами и новейшими научно

техническими разработками. Подобные задания Джузеппе Торно

также приходилось выполнять в разных странах. Но чем бы он

ни занимался, в большинстве случаев его работа носила

достаточно рутинный для службы характер. Сюда, за двери, его,

Теперь Торно понял, почему его удостоили такой высокой чести.

Фатимское дело было едва ли не главной заботой Святого

Престола по крайней мере в течение всего двадцатого века.

Тринадцатого мая тысяча девятьсот семнадцатого года около

деревушки Фатима в ста пятидесяти километрах от Лиссабона

трем маленьким детям, которые пасли овец, явилась Дева

Мария. И с тех пор она являлась им каждое тринадцатое число

каждого месяца до октября. Она открыла им три пророчества,

наказав передать их людям. Она также сказала двум младшим

детям, что вскоре они умрут, а старшей, Люсии, придется жить

очень долго. И в последний свой приход на Землю она явила

толпам людей чудо, чтобы они поверили в то, что расскажут

дети о ее приходе. И солнце плясало как сумасшедшее на

вечернем небе. В европейских газетах семнадцатого года любой

сомневающийся может и сегодня найти эти фантастические

фотографии. На них видно, как целые толпы людей завороженно

смотрят на скачущее над горизонтом солнце. Ученые так и не

смогли найти этому никакого объяснения. И это было чудо,

узаконенное потом Ватиканом. Двое младших детей – Франческа

и Джакинта – в восемнадцатом году действительно умерли от

«испанки», а вот Люсия жила еще очень долго...

Люсия, единственная грамотная из этих детей, записала

пророчества Девы Марии, а записка попала к

священнослужителям. Она просто сообщила в ней то, что

увидела, потому что Дева Мария не рассказывала детям свои

пророчества, а показывала им видения.

В тридцатом году после тщательного расследования

специальный комитет Ватикана официально признал и чудо,

явленное Марией, и возвещенные ею пророчества. Когда

кардинал Пачелли стал папой Пием Двенадцатым, ему передали

записку маленькой Люсии. Но в этой записке было только два

пророчества.

В сорок втором Пий Двенадцатый разрешил их обнародовать.

Один из «секретов Фатимы» касался Первой мировой войны.

Говорят, что Дева Мария показала португальским детишкам ад и

мучающиеся там души грешников. И это пророчество гласило,

что за этой войной последует новая, еще более ужасная, если

люди не обретут веру. Второй «секрет Фатимы» говорил о

России, которая попала в беду и которую надлежит освободить

организации «серые волки» Али Агджа стрелял в Иоанна Павла

Второго. А потом чудом выживший папа поехал к нему в тюрьму

и долго говорил с ним о чем-то один на один. После беседы

стало известно, что папа римский простил стрелявшего. Но еще

до этого – через год после покушения – Иоанн Павел Второй

отправился в Португалию и встретился там с сестрой Люсией.

Она прожила долго и умерла в возрасте девяноста восьми лет.

Как и предсказывала Святая Дева Мария.

* * *

– Итак, Святая Церковь поставила точку в этой сложной

истории... – сказал кардинал, внимательно поглядывая на Торно.

Казалось, все это время он подслушивал его мысли.

«Как бы не так», – подумал про себя Торно, согласно кивнув

словам кардинала. Он ясно почувствовал полувопросительную

интонацию в голосе его преосвященства, словно кардинал

проверял, уж не сомневается ли его сотрудник в том, что эта

точка действительно поставлена. Кардинал, конечно, был прав в

своих подозрениях, и очень хорошо, что он решил не проверять

до конца свою догадку. В конце концов, не за этим он позвал

доктора Торно.

* * *

На самом деле в истории с третьим секретом Фатимы между тем

оставалось много неясного. По крайней мере для Торно.

Пожалуй, главным вопросом оставалось, почему Ватикан так

долго не отдавал этот секрет, хотя ведь сестра Люсия передала,

что Фатимская Дева разрешила это сделать еще в

шестидесятом. Мимо такой нестыковки не в состоянии был

пройти ни один исследователь. В том числе, конечно, и Джузеппе

Торно, задавшийся этим вопросом еще во времена учебы в

Оксфорде. Уж не возомнил ли Святой Престол, будто лучше

самой Девы Марии разбирается, что и когда именно предавать

огласке на земле? Такая крамольная мысль могла еще прийти в

голову студента теологии Торно, – да она, что уж тут скрывать, и

посещала его тогда не раз, – но потом, получив работу в Святом

городе, он постарался раз и навсегда от нее избавиться.

Ей строго-настрого запрещают что-либо рассказывать о том, что

она видела и слышала во время встреч с Фатимской Девой. Ей

даже запрещают говорить сестрам в пансионе о том, кто она

сама и откуда приехала. И всякий раз, когда наступает время

каникул, епископ Лейрийский приезжает за девочкой и забирает

ее с собой. А с сорок восьмого года Люсию перевозят в

монастырь кармелиток в Коимбре, там она и живет уже

пятьдесят семь лет. То есть все это время она находилась под

строгим присмотром Святой Церкви. Что касается ее записей и

дневников, то частично они уже были опубликованы...

– Речь, разумеется, идет не о тех записях сестры Люсии, о

которых нам хорошо известно, – тут же пояснил его

преосвященство, опять уловив, о чем думает собеседник. – Речь

идет о каких-то тайных дневниках, – уточнил кардинал.

Презрительная интонация, с которой кардинал отозвался о

тайных дневниках, должна была свидетельствовать, что его

преосвященство, конечно, и мысли не допускает, будто

благочестивая сестра Люсия могла вести какие-то записи втайне

от Святой Церкви. И тем не менее он не сказал ни слова

сомнения о достоверности этих записей. Он не сказал, что

сестра Люсия якобы писала дневник, что такой дневник якобы

существует.

Это не укрылось от внимания Торно. И теперь он был смущен.

– Мой дорогой Джузеппе, – сказал кардинал, поднимая наконец

глаза на Торно. – Мы бы хотели, чтобы вы занялись этой

проблемой. Нельзя допустить, чтобы у врагов Святой Церкви

появилось новое оружие. Нужно заблаговременно дать понять

миру, что эти тайные дневники – фикция, обман.

Торно почтительно склонил голову, давая понять, что осознал

важность поручения.

* * *

Попрощавшись с Джузеппе Торно, кардинал уставился в одну

точку. Он знал, что сегодня целый день будет думать только о

сестре Люсии. Такое уж было свойство у этой старой монахини.

Кардинал был одним из немногих в мире, кто лично знал сестру

Люсию. Было бы ошибкой говорить, что он знал ее хорошо, но

несколько раз его преосвященство присутствовал при встречах с

искренне считал, что с приступами повышенной нервной

возбудимости – именно так он определял свою неврастению –

он способен справляться сам, когда оставался в одиночестве.

Таким образом, она должна была оставаться тайной для

окружающих, его личной тайной. Может быть, так поначалу и

было, но шло время, и вот он уже сам не всегда замечал, что

ситуация выходит из-под контроля и неврастенические вспышки

легко прорываются наружу в присутствии посторонних. Его

недоброжелатели связывали все более заметную

неуравновешенность рейхсфюрера с тем, что в свое время он

слишком сильно увлекся мистицизмом и окружил себя весьма

сомнительными личностями, которые все больше и больше

подчиняли его психику своему пагубному влиянию. Чего стоил

хотя бы старик Карл Мария Виллигут, убедивший рейхсфюрера

устроить свою главную духовную резиденцию именно в крепости

Вевельсбург, на самом западе Германии, и обосновавший это

тем, что она находится посередине магического треугольника.

Кроме Гиммлера, он мало кому нравился: одни в СС считали его

откровенным, хотя и очень удачливым шарлатаном, другие –

просто сумасшедшим.

Гиммлер же, не обращая внимания на злопыхателей, возвысил

Виллигута до группенфюрера СС, причем в СС старый мистик

принял имя Вайстора – одно из имен, которыми назывался

великий бог Один. Именно Виллигут-Вайстор и опутал Гиммлера

паутиной мистицизма и оккультных наук. Нередко он являлся

перед группенфюрером в крайне возбужденном состоянии и

рассказывал ему свои сны, которые, впрочем, сложно было

назвать снами. Это было нечто среднее между сновидениями и

галлюцинациями. Но посвященные, к которым стал относить

себя и рейхсфюрер, знали, о чем идет речь. Карл Мария

Виллигут, происходивший из очень древнего и

аристократического германского рода, считывал во время этих

видений важные сведения из своей родовой памяти. Поскольку

трактовка этих видений чаще всего была благоприятна для

самого Гиммлера, а иногда и откровенно льстила его самолюбию

и непомерным амбициям, рейхсфюрер очень внимательно

относился к информации, получаемой из родовой памяти

Виллигута.

Со временем, правда, группенфюрер Вайстор, к радости

завоюет весь мир, – в долги влезать не пришлось. Она обошлась

финансовому управлению ровно в одну германскую марку.

Такова была официальная цена, которую Гиммлер заплатил за

крепость.

Рабе впервые увидел дом рейхсфюрера своими глазами и

подивился тому, как можно было его покупать, да еще влезая

ради этого в долги. Более уродливого и неприветливого здания

видеть ему раньше никогда не приходилось. Рабе показалось,

что не то чтобы жить в таком доме, даже наблюдать его с

безопасного расстояния – и то почему-то было страшно.

Объяснить такую покупку можно было разве что близостью этого

мрачного жилища с крепостью Вевельсбург. Штандартенфюреру

оставалось туда ехать не более пятнадцати – двадцати минут.

Хотя, может быть, как раз мрачность и привлекла рейхсфюрера,

продолжал размышлять Рабе. Он уже рассмотрел дом и теперь

снова набрал скорость. Может быть, Гиммлер выбрал этот

веселенький домик для того, чтобы проводить здесь какие

нибудь свои тайные мессы.

Сам Дитер Рабе не относился к поклонникам модных в СС

тайных знаний. Мода эта шла от верхов, многие вожди в рейхе,

включая фюрера, начали свою карьеру в тайных мистических

обществах. Гиммлер, кстати сказать, в них отметиться не успел,

он вообще поначалу был на обочине, пока солнце национал

социализма еще только вставало над страной. Может быть,

поэтому он так активно постарался наверстать упущенное, когда

уже добился власти.

Рабе в отличие от охотно играющих в мистику старших

товарищей всегда оставался трезвомыслящим прагматиком.

Именно прагматизм и привел его в свое время в СС, когда он

понял, что для быстрого карьерного роста членство в этой

организации ему совершенно необходимо. Хорошо владея

испанским и португальским, он начал карьеру в министерстве

иностранных дел и зарекомендовал себя специалистом по

Иберийскому полуострову. Вскоре, однако, Рабе сменил место

службы, перейдя в абвер. «Иберийцы» активно потребовались

военной разведке. На то было несколько причин.

Географическое положение этого южно-европейского региона

само по себе делало его оптимальным плацдармом для ведения

радиотехнической разведки во всем мире. Та же география

святой инквизиции. Их рейхсфюрер распорядился оставить в

качестве назидательного исторического памятника.

* * *

У рейхсфюрера с церковью были сложные отношения. Именно

Гиммлер – некогда достаточно набожный человек – стал в

нацистской партии одним из тех, кто призывал к открытому

конфликту с церковниками. Гремучая смесь древнегерманского

язычества и восточных оккультных знаний, которая так сильно

пьянила головы некоторым вождям, сама по себе исключала

любые благопристойные отношения с лютеранской и

католической церковью. И все же это была второстепенная

причина. Первая же, и главная, заключалась в том, что сама

идеология национал-социализма задумывалась как религия, и

потому никакая другая религия рейху уже была не нужна. Речь

шла о господстве над разумом и сознанием нации, а

христианская церковь как раз в этом могла вполне успешно

конкурировать с вождями рейха, что последних несколько

огорчало.

Но так или иначе война до победного конца с церковью у

рейхсмаршала СС не удалась. Попытки тотального запрета на

посещения христианских храмов и соблюдение христианских

обычаев ничего не принесли, кроме ропота недовольства,

который стал отчетливо слышен в корпусе СС. И тогда пришлось

пойти на попятную, очень осторожно соблюдая довольно шаткий

баланс между репрессиями против деятелей церкви и некоторых

послаблений в общей атаке на религию. Запреты на

приверженность христианским традициям задним числом были

ослаблены, – просто перестали наказывать тех, кто их нарушал.

Позже пришлось отменить и сами запреты. В эту ситуацию то и

дело еще вмешивался Ватикан, с которым Берлин играл в

особую игру, пытаясь добиться от папы признания. Святой

Престол вел себя при этом, с точки зрения Берлина, изменчиво и

нелогично.

* * *

Штандартенфюрер Дитрих Рабе не зря размышлял на эти темы,

Именно с таким вопросом Гиммлер обратился к Рабе.

«Только не это!» – пронеслось в голове у того. Сейчас

выяснится, что это новое мистическое увлечение рейхсфюрера.

И ради того, чтобы побеседовать об этом, он и выдернул

штандартенфюрера абвера из Берлина? Дело, однако,

оказалось несколько серьезнее.

Поддержать разговор об истории Фатимской Девы Рабе

поначалу удалось. К счастью, тексты, связанные с ней, были

включены в учебники португальского, по которым он учился.

Португальцы слишком гордились этим своим главным чудом,

чтобы упустить такой шанс и не напомнить о нем иностранным

студентам.

Постепенно штандартенфюрер начал понимать, куда клонит

Гиммлер. Похоже, он решил сделать фатимское чудо своим

собственным открытием. Разумеется, открытием в интересах

рейха.

– История довольно любопытная, – задумчиво констатировал

рейхсфюрер, блеснув своими знаменитыми на весь мир очками.

– Любопытная, но какая-то очень невнятная, – позволил себе

легкую ремарку Рабе. Гиммлер на мгновение взглянул на него с

интересом, но тут же этот интерес потерял.

– Невнятна не сама история, – нарочито мудрым голосом сказал

рейхсфюрер и сам собой залюбовался. – Невнятной, как обычно,

остается роль Ватикана.

Слово «Ватикан» он произнес с плохо скрываемым

раздражением. Рабе сразу это уловил, вспомнив о больной

мозоли Гиммлера, и решил обязательно использовать этот

мотивчик в дальнейшем разговоре.

– Папе понадобилось чуть ли не пятнадцать лет, чтобы вообще

признать, что в Фатиме произошло нечто существенное, –

напомнил рейхсфюрер. – А на днях епископ Лейрийский собрал

журналистов с одной только целью. Он разрешил им

сфотографировать некий запечатанный конверт, в котором якобы

хранится третий секрет Фатимы, записанный этой сестрой

Люсией.

«Ах вот почему он зацепился за эту тему!» – понял Рабе. Эта

новость о епископе и конверте прошла мимо него, слишком

много работы было в последнее время. Да и, честно сказать,

если бы даже эта новость попалась ему на глаза, вряд ли он

он знает этот секрет, получится, что нарушил запрет самой Девы

Марии, ха!

«Час от часу не легче», – подумал с тоской Дитер Рабе,

наблюдая за рехйсфюрером, который с каждой секундой

приходил во все больший азарт от собственной идеи. Так вот что

он придумал – выкрасть сестру Люсию из португальского

монастыря кармелиток, привезти ее в Берлин и хорошенько

обработать. А потом шумная пресс-конференция на весь мир, и

изумленное человечество узнает от самой Люсии, лично

встречавшейся с Девой Марией, третий секрет, состоящий в том,

что именно Третий германский рейх и есть Божье оружие,

которым цивилизация сможет победить большевизм. А что? Все

очень даже логично, если учесть, что в известных уже

откровениях Фатимская Дева как раз предупреждала людей о

катастрофе, которая случится в России, но случится для всего

мира. А почему Ватикан не открывает миру этот важный секрет,

как раз очень понятно. Чтобы не признать истинную миссию

рейха и фюрера. А сестра Люсия, конечно, перебежит на сторону

рейха сама, по собственному желанию, чтобы исполнить только

волю Святой Девы. Абверу остается только освободить

несчастную монахиню из застенков Ватикана, устроенных под

сенью монастыря кармелиток. «А что, красиво, – подумал Рабе.

– Во всяком случае, не так уж плохо для рейхсфюрера. И

главное, что здесь уж такого невозможного?»

* * *

...Это все плюсы. А теперь пора взглянуть на минусы.

Минус первый и главный. Если операция сорвется хоть в одном

звене – а от такого никто никогда не гарантирован – и дело

обернется скандалом, Святая Церковь уже не будет соблюдать

свой подчеркнутый нейтралитет. Будьте спокойны, папа устроит

нам такую пресс-конференцию, что мало никому не покажется.

Все тонкие кружева отношений с Ватиканом, которые с таким

трудом, шаг за шагом плетет Берлин, пытаясь добиться хоть

какой-то благосклонности папы, летят к чертовой матери в одно

мгновение! К чертовой матери летит и политический курс,

заданный самим фюрером! Чья это была идея выкрасть сестру

Люсию из-под носа у Ватикана? Старого доброго Гиммлера, это

решение этого вопроса на потом, на самом деле не так уж и

мало, особенно теперь в рейхе. Но в глубине души он почему-то

почувствовал, что в случае с Фатимской Девой и сестрой Люсией

черту переступать не нужно. Что-то его останавливало. Что-то

еще – помимо обычного профессионального анализа ситуации.

Он так и не смог себе объяснить, что именно это было, – ни

тогда, когда слушал Гиммлера, ни позже. Позже он, наверное,

просто не успел этого сделать. Как и главный вопрос – о том, как

ему относиться к Богу, – он оставил на потом. Через год он погиб

во время диверсионной операции в Италии, а на вопросы

ответить так и не успел.

* * *

...Рабе внимательно посмотрел на Гиммлера. Было заметно, что

тот вовсе не задумывался обо всех мелочах, которые только что

пришли в голову штандартенфюреру. Гиммлер был слишком

увлечен тем великолепным и шокирующим эффектом, который

способно было дать чудесное явление сестры Люсии в Берлине.

– Ожидаются какие-либо согласования этой операции? –

спросил Рабе, хотя и понимал, что зря задает этот вопрос.

– Вы сошли с ума, штандартенфюрер! – ледяным голосом

ответил Гиммлер.

«Ну да, – с тоской подумал Рабе, – не дай Бог с кем-нибудь

поделиться такой гениальной идеей».

– Но руководство абвера... – сделал последнюю слабую попытку

Рабе, хотя в этом кабинете она не имела никакого шанса на

успех.

– Ваше руководство будет знать лишь о том, что вы

прикомандированы лично к моему штабу на время проведения

специальной операции. Больше никаких деталей. Вам будет

придана команда особого назначения, которая никакого

отношения к вашему адмиралу не имеет. Это команда из моего

личного резерва.

«Наверное, большие профессионалы, – мрачно подумал Рабе. –

Таких-то мне теперь и надо».

* * *

сказалось нервное перенапряжение. Возможно, он просто

растерялся. Хотя, конечно, никаких оправданий тут ему быть не

может. С другой стороны, все это вроде бы никак и не повлияло

на развитие событий. На развитие событий повлияли

совершенно другие, вполне чрезвычайные обстоятельства.

Поступок, а вернее сказать проступок, Дитера Рабе заключался в

том, что однажды вечером в Лиссабоне, приняв

непозволительное количество спиртного, он оказался ночью в

квартире красивой молодой испанки, с которой был знаком уже

пару лет. Беда в том, что эта испанка была подругой одного

португальца, служившего секретным агентом абвера. Португалец

этот был молод, энергичен и очень перспективен как

завербованный агент. Вдобавок ко всему, как на грех, у Рабе с

этим парнем давно уже сложились довольно теплые отношения.

В нарушение всех норм, принятых в разведке,

штандартенфюрер, приняв на связь португальца от своего

предшественника, подпал под его обаяние и даже сам не

заметил, как они стали большими друзьями. Они встречались и

болтали куда чаще, чем того требовало дело. Хотя потом Рабе

понял, что такое афиширование их дружбы тоже можно

рассматривать как неплохую маскировку для работы с агентом.

С Хосе – так звали португальца – они разговаривали об истории

и живописи, которой оба увлекались, а потом португалец

познакомил Дитера и со своей подругой Марией, и они часто

встречались уже втроем. А потом... А потом в какой-то момент

опасная искорка вспыхнула между Марией и самим Дитером,

что, уж конечно, было никак не допустимо ни с точки зрения

рабочих, ни человеческих отношений. И Дитер постарался, едва

заметив, эту искорку как можно скорее затушить. Вроде бы ему

это удалось в свое время, но вот прошел уже год, и они теперь

снова случайно встретились в лиссабонском баре с Марией. И

выяснилось, что искорка-то еще тлеет. И вовсе даже не тлеет,

если честно, а готова вот-вот превратиться в настоящее пламя.

Это произошло как раз в то время, когда Рабе прибыл в

Лиссабон со своей особой миссией, – именно тогда он впервые

оказался в постели с Марией. Очнувшись рядом с ней, он понял,

что все самое страшное, что могло бы с ним произойти,

происходит как раз сейчас. Мария лежала рядом – прекрасная и

запретная для него во всех смыслах, но великий грех уже был

штандартенфюреру заодно, в довесок к его совершенно иной и

строго секретной миссии.

Скорее всего эта точка абвера в Лиссабоне была засвечена уже

давно. Как потом высчитали в Берлине, на левые дела

латиноамериканца вышла британская разведка. Британцы

вообще были достаточно активны на Иберийском полуострове во

время войны благодаря возможностям морского флота. Впрочем,

и сами немцы внедрялись в британские порты, используя в

качестве плацдарма те же португальские и испанские базы.

Похоже, англичане довольно плотно следили за хитрым

заведением и хорошо знали особенности его работы. Потому что

в тот самый момент, когда штандартенфюрер Рабе поздним

вечером принимал товар у латиноамериканца, все и случилось.

Дело происходило на надежной конспиративной квартире в

Лиссабоне. По крайней мере Рабе тогда думал, что она надежна.

Их было трое – он сам, владелец заведения и его португальский

агент Хосе.

Свет в квартире выключился почти одновременно с ужасным

ударом во входную дверь. Латиноамериканца убили сразу, Хосе

досталась пуля в ногу, а самого Дитера Рабе потрепало

довольно здорово – две пули прошили навылет грудную клетку и

одна пробила левую руку. Нападавшие сработали

высокопрофессионально, – штандартенфюрер только и успел

вытащить пистолет, но вот выстрелить из него ему уже не

удалось. Завладев материалами, которые Рабе собирался

отвезти позже в Берлин, нападавшие скрылись.

Тут уж ни о какой секретной миссии речи больше не было. Когда

Рабе понял, что остался жив, он тайно порадовался, что все

произошло именно так, как произошло...

* * *

– ...Фантастическая история, – сказал Николай Дмитриевич,

уважительно поглядывая на старика, который сейчас сидел

перед ним. – Только откуда вы знаете такие подробности?

Например, про разговор этого штандартенфюрера с Гиммлером?

И уж тем более про то, о чем думал Рабе, когда ехал мимо дома

Гиммлера? Небось книжку пишете, а, Владимир Михайлович?

Почтение в его глазах было неподдельным. Сидевший перед

вернулся один.

– Так вы?.. – Голосу Николая Дмитриевича слегка дрогнул.

– Да, в Лиссабоне меня звали Хосе.

4

...Увидев, как в рецепцию возвращается постоялец из

президентского люкса, портье почувствовал бодрящий прилив

самой искренней радости.

– Прекрасный день, не правда ли? – громко сказал он, только

что не выпрыгивая из-за своей стойки.

Вовремя встретить гостя из президентского люкса – это хорошая

примета. Если же у вас в отеле в этом номере поселился русский

– это вдвойне хорошая примета. И вдвойне хорошие чаевые – по

любому поводу. Главное только, чтобы был повод...

– День еще только начинается, – слегка урезонил его гость. –

Дайте-ка мне карту. Вы не знаете, где находится клуб «Какаду»?

– «Какаду»? – переспросил портье и как-то странно посмотрел

на гостя. Казалось, он чем-то удивлен. Впрочем, портье быстро

одернул сам себя: – Да, конечно, господин Потоцкий! «Какаду»!

Конечно! Это не так далеко...

А вот и повод. Ткнув в карту, портье увидел, как прямо рядом с

его пальцем легко приземлилась купюра в десять евро. Он был

готов сейчас повилять хвостом, но хвоста у него, к сожалению,

не было. Все-таки гость оказался не прав. Несмотря на то что

день еще только начинался, уже стало понятно, что это

прекрасный день.

«Я люблю Россию, – растроганно подумал портье, пока господин

Потоцкий направлялся к лестнице. – Господи, как я люблю

Россию!» Еще лет пятнадцать назад, когда у русских все это

только начиналось, портье был еще совсем мальчишкой и знал

всего три настоящих русских слова: бабушка, Горбачев,

перестройка. С тех пор он считал, что почти овладел этим

сложным и странным языком. Это давало солидную прибавку к

жалованью в элитном отеле.

Мимо проходил пожилой охранник Афанасис. Портье хотел было

ему сказать, чем интересовался русский гость, но потом

вспомнил про купюру в десять евро и благоразумно промолчал.

Сначала ему стало немного жаль, что Афанасис так ничего и не

сколько энергии и нервов они тратят на его приручение,

совершенно обманываясь в оценке жертвы. Они тратили свое

время впустую, и Потоцкого это угнетало. Обманывать женщин

он искренне не любил, хотя делать это приходилось часто, в том

числе и по работе. Или из-за работы. До семи лет Потоцкого

воспитывали бабушка и дедушка – родители приезжали к нему в

гости только на выходные. Поэтому Потоцкого с детства сковали

хорошими манерами и определенным кодексом чести. Первой

заповедью в этом кодексе было полное почтение к дамам. Дело

доходило до того, что по молодости Потоцкий вскакивал в

ресторанах при появлении у столика официантки – ведь дедушка

с бабушкой внушили ему, что сидеть в присутствии женщины,

если она стоит, совершенно неприлично.

* * *

– Мое почтение! – заорал в полный голос лысый коротышка, и

две германские старушки, только что опять погрузившиеся в

приятный сон на морском бризе, опять вздрогнули и подскочили

на своих лежаках.

Самое интересное, заметил Потоцкий, что чуть раньше

многочисленная итальянская семья устроила никак не меньший

шум по другую сторону от старушек, но их сон это вовсе не

нарушило. Они вздрагивали именно от русских голосов.

Наверное, просто еще не привыкли к тому, что кто-то в мире

может говорить так же громко, как и итальянцы.

Почтение, которое так бурно выражал коротышка, относилось к

новому персонажу, степенно бредущему к кромке Эгейского

моря. В уши персонажа были плотно засунуты наушники от

плейера, висевшего на его мощной шее. Приметив

отечественную тусовку на пляже, он снисходительно

поприветствовал ее взмахом руки. Только у политиков

получаются такие жесты, подумал Потоцкий. Наверное, даже

иностранец, не знавший персонажа в лицо, здесь сразу бы

понял, что он – политик. В России же это круглое и

жизнерадостное лицо с несколькими подбородками было хорошо

известно благодаря телевидению и потоку самых смелых идей и

реплик, которыми этот персонаж сыпал налево и направо.

– Что слушаете? – вежливо спросил коротышка. Нужно сказать,

вписывалась. Крупный финансовый магнат, прибывший

отдохнуть и развеяться на Крите. Нужно было лишь одно: чтобы

о появлении этого магната узнали не только соотечественники,

но и кое-кто за оградой отеля. Теперь, когда прошла неделя, эта

задача, похоже, уже была решена. Теперь совсем не стоило

резко менять свое поведение. Осталось ждать совсем недолго.

До вечерней встречи в клубе «Какаду». Вопрос заключался в

том, куда придется лететь после этой встречи. Потоцкий был

почти уверен в том, что тот, кого он так ищет, находится совсем

не на Крите. Наверное, где-то поближе к Германии. Вот только

где? «Потерпи, совсем скоро узнаешь», – сказал сам себе

Потоцкий.

5

У клуба «Какаду» вечером было настоящее скопление дорогих

автомобилей. Здесь будет людно, подумал Потоцкий. Странно,

что они предложили такое место. Или они настолько уж уверены

в своей проверке Потоцкого... Хорошо бы, если так. Но в любом

случае похоже, что они не опасаются того, что он придет сюда в

компании с кем-то невидимым. Иначе этому невидимому было

бы очень легко шмыгнуть следом за Потоцким и быстро

раствориться в толпе.

«Однако я не назвал бы это элитным местечком», – думал

Потоцкий, пробираясь через многочисленных посетителей к

стойке с барменом, – свободных столиков здесь вообще не было

видно. И очень много табачного дыма. И что-то еще... Потоцкий

сразу не смог понять, что именно. Какая-то странность

присутствовала в этом клубе... Бог ты мой! Быстро осмотрев

столики, он наконец все понял. И тут же вспомнил непонятное

удивление портье в отеле. В клубе не было женщин. То есть

вообще не было. «Какаду» оказался гей-клубом.

Потоцкий мог бы предположить любую неожиданность, но только

не такую. Где это видано, чтобы важную деловую встречу

незнакомому бизнесмену назначали в гей-клубе? Вариант

первый. Его телефонный собеседник просто не знал про

ориентацию клуба, он ведь тоже не из этих мест... Вполне

вероятно...

Размышляя над вариантами, Потоцкий с ужасом узнал в одном

– Грамотно, – кивнул художник и щелкнул пальцами бармену.

* * *

...Вариант третий, он же – самый нежелательный. Ему просто не

поверили. А приглашение в «Какаду» – своего рода насмешка.

Легкая пощечина при проигрыше. Нет, лучше бы уж Густавссон

оказался хамоватым геем. Впрочем, стоп. Возможен еще и

четвертый вариант. Они перестраховались, как и должны были

сделать. Тогда все нормально. Тогда ничего странного. Тогда

даже нужно признать за ними тонкое чувство юмора. Если это

вариант четыре, значит, нужно только выйти отсюда... Просто

выйти, и где-то на улице его встретит Эрик Густавссон. А кто-то

еще, наверное, сидя в машине, припаркованной неподалеку,

сможет четко отследить, есть ли у Потоцкого тайный

сопровождающий или нет. Ну конечно, четвертый вариант. Они и

не должны были ему верить, они же серьезные парни. Тогда все

встает на свои места. Тогда все правильно... Все, кроме одного,

мрачно понял Потоцкий. Если он сейчас выйдет из клуба,

влюбленный художник поплетется за ним. И как раз сыграет роль

этого сопровождающего.

– Давай выпьем, друг, – проникновенно сказал Потоцкий, налив

коньяком до краев стакан художника. Интересно, он правильно

сказал это «друг»? Он же не знает, как они называют друг друга.

– Ты понял, что я буду тебя рисовать? – опять строго спросил

художник.

– Конечно, понял... котик.

– Фу! – поморщился художник. – Обойдемся без пошлости.

– Прости, обойдемся без пошлости! – охотно поддержал его

Потоцкий и как можно ласковее сказал: – Ты подожди меня

здесь, ладно? Я ненадолго отлучусь.

* * *

Отойдя на несколько шагов и убедившись, что художник потерял

его из виду, Потоцкий торопливо прошмыгнул к выходу.

Он не ошибся. Это был четвертый вариант. Он едва успел

сделать несколько шагов и закурить, как рядом с ним

остановился вроде бы случайный прохожий.

не было бы денег. И мы бы с вами вообще вряд ли

разговаривали. Мне вас рекомендовали как весьма делового

человека, Эрик.

– То есть ваш бизнес идет хорошо? – улыбнулся Густавссон.

– Вы можете не волноваться на этот счет. Если у вас

действительно есть то, что меня интересует, оплата будет

адекватной.

– Адекватной... – задумчиво повторил Густавссон, словно пробуя

это слово на вкус. Несколько мгновений он молча смотрел в

морскую даль.

* * *

Уютный открытый ресторанчик на самом берегу моря, в который

он привел Потоцкого, располагал к философии. Посетителей

было совсем мало, и наслаждаться закатным солнцем над

морским горизонтом можно было почти в полной тишине.

– Вы, конечно, понимаете, что такое в данном случае адекватная

оплата? Речь идет о документах, за которыми охотятся сразу

несколько разведслужб, а заодно с ними и Святая Церковь.

Частных коллекционеров я просто не упоминаю, – внимательно

поглядывая на Потоцкого, уточнил швед.

– Похоже, разведслужбы миллионов вам не предлагают, раз вы

все же говорите с частным лицом.

– Возможно, я действительно говорю с частным лицом, – тонко

улыбнулся Густавссон. – Как знать... Я не люблю иметь дела с

государственными структурами. Когда вы пусть даже продаете

нечто ценное для истории, вы хотите быть уверенным, что

отдаете это нечто в хорошие руки. А гарантировать порядочность

государства – это утопия. Политики всегда циничны, и кто знает,

в каких целях они потом используют такую покупку...

«Хорош врать, – подумал Потоцкий. – Ты бы и маму родную

продал государственной структуре, если бы она только ей

понадобилась».

– В этом я могу вас понять, – заметил он вслух. – Вы, кстати,

заговорили о цене, но мы ведь еще даже не обговорили, чем вы,

собственно, располагаете.

«Странно ты как-то торгуешься, братец. Можно даже подумать,

что никаких документов у тебя и нет». Впрочем, на самом деле

– Мне говорили, что русские любят задавать дурацкие вопросы!

– довольно засмеялся швед. – Лично мне, как вы понимаете,

Святая Дева Мария пока еще не являлась.

Это как раз понятно, подумал Потоцкий.

– Я верю в то, что у меня есть несколько бумажек, связанных с

ее именем, которые теперь стоят кучу денег. Вот в это я верю, –

с удовольствием повторил швед. – Остальное меня не

касается...

– Итак, все дело в третьем секрете, не правда ли? – потер лапки

Густавссон, игриво поглядывая на Потоцкого. – Масса всяких

вопросов. Почему Ватикан так долго не сдавал этот секрет и не

открыл его еще в шестидесятом? Да потом тоже, – если

вдуматься, зачем было тянуть еще двадцать лет после того, как

покушение на папу состоялось, а?

– И вы приехали сюда, чтобы поделиться со мной этим

откровением?

– Почти что так, – радостно улыбнулся Густавссон.

Потоцкий хмыкнул, легко зевнул и потянулся, закинув руки назад.

Он отвел глаза от внимательного взгляда шведа, сидящего

напротив, и стал наблюдать за парусником в вечернем море.

Весь его вид должен был сообщить шведу, что Потоцкий начал

скучать и беседа ему неинтересна. Но настырный швед этого

явно не замечал. Он прекрасно знал, что Потоцкий внимательно

слушает его и ждет продолжения.

– Тот самый местный священник из Португалии, которому сестра

Люсия передала свой запечатанный воском конверт, был очень

любопытен. Он не решился, конечно, вскрыть конверт. Все эти

проклятия – штука опасная. С Девой Марией шутки плохи,

учитывая ее возможности... Так вот он не вскрыл письмо, но

письмо состояло из одного лишь листочка. И знаете, Эндрю, что

сделал хитрый священник? Он поднял конверт и посмотрел его

на свет. Наверное, он хотел увидеть хоть часть того, что там

было написано. Но он ничего не увидел. Зато он сосчитал

количество строчек. Их было ровно двадцать пять.

– И что? – равнодушным голосом спросил Потоцкий.

– А то, что письмо, которое опубликовал Ватикан, содержит

шестьдесят четыре строчки. Проще говоря, это не то письмо.

– И тогда можно объяснить, почему Ватикан так долго ждал с

публикацией?

– Так что же вы хотите мне предложить, ангел мщения? –

спросил Потоцкий.

– Всего-навсего божественное откровение, – серьезным голосом

сказал Густавссон. – Третий секрет Фатимы.

7

В динамике низкий женский голос что-то сказал по-шведски.

– Скорее пойдемте в кабину пилота, – поторопил Потоцкого

Густавссон. – Эту красоту нужно увидеть оттуда, а не из

пассажирского иллюминатора.

Самолет уже подлетал к Осло. Частному «Гольфстриму IV»,

принадлежавшему загадочному Международному бюро научно

технических исследований, понадобилось всего три часа, чтобы

покрыть расстояние от Крита до Норвегии. Раньше Потоцкому

уже доводилось летать на таких самолетах. Вообще-то

«Гольфстрим IV» был рассчитан на пятнадцать пассажиров, но

салон в самолете Густавссона был переоборудован так, что

оптимальное количество гостей на борту не превышало пяти

человек. Зато этим пяти здесь, наверное, бывает очень

комфортно в огромных глубоких креслах.

– Вот на чем теперь летают ангелы, – самодовольно сказал

Густавссон, как только они вошли в его самолет на Крите.

Если что и удивило российского мультимиллионера Андрея

Потоцкого на борту этого самолета, так это был пилот. Увидев

высокую красивую блондинку в летной форме, Потоцкий было

решил, что это стюардесса. Его только смутил ее слишком

суровый вид и брючный костюм. Стюардессы все-таки имеют

обыкновение приветливо улыбаться. На лице у блондинки

дежурная улыбка зафиксировалась только на одно мгновение.

– Разрешите представить, Эндрю, – сказал тем же

самодовольным голосом швед. – Карин Лундгрен. Лучший летчик

во всей Скандинавии. Мы похитили ее у шведских ВВС, Карин –

лейтенант.

* * *

– Может быть, это и не так уж патриотично с моей стороны, но

перед вами, Эндрю, самая красивая страна в мире. Горы, озера

Приникнув к иллюминатору, Густавссон ненадолго примолк, и

Потоцкий смог сосредоточиться на своих мыслях. Если он

правильно все рассчитал, теперь он уже совсем близко к цели.

Где-то здесь, в одном из игрушечных опрятных домиков в

красивых норвежских горах, должны были прятать молодую

российскую гражданку Людмилу Волкову. Гражданка эта

обладала не только весьма эффектной внешностью, но также и

довольно редкими талантами. Настолько редкими, что они

входили в сферу государственных интересов Российской

Федерации. Потоцкий об этом узнал не так давно. И не узнал бы

вовсе, если бы гражданку Волкову, или иначе – рекламную

модель Мелиссу, самым неожиданным образом не похитили бы у

турецких берегов Средиземного моря.

Произошло это пару месяцев назад без его участия. Его, как

всегда, пригласили потом, когда уже нужно было вести

расследование. А начиналась эта история с бурных переживаний

одного профессионального московского прохвоста...

8

Слишком уж хорошо все у него шло в этот вечер. Можно было и

догадаться, что беда бродит где-то неподалеку, только и

выжидая, как бы броситься исподтишка ему на спину. Что и

случилось – как раз в тот момент, когда он и думать забыл, что у

жизни, если уж она как-то очень удачно устраивается, в

обязательном порядке есть обратная темная сторона. И всегда

срабатывает одно и то же правило. Стоит тебе только зазеваться

и вовсе забыть о существовании этой самой темной стороны, как

она сама напомнит о себе в полный рост.

А начинался этот день так, как он и мечтать бы никогда не

посмел. Позвонил этот подлец Аникеев и сообщил наконец, что

сегодня на вечеринку у самого Милорадова приглашен господин

Линдерман. А главное, можно будет захватить с собой пару

тройку девиц. Маленький толстый Линдерман, услышав такие

слова, закружился от счастья по кабинету, утирая на ходу пот,

выступивший на лбу от счастья. «Надо бы сходить в церковь да

поставить свечку за такое событие», – даже подумал Линдерман,

но потом с грустью вспомнил, что ни в церковь, ни в синагогу, ни

в какое еще святое место он не заходил уже несколько лет. Да, в

развивался. А жизнь у девушек, заметьте, только устраивалась

все лучше и лучше. Большая часть из них возвращалась потом

от жирных котов обратно в родное агентство, но были и такие

(кстати, было их вовсе не мало), которые выходили замуж за

своих богатеньких суженых, и, конечно, Женя Линдерман

оставался им на всю жизнь как отец родной и благодетель.

Правда, были в этом вполне благородном и цивилизованном

предприятии некоторые скользкие моменты, которые Линдерман

предпочитал не афишировать. Когда суммы были особенно

большими, Женя не стеснялся брать определенный процент не

только с жирных котов, но и с самих девиц. Ну что ж тут

особенного – они и так как сыр в масле катались в особняках и

на курортах олигархов. Они бы и не увидели никогда такой

роскоши, если бы в один прекрасный момент не повстречали на

своем жизненном пути круглую фигуру Жени Линдермана. Да,

теперь они были счастливы, но чужое счастье-то нужно ведь и

устроить.

Было и еще кое-что, о чем Женя не любил даже вспоминать,

пока этого не требовало дело. Девочки уходили от него к

клиентам простыми носительницами красоты и сексапильности,

а побывав в их постелях, становились еще и носительницами

убойной информации, проще говоря – компромата. Эта

закономерность стала очевидной для Линдермана уже после

первого года налаженной работы его агентства. Поначалу она

его порадовала, потому что информация в наше время ценнее

золота, а особенно информация про очень известных и очень

влиятельных людей. Женя быстро сообразил, что в его

хозяйстве открывается новый весьма прибыльный огородик, на

котором золотые будут расти не хуже, а то и лучше, чем на ниве

основного бизнеса.

Но, торганув первые несколько раз компроматом налево и

направо, Женя быстро прикусил язык и стал куда более

осмотрительным. Народец вокруг оказался болтливый, и скоро

уже о тайных линдермановских закромах прознали совсем

лишние люди. Женю начали вербовать товарищи из разных

органов, которые страсть как мечтали побольше узнать о личной

и вообще жизни всяких магнатов и других порядочных людей.

Жене вербовки эти искренне не понравились, потому что в них

не было главного – денег. Вместо этого было то, чего он очень

* * *

Главное в линдермановском бизнесе – это репутация. Хороший

товар – это имя фирмы. А что такое хороший товар в его

агентстве? Красота, молодость, здоровье и безопасный элитный

секс. И при этом никаких неприятностей. И вот на же тебе!..

Вечеринка у Милорадова – известного гения и стяжателя

российской и постсоветской металлургии – была важна тем, что

именно здесь собрались самые что ни на есть желанные, но

пока потенциальные клиенты Линдермана. Это были не просто

жирные коты. Это были котищи, бегемоты, монстры по своим

финансовым и прочим возможностям. Конечно, кое-кто из них

слышал о Линдермане и его агентстве. Но одно дело втюхивать

товар на словах, и совсем другое – показать его в натуре,

поиграть шиншилловым мехом прямо на глазах у ошеломленных

покупателей. У некоторых из них, может быть, и в мыслях

раньше не было воспользоваться услугами агентства

Линдермана. Но вот когда они увидят настоящие бриллианты,

устоять уже не смогут. И главное – расскажут другим.

Потому Женя выбрал с собой на вечеринку лучших из лучших –

рыжую саратовскую Киру, потрясную мулатку Катьку, которую

теперь элегантно звали Кэт, и вылитую Анн Николь Смит,

которую в русской реинкарнации называли Марусей, а родом она

была из Ростова. Стилисты и художники по костюмам

проработали с девочками весь день, последний час наряду с

ними трудился и сам Линдерман. Он вбивал в хорошенькие

головы Кэт, Киры и Маруси правила поведения на вечере.

Вбивал по нескольку раз, чтобы уж не сомневаться.

Но пришла беда из своей привычной двери – откуда не ждали.

* * *

Теперь Линдерман обессиленно разложил свое тельце в

глубоком кресле, чувствуя, как подступает к горлу тошнота, и

старался даже не думать о последствиях. Хотя мысли эти,

конечно же, лезли в голову как тараканы.

Было обрушено, опрокинуто, раздавлено главное правило –

«чтоб никаких неприятностей». Неприятность, если так можно,

конечно, выразиться, только что случилась. Когда заиграла

принадлежностью к этому высшему кругу, а статусом свидетеля

уголовного преступления. Он просто не имел права покинуть

место его совершения.

Женя даже заскулил про себя, но получилось, что заскулил он

немного вслух. Сидевший рядом замминистра, кажется, труда и

занятости, услышав этот жалобный звук, решил утешить

Линдермана и зачем-то брякнул:

– Вы не волнуйтесь. Милиция уже сейчас подъедет.

Женя злобно глянул на сытого замминистра и промолчал.

Нашел, дурак, чем успокоить.

* * *

До поры до времени Женя Линдерман наблюдал за развитием

событий совершенно безучастно. Реальная жизнь теперь вроде

бы отделилась от его тела и сознания и шла своим чередом, –

отныне Линдерман и действительность никак не были связаны

между собой. Возможно, он пребывал бы в этом состоянии

довольно долго, если бы не новое потрясение, случившееся

сразу после приезда медицинской бригады. Но тут уж началась

просто какая-то бесовщина.

Врач «скорой помощи» с мрачным уставшим взглядом прошел в

середину зала, совершенно не обращая внимания на лица

знаменитостей, сквозь которых ему пришлось пробираться.

Когда он дошел до кресла, в котором недвижно сидел

Линдерман, все почему-то быстро освободили пространство и

вокруг Линдермана внезапно стало очень пусто. В этой пустоте

оставался только врач, который и обратился именно к нему, к

Линдерману, со странным вопросом:

– Где труп?

– Кто, простите? – испуганно переспросил Женя.

– Труп где? – с какой-то непонятной угрозой повторил врач.

– Ах труп... – наконец понял Женя и показал глазами на

закрытую дверь в маленькую комнату.

Врач зашел в комнатку, и Женя инстинктивно зажмурился. Он

открыл глаза, только когда вдруг услышал еще более странную

фразу.

– Здесь никого нет, – чуть ли не с укором сказал врач, вышедший

из комнатки.

неизвестно еще, как бы он пережил все неприятности вместе.

Не знал он еще того, что какой-то злой рок крался за модельным

агентством «Мадемуазель Икс» буквально по пятам.

* * *

За пару недель до того, как Линдерман со своими

воспитанницами отправился на многообещающую вечеринку к

магнату Милорадову, еще одна его модель, проходившая в

каталоге под красивым именем Мелисса, а на самом деле

звавшаяся в миру Людмилой Волковой, была приглашена на

съемки рекламного ролика.

Люська Волкова, то есть Мелисса, была девушкой довольно

необычной. Она появилась в агентстве совсем недавно и в

предельно сжатые сроки сделала успешную карьеру номер один.

Возможности для карьерного роста в агентстве были разные.

Карьерой номер один считался тот путь, который выводил

претендентку прямо на самую высокую цель – законный брак.

Потенциально такой шанс был у всех девушек, но реализовать

его могли, конечно же, единицы. Как в Америке. Впрочем, не

будь гениального Линдермана и его агентства «Мадемуазель

Икс», то такого шанса у девиц не было бы вовсе. Женя старался

сделать все, чтобы девочки об этом помнили постоянно.

Так вот Мелисса творила чудеса. На первой же великосветской

вечеринке в ресторане на Рублевском шоссе, куда ее вывез на

дебютное выступление Линдерман, она имела

сногсшибательный успех. Частично – это понимал даже

Линдерман – в этом была ее собственная заслуга. Ни внешними

данными, ни природным вкусом и грацией Мелиссу Бог не

обидел. Увидев хищные взгляды, которые кидали на Мелиссу

жирные коты на Рублевке, Линдерман даже поначалу решил для

себя, что в дальнейшем постарается не смешивать Мелиссу со

своим остальным ударным контингентом. Обычно он вывозил на

показательные выступления сразу трех-четырех девушек. Но из

за Мелиссы остальных просто не успевали хорошенько

рассмотреть, так что это могло бы даже повредить бизнесу.

Мелисса обладала пышной рыжей гривой, зелеными глазами с

дьявольским огоньком и длиннющими до неприличия ногами.

Она умудрялась одновременно выглядеть эротической

не снимая со рта широкую улыбку, облила голову и платье

Балерины ярким красным вином прямо из бутылки. Случилась

эта памятная история еще месяц назад, но тусовочная Москва с

благодарностью помнила ее и пересказывала друг другу, всякий

раз сопровождая сюжет новыми и новыми фантастическими

подробностями. Когда же на Рублевке выяснилось, что

Соперница не приедет, потому что зажигает в это самое время

где-то в Европе, то и интерес к Балерине оказался совершенно

утерян.

Линдермана уровень тусовки не очень расстроил, именно на

этот уровень он и рассчитывал, а потому взял сегодня с собой

только новеньких воспитанниц – взял специально на боевую

обкатку.

Приглядывая за своими девочками, Линдерман с

удовлетворением отметил, что дебют удался и теперь их можно

смело вывозить на более ответственные мероприятия. Вот тут-то

Мелисса и показала свой рекорд.

* * *

В зале вдруг появился банкир Кадочников. Линдерман

встрепенулся. Кадочников был банкиром совершенно

особенным. Никто толком не знал, на чем он сделал свой

стартовый капитал. Никто толком не знал, откуда он появился.

Имя его стало известно в московском свете совсем недавно. Но

не прошло и двух месяцев, как его стали произносить с особым

почтением. Рекламы своему банку Кадочников никакой не делал,

наоборот, старался по возможности избегать известности. Сам в

обществе появлялся крайне редко. Зато его банк «Феникс»

довольно быстро забрался в первую рейтинговую десятку и

оттуда уходить уже не собирался.

Кадочников в отличие от некоторых своих коллег по банковскому

бизнесу был на удивление хорошо воспитан, учтив с

незнакомцами и недурен собой. Он был еще относителен молод

– около сорока лет – и спортивен. Ходили смутные слухи, что

сам Кадочников появился вовсе не из ниоткуда, а из военной

среды. Проверить эту версию не было никакой возможности, и

скорее всего слухи основывались лишь на том, что его банку

«Феникс» по какой-то счастливой случайности все время

в контракте. Как говорится, ничего личного, бизнес есть бизнес, а

Мелисса теперь вполне могла себе позволить выплатить

Линдерману желаемую сумму, приобретя такого спонсора, как

банкир Кадочников.

* * *

Между тем модель Мелисса, не успев еще выполнить свои

финансовые обязательства перед агентством «Мадемуазель

Икс», поступила совершенно необдуманно. На ура пройдя

кастинг в рекламном агентстве, она быстренько собрала свою

дорожную сумку и отправилась на турецкий берег, где

затевались съемки ролика. Рекламщики собирались воспеть

удивительные качества нового как бы сибирского пива, и сделать

это можно было, разумеется, только на берегу Средиземного

моря.

– Сорт пива – это стиль жизни, – мощно икнув, пояснил ей

режиссер. – Мы должны показать принципиально иное качество

жизни!

Мелисса согласно тряхнула своей роскошной рыжей гривой и

посмотрела на режиссера равнодушными зелеными глазами.

Красивая, но холодная, грустно подумал режиссер и решил, что

попробует растопить лед непонимания уже на анталийском

побережье. Впрочем, сделать это он так и не успел.

Несколько дней он выделывал круги вокруг Мелиссы, словно

шакал вокруг своей будущей жертвы, но подойти пока не

решался. В это время молодые загорелые турки обучали

российских моделей вождению водных скутеров, и

контрастировать с ними пожилому шакалу вовсе не хотелось.

Творческая идея рекламного ролика заключалась в том, что

красавицы выезжали на этих скутерах, разбрызгивая вокруг себя

серебряную морскую пену, а закадровый голос должен был тем

временем быстро вбить в голову бестолковых зрителей

ассоциацию с новым качеством жизни. Режиссер никуда не

торопился, он терпеливо ждал, – шакалье чутье и огромный

жизненный опыт подсказывали ему, что жертву надо брать

позже, во время грядущего празднования по случаю успешного

завершения съемок.

Но в том-то и дело, что праздника так и не случилось. Вместо

– И вы хотите сказать, что ничего об этом до сих пор не знали? –

с каким-то нехорошим ласковым укором спросил у Линдермана

полковник в милицейской форме.

– Конечно, не знал! – почти прошептал Линдерман.

– Видимо, и про Елену Извицкую вам ничего не известно? –

совсем уж ехидным голосом поинтересовался полковник.

– Господи! – Пол закачался под стулом, на котором сидел

Линдерман.

Елена Извицкая – также как и Кира, только что странным

образом пропавшая из особняка Милорадова, так же как и

Люська Волкова, по кличке Мелисса, утонувшая в Средиземном

море, – была моделью, подписавшей контракт с агентством

«Мадемуазель Икс».

– А что с Извицкой? – дрожащим голосом спросил Линдерман.

– Госпожа Извицкая Елена Николаевна неделю назад была

похищена в баре «Синяя птица» в Москве в половине

двенадцатого ночи, – вежливо проинформировал полковник.

Конец бизнесу, подумал Линдерман и растерянно спросил:

– А почему же ко мне раньше никто не пришел и не сказал?

– Это недоработка правоохранительных органов, – с излишней

готовностью тут же согласился полковник. – И как раз сейчас мы

ее исправляем.

* * *

Видимо, для того, чтобы исправить эту недоработку, Женю

Линдермана прямо из особняка Милорадова привезли сюда – в

районное управление внутренних дел, где, несмотря на позднее

время, вовсю кипела работа. Линдерману не раз случалось

пересекаться с правоохранительными органами. Но до сих пор

он вел себя с ними уверенно и спокойно, зная всякий раз, кому

нужно позвонить и с кем встретиться, чтобы уладить возникшие

проблемы. Теперь же от уверенности и спокойствия не осталось

и следа. Шутка ли сказать: три несчастных случая за две недели

– и все с его воспитанницами!

Линдерман не знал, кому теперь он мог бы позвонить, потому

что совершенно не понимал, что за чертовщина происходит

вокруг агентства «Мадемуазель Икс». Да и уровень беседующих

с ним представителей правоохранительных органов несколько

только выехать на Ленинградское шоссе за город. Или там на

Ярославское...

– Мое агентство – это совсем не то, что вы себе думаете! –

отрезал Линдерман.

– А в чем разница, милый? – с внезапной жесткостью спросил

полковник. – В масштабах?

«Я бы тебе объяснил, в чем разница!» – злобно подумал

Линдерман. Сначала он подозревал, что на самом деле

полковник вовсе не милиционер, чей новенький мундир на нем

теперь сидел. По интеллигентности разговора полковника Женя

решил, что перед ним переодетый чекист, – люди с Лубянки

любили такие маскарады. Но теперь, когда тот опустился до

таких пошлых обвинений, Линдерман мстительно зачислил его в

ментовку.

Впрочем, полковник неожиданно опять смягчился.

– И все же версию конкурентов, которые пытаются

дискредитировать ваш бизнес, мы никак не имеем права

сбрасывать со счетов, – озабоченно сообщил он.

«Нет, похоже, все-таки чекист», – снова подумал Линдерман.

Менту бы такая мысль в голову просто не пришла. Но если этот

чекист, то кто тогда второй, сидевший за его, Линдермана,

спиной? До сих пор он так и не подал голос. Только

поздоровался, когда в этот кабинет привели Линдермана.

– Не слишком ли хлопотно таким образом дискредитировать

бизнес? – подумал Линдерман уже вслух.

– Хлопотно, конечно, – согласился полковник. – Зато

эффективно. Кто теперь захочет иметь дело с вашими

девушками, если за ними такой шлейф неприятностей?

Услышав такую трезвую оценку, Линдерман загрустил

окончательно. Самое печальное заключалось в том, что теперь

полковник его даже не пугал. Он оценивал ситуацию достаточно

объективно.

– И что же теперь делать? – Скорее всего свой вопрос

Линдерман адресовал даже не полковнику, а в пространство –

какому-то высшему разуму. Но высший разум молчал. Зато

полковник охотно откликнулся:

– Что вам делать? Ждать и бояться. И как только что-нибудь еще

произойдет, сразу звонить нам.

Полковник был очень близок к истине. В этом сам Воронцов

убедился довольно скоро.

* * *

– Вам дали самые блестящие рекомендации, – первым делом

сообщил банкир Кадочников, едва Воронцов переступил порог

его кабинета. – Я уже знаю о вас как о сыщике экстра-класса, да

еще как о человеке, которому можно доверять решительно все.

Как раз эти качества мне сейчас ох как нужны! Поэтому сразу

договоримся. Я буду с вами предельно откровенен, расскажу все

детали, которые могли бы вас заинтересовать. Но разумеется, в

ответ я хотел бы рассчитывать на полную конфиденциальность с

вашей стороны... Итак, Александр, присаживайтесь... и,

пожалуйста, любые вопросы!

Услышав этот монолог и мельком глянув на хозяина кабинета,

Воронцов сразу понял, что на особую откровенность ему здесь

рассчитывать не придется. По крайней мере пока.

– Разрешите попробовать? – Он вежливо улыбнулся. Кадочников

раскинул руки и улыбнулся в ответ еще шире. «И не подумаешь,

что он совсем недавно потерял горячо любимую невесту. Хотя

ситуацией он все-таки встревожен. Но сдается мне, что тревога

эта к любовной линии никакого отношения не имеет», – подумал

Воронцов.

– Насколько я понимаю, Людмилу Волкову можно было бы

назвать вашей будущей женой?.. – осторожно сказал Воронцов и

увидел, как тут же, словно по команде, заметно помрачнел

банкир Кадочников.

– Именно так, – вздохнул он. – Мы уже все решили.

Кадочников словно машинально посмотрел на большую

фотографию, стоявшую в углу его огромного письменного стола.

С нее улыбалась чертовски загадочной улыбкой

сногсшибательная Люда Волкова, только что тряхнувшая своей

рыжей гривой.

– Вы так быстро все решили...

– Любовь с первого взгляда, – согласно кивнул Кадочников,

опять глянув на фотографию. – Представьте себе... Вы не верите

в это явление?

– Вы вообще хорошо себе представляете, в какую сферу

вторгаетесь?

– Честно говоря, пока только догадываюсь, – пожал плечами

Воронцов. – Но другого пути я все равно не вижу.

– М-да, – отрешенно сказал Кадочников, глядя в пустоту. – Если

бы только знать, что начнется такая чертовщина...

* * *

...Никто толком и не успел заметить, как все это началось. Когда

ночью в баре «Синяя птица» была похищена первая девушка

агентства «Мадемуазель Икс» Елена Извицкая, этим делом

занялись районные милиционеры. Вернее сказать, папку с этим

делом очень уставшая следователь забросила в дальний угол

стола и постаралась запомнить, что на днях нужно было бы

проверить установочные данные пропавшей девицы. Но на

следующий день на следователя навалили еще пару дел, и о

папке она на время забыла. Впрочем, ситуацию это никак не

могло изменить. Даже если бы эта несчастная женщина в

милицейской форме вовремя заполнила все бумаги по факту

похищения в баре «Синяя птица», тревожный звоночек все равно

бы еще не прозвенел в высоких кабинетах.

Никто не подал сигнал тревоги и в тот день, когда на съемках в

Южной Турции утонула другая модель агентства – Люда

Волкова, по прозвищу Мелисса. В местном полицейском участке

происшедшее было оформлено как несчастный случай.

Учитывая, что тела не нашли и отправлять в Россию было, грубо

говоря, нечего, особо торопиться не стали. Весь следующий

день протоколы пролежали на подписи у районного полицейского

комиссара – человека степенного и медлительного, который

всякий раз перед тем, как принять какое-либо решение, долго и

пристально всматривался в портрет Ататюрка – великого

государственного деятеля Турции, изображение которого висело

в каждом официальном кабинете по всей стране. Комиссар

словно спрашивал совета, глядя в мудрые глаза Ататюрка. На

этот раз он до такой степени засмотрелся на портрет, что

совершенно забыл про лежавшие перед ним бумаги и так и ушел

домой. Так что протоколы по факту несчастного случая на море

с русской моделью остались лежать до завтра. На второй день

службы телефон «Мадемуазель Икс», и удивительным было уже

то, что ей вообще удалось это сделать. Агентство вовсе не

стремилось себя афишировать среди широких масс населения,

поэтому в справочниках никаких следов не оставило. Гримерше

удалось взять след, лишь задействовав свою сеть знакомств в

модельном бизнесе, где, конечно же, все друг друга знали.

Только после этого в приемной Линдермана раздался

телефонный звонок, и далекий женский голос из Турции известил

его о случившейся трагедии. Линдерман сразу же собрал девиц,

находившихся в тот момент в офисе, и скорбным голосом

прочитал им лекцию о том, что бывает с плохими девочками,

которые нарушают условия контракта и связываются со всякими

левыми рекламными фирмами.

Потом он ушел переживать полученное известие в свой кабинет.

Переживал он, надо сказать, довольно искренне, потому что

Мелисса покинула этот мир в самый неподходящий момент. Ее

альянс с банкиром Кадочниковым был делом уже решенным, а

свой гонорар Женя Линдерман еще не успел получить. Теперь,

как ни крути, он его уже никогда не получит. Однако терять связь

с таким человеком, как Кадочников, было недопустимо.

Линдерман вздохнул и набрал мобильный телефон банкира.

Голос его был при этом по-настоящему трагичен, ему не надо

было даже ничего наигрывать.

Итак, только в этот момент банкир Кадочников узнал, что его

невеста утонула в Средиземном море. Жених при этом был

настолько ошарашен новостью, что не сразу обратил внимание

на то, что Линдерман не сказал, когда тело привезут в Россию.

Он перезвонил ему сразу, минуты через две, но получить ответ

на такой, казалось бы, простой вопрос не смог. Гримерша ничего

не говорила Линдерману ни про какое тело. А найти теперь саму

гримершу черт знает в каком отеле на всем анталийском

побережье Турции было делом не таким уж легким.

«Ничего, дружок, это теперь уже твои проблемы», – подумал

Линдерман про Кадочникова.

Тем временем банкир набрал другой телефонный номер.

– Что-то странное, – сказал он в трубку. – Волкова, говорят,

утонула в Турции.

Вот тогда сразу в нескольких очень важных и мало кому

известных кабинетах в Москве раздался пронзительный сигнал

продолжить ему не дали.

– К черту, – сказал гость. – Все понятно. Нехватка сотрудников.

Разгар сезона...

– Совершенно справедливо, – быстро успел вставить консул и

тут же поперхнулся, натолкнувшись на немигающий

презрительный взгляд.

– Звоните в полицию. – Московский гость пододвинул

телефонный аппарат к консулу.

Тот явно замялся.

– В чем дело? – угрюмо спросил гость.

– Видите ли... Лично у меня только английский язык, не все в

местной полиции...

– Номер хотя бы набрать сами сможете? – не скрывая

насмешки, спросил гость.

– Разумеется...

Пальцы у консула задрожали, но номер ему набрать все-таки

удалось. После этого гость забрал у него из рук телефонную

трубку и спокойно заговорил в нее по-турецки. Смысла этого

разговора консул, конечно же, понять уже не мог.

12

В тот момент, когда российский консул в Анталии переживал

свалившиеся на него из Москвы неприятности, старший научный

консультант архивного отделения Российской государственной

библиотеки Александр Воронцов еще и знать ничего не знал ни

о существовании, ни тем более о таинственном исчезновении

модели Людмилы Волковой. Воронцова тогда интересовали

совершенно иные материи.

Он бродил по тихим тропинкам кладбища Донского монастыря и

всерьез размышлял о том, что, наверное, стоит уже подумать о

докторской диссертации. Собственно, вопрос был не в том, пора

или нет писать диссертацию. Просто неожиданно на днях

пришла в голову эта идея – написать исследование о

национальной культуре надгробий. Толком эту тему в истории

искусства никто еще не исследовал, а открытий здесь можно

было сделать немало. В конце концов, история надгробных

памятников – это история того, как менялось отношение к

вопросам жизни и смерти. Есть ли на свете какая-нибудь более

сюда приехали, Николай Дмитриевич? – покачал головой

Воронцов.

– Случилось нечто серьезное, – кивнул гость. Они теперь уже

вместе тихо прохаживались среди старинных памятников.

– И что же именно, позвольте полюбопытствовать?

– У нашего близкого знакомого пропала девушка.

– Хорошая шутка, – оценил Воронцов.

– А мне почему-то показалось, что вас это дело заинтересует, –

не замечая сарказма, сказал гость.

– Что, девушка настолько хороша?

– Хороша, – равнодушно подтвердил мужчина. – Она модель. А

он банкир.

– Как интересно. Скажите, вы меня ни с кем не перепутали?

– А еще у нас есть некоторые основания полагать, что ко всей

этой истории может иметь отношение ваш старый знакомый, –

продолжал гость, никак не реагируя на реплики. С этими

словами он достал несколько фото из внутреннего кармана

твидового пиджака и протянул их Воронцову.

– Не понял, – сказал Воронцов.

Выражение его лица совершенно изменилось, когда он увидел

эти фото. Обаятельный мужчина средних лет с яркими южными,

но при этом весьма холодными глазами сидел за столом,

похоже, на какой-то международной конференции. Именно этот

мужчина был честно «отщелкан» неведомыми фоторепортерами

в разных ракурсах. Попавшие с ним в кадр соседи по круглому

столу явно остались на снимке случайно. Впрочем, в одном из

этих соседей Воронцов без труда опознал как соотечественника

крупного стального магната. Но потом он опять вернулся глазами

к южанину. Джузеппе Торно совсем не изменился за те пять лет,

что они с ним не виделись.

– Где это снято?

– В Москве, представьте себе. На этот раз синьор Торно посетил

нас в составе официальной делегации европейских инвесторов.

* * *

Пять лет назад Джузеппе Торно вовсе не интересовала

инвестиционная деятельность, подумал Воронцов. Он

столкнулся с этим итальянцем при довольно странных

на вечеринке у олигарха Милорадова собеседник Саши

Воронцова в Донском монастыре получил на этот раз быстрее,

чем милиция.

* * *

– Ну уж не знаю, что и сказать, – задумчиво произнес старенький

заведующий архивным сектором, когда утром консультант

Воронцов со скорбным видом положил перед ним

военкоматовскую повестку.

– А что тут скажешь? – грустно заметил Воронцов. – Закон есть

закон.

– По-моему, вы великий жулик, дорогой мой, – сказал со вздохом

завсектором. – Но доказать я этого, к сожалению, не могу. В

современных документах я мало что понимаю.

* * *

«Три девицы... трам-там-там... пряли поздно вечерком», –

повторял про себя Воронцов, засыпая в ночном поезде Москва –

Ярославль. Его раздражало, что он никак не мог вспомнить

рифму к вечерком. Все три девицы были рыжими. И все три

девицы были частыми гостьями у банкира Кадочникова. Но в

невесты царь-батюшка выбрал себе только одну из них.

Хотелось бы знать, почему именно ее. И еще хотелось бы знать,

куда они теперь все пропали. И заодно понять, что за царство

такое странное у царя-батюшки... «Три девицы вечерком... Может

быть, пряли что-то там узелком? Никак не вспомнить».

– Сосед, коньячку?

– Пост, – слабо возразил Воронцов.

– Командировка, – уверенно контраргументировал сосед по купе.

В последние годы это был самый популярный среди сограждан

диалог. Сначала в стране резко увеличилось число граждан,

вспомнивших про церковные правила и про пост. Затем

чрезвычайно модным стало напоминать друг другу о том, что в

правилах существует важное исключение, согласно которому

прихожанам, находящимся в дороге, пост нарушать не

возбранялось.

Выпив по первой, они умиротворенно помолчали, после чего

Москве она куда-то пропала, и вот он, влюбленный по уши,

теперь ее ищет, как только может. Но план не сработал. Услышав

про Люсю, девчонка почему-то сделала круглые испуганные

глаза и убежала в недра мрачного дома. Вскоре на пороге

появился мрачный, давно не бритый мужик. Был ли он отцом

Люси Волковой, сказать было сложно. С тем же успехом он мог

быть и ее дедушкой. Мужик странно посмотрел на Воронцова,

словно оценивая, куда бы лучше его для начала ударить.

– Чего надо? – спросил мужик.

– Я Люсю ищу... – неуверенно объяснил Воронцов.

– Какую Люсю? – прищурился мужик.

– Волкову.

Воронцову показалось, что мужик слегка вздрогнул.

– И давно ищешь?

– Да неделю где-то...

– Поздно ты спохватился, придурок, – с нехорошей насмешкой

сказал мужик и сделал шаг вперед.

– Ладно, стой! – неожиданно резко сказал ему Воронцов. –

Похоже, меня одна сволочь разыграла. Это не я ее ищу, я ее

никогда не видел.

– Большая сволочь тебя разыграла. Умерла наша Люська.

– Как то есть умерла?

Откуда же здесь могли узнать? Агентство Линдермана

исключается – Воронцов успел это проверить, агентство по

тутаевскому адресу ничего не сообщало. Консульство в

Анталии? Они отдали все бумаги прилетевшему срочно офицеру.

Телефона здесь вообще быть не должно. Что же за чертовщина?

– Ты скажи-ка мне лучше, кто это тебя надоумил сюда прийти? –

уже спокойнее спросил мужик.

– Ну, знакомый один. Наверное, он и не знал ничего...

– Ага, не знал, – мрачно кивнул мужик. – Люська наша умерла

десять лет назад, а он не знал, да? Ты мне скажи только, как эту

суку зовут...

* * *

На всякий случай Воронцов все-таки сходил на местное

кладбище и нашел могилу. «Людмила Волкова, – было написано

на деревянной дощечке с покосившимся крестом. – 1980 –

репутация прибежала на Лазурный берег на своих кривых, но

быстрых ножках раньше, чем сам Линдерман.

Вторая причина его глубокой тоски заключалась в том, что он

страшно не хотел возвращаться в Москву. Какая-то шакалья

интуиция подсказывала ему, что ничего хорошего на родине на

этот раз его не ждет. Вообще к родине Линдерман испытывал

смешанные чувства. Иногда она пугала его обилием

правоохранительных органов и тем вниманием, которое они

время от времени проявляли к нему и его бизнесу. Что и

говорить, иногда она казалась ему недостаточно приветливой.

Но по большому счету Женя Линдерман был искренним

патриотом России. Потому что она единственная принимала его

таким, какой он есть. Иными словами, только здесь Линдерман,

во-первых, мог нормально заработать. А во-вторых, заработать

тем, чем он умел – его специфическим модельным агентством.

Когда Женя в порыве минутной слабости представлял свою

жизнь где-нибудь на Западе, куда он в мечтах иногда все-таки

переезжал насовсем, мрачные перспективы быстро отрезвляли

его. Женя понимал, что он никогда не впишется в эту

правильную иностранную жизнь с ее строгими уголовными

законами и причудливыми этическими правилами. А главное,

здесь не было таких шальных денег, которые он мог бы

заработать у себя дома. Вспоминая все это в тяжелые минуты

сомнений, Линдерман сразу искренне и сильно опять начинал

любить Россию и тосковать по залу прилета Шереметьево-2.

Но на этот раз, как он ни старался, Линдерман так и не смог

уловить в себе никакой, даже самой слабенькой, тоски по

родине. Родина его теперь пугала. Там его ждал подозрительно

вежливый полковник, одетый в явно чужую милицейскую форму.

Там его ждали неприятности. И главное, все теперь там стало

очень непонятно и зыбко. И ведь не было никакого даже намека,

который бы помог разгадать тайну свалившихся на него

несчастий, догадаться, что за злодей стоял за ними.

* * *

Попытка провести расследование в Москве собственными

силами не удалась. Главный охранник Линдермана Соловьев,

велевший называть себя начальником службы безопасности,

правдой.

– И что теперь? – поинтересовался Линдерман уже почти

ласково.

– Теперь это... – слегка замялся Соловьев, пытаясь скрыть

отрыжку. – Теперь бы надо профинансировать следующий этап.

– Ах вот как?! – восхитился Линдерман, даже ручками всплеснул.

Несколько мгновений он молча, с зоологическим интересом

рассматривал лицо Соловьева. Отчасти восхищение

Линдермана было настоящим. – То есть ты, Соловьев, за мои же

деньги на меня досье составляешь...

– Помилуй Бог, – обиделся Соловьев. – Как можно?!

– Доносы я и сам писать умею, – очень искренне заметил

Линдерман. На этом попытки провести собственное

расследование были прекращены.

* * *

– Пусик, я тебя еле нашла! – услышал Линдерман радостный

визг за своей спиной. Издавать такой визг здесь, на открытой

клубной веранде, могла только Лорик – последняя находка

Линдермана. У нее было два огромных плюса: невероятно

соблазнительные формы и патологическая глупость. С такой не

страшно было пойти даже в разведку, – она бы все равно ничего

не поняла и не смогла бы ничего рассказать врагу. Хотя в

разведку Линдерман идти никогда не собирался. Но

непрошибаемая глупость Лорика оказалась тем не менее для

него крайне ценным качеством. При ней можно было говорить и

думать о чем угодно. Она не задавала дурацких лишних

вопросов – по той простой причине, что они у нее никогда не

возникали. Именно благодаря этим волшебным качествам Лорик

и отправилась на Лазурный берег Франции с самим владельцем

агентства «Мадемуазель Икс» и проживала теперь с ним в одних

апартаментах.

Лорик немедленно повисла на Линдермане, уединившемся было

на балконе с рюмкой коньяка, и потащила его поближе к

светской публике. Коньяк, надо сказать, был паршивым, если не

вообще паленым. Но деваться было некуда – этим халявным

коньяком от спонсоров мероприятия были заставлены все

столики на вечеринке, альтернативой ему была только

* * *

Когда раздался очередной взрыв хохота вокруг ведущей,

Линдерман вежливо посмеялся – так, чтобы ведущая это

заметила, и потихоньку выполз из тусовки. Лорик настигла его

уже у выхода из клуба на набережную:

– Пусик, куда ты от меня убегаешь?

– Иди в отель и жди меня там, – строго сказал Линдерман.

– Ну Пусик! – капризно затянула Лорик. – Почему ты уходишь?

Здесь так весело...

– Так надо, – со значением произнес Линдерман. – Марш в

отель.

Лорик восхищенно посмотрела ему вслед. Кажется, она всерьез

полагала, что на самом деле Линдерман был разведчиком.

Линдерман разведчиком, конечно, никогда не был. И никаких дел

по большому счету у него сейчас тоже не было. Зато была

большая депрессия после всех этих неприятностей, из-за

которой ему хотелось зарыться поглубже в песочек на местном

пляже и забыться хотя бы на время. В Каннах стояла чудесная

теплая ночь, но душно уже не было. Самое время для прогулок

пешком.

* * *

Он прошелся сначала по набережной, потом поднялся чуть

повыше в город, продолжая бесцельно двигаться вперед и

пересекая одну за другой узенькие аккуратные улочки. Иногда он

заходил в бары, пропускал в них по стаканчику виски, чтобы

отделаться от гадкого привкуса спонсорского коньяка, а потом

опять шел дальше. Наконец он устал и понял, что пора

возвращаться в отель – под теплый и мягкий бок Лорика. И вот

тут-то оно и случилось...

* * *

Озираясь по сторонам и стараясь понять, в каком направлении

ему идти к отелю, Линдерман вдруг заметил стройную женскую

фигурку. Молодая женщина шла по брусчатке, звонко цокая

каблуками. Он сразу даже не сообразил, почему обратил на нее

будто она что-то вспомнила; она взяла его под руку, и эта

парочка, обойдя Линдермана, пошла вниз по улице.

14

– Где пожелаете остановиться? – вежливо спросил Густавссон,

когда автомобиль, встретивший их в аэропорте, вырулил на

основную трассу, ведущую в Осло. – Если угодно, то я на всякий

случай зарезервировал для вас номер в «Гранд-отеле». Если же

предпочитаете более спокойное место и, я бы сказал, более

домашнее – к вашим услугам частная резиденция нашей фирмы.

Она расположена на Холменколлене, это один из самых

аристократических районов в Осло. Оттуда открывается

фантастический вид на море и на сам город...

Узнать, где находится резиденция Международного бюро научно

технических исследований, было бы, конечно, нелишне. Но и

забираться сразу под плотный колпак Густавссона только из-за

этого не очень умно, рассудил Потоцкий. Конечно, жизнь в отеле

– это еще не гарантия того, что они не попытаются отследить

любые случайные контакты русского гостя, но все же здесь им

будет сделать это потруднее. А зачем добровольно облегчать

задачу противнику?

– Вы, случайно, не работали рекламным агентом или гидом? –

ехидно поинтересовался Потоцкий.

– Просто хочу вас устроить с комфортом, – слегка обиделся

швед.

– Пусть будет отель, не хочу вас стеснять.

– Вы едкий человек, господин Потоцкий... Ну, отель так отель. Я

выбрал лучший, но не могу гарантировать, что уровень вас

устроит. Здесь все-таки слишком долго у власти были

социалисты...

– Вы еще социализм не видели, – снисходительно улыбнулся

Потоцкий.

– Намекаете на свою родину? Зачем такие крайности? Но, смею

вас уверить, скандинавский социализм тоже очень опасная

штука. Более скрытая форма, чем у вас при Брежневе, а потому

как раз, может быть, еще более опасная.

* * *

– Похоже, вам что-то здесь не нравится? – бдительно

поинтересовался Густавссон.

– Как-то шумно, – очень естественно поморщился Потоцкий и тут

же поднял руку, массируя висок. Сделал он это очень вовремя,

потому что ему удалось загородить свое лицо как раз в тот

момент, когда энергичный заведующий архивным сектором резко

метнулся к стойке портье за картой Осло. Он чуть было не влез

в пространство между Потоцким и Густавссоном, но швед все же

легко оттеснил его, и в результате Семенов теперь стоял не

вплотную рядом с Потоцким, но на расстоянии не дальше одного

метра.

– Так, голубчик, – обратился Семенов к портье по-русски, но тут

же поправился и завершил вопрос уже на довольно сносном

английском: – Где тут у нас королевский дворец?

Портье участливо склонился над картой города, и Потоцкий

понял, что нужно немедленно уходить. Обращение «голубчик» у

Семенова означало, что разговор затянется минимум минут на

пять. Потоцкий собрался уже было резко повернуться и

направиться к выходу, как вдруг обнаружил зеркало, висевшее

за спиной портье. В зеркале отражались родные лица

сотрудников архивного отдела Российской государственной

библиотеки, которые, оказывается, именно сейчас стояли позади

Потоцкого и вежливо ждали, когда руководитель делегации

Александр Евгеньевич Семенов закончит изучение карты. Таким

образом, зеркало, только что предупредившее Потоцкого об

опасности, могло сыграть теперь предательскую роль, –

достаточно было одного случайного взгляда.

– Невыносимо шумно, – повторил Потоцкий, закрывая ладонями

все лицо и бледнея самым натуральным образом на глазах у

удивленного Густавссона. Переигрывать и, скажем, падать в

обморок было тоже никак невозможно, потому что на падающего

в обморок человека обычно обращают внимание все

окружающие.

– Вам нехорошо? – с искренней тревогой спросил Густавссон,

поддерживая его под локоть.

«Еще как нехорошо. Если чудеса бывают, то пусть сейчас

произойдет чудо!» – в отчаянии подумал Потоцкий, чувствуя, как

лоб его покрывается холодной испариной. И почти в тот же

момент он услышал позади себя голос ангела.

же скромной лесенке, все резко меняется, словно дом построен

с помощью какой-то колдовской технологии, и с самого порога ты

будто бы проваливаешься в иное измерение. Внутри каждого

дома вдруг оказывается огромное пространство, до сих пор

скрытое от твоих глаз горой. Выйдя на террасу, ты видишь

вдалеке облака, плывущие над старым Осло чуть пониже твоего

горного дома. И поэтому ты можешь видеть еще и солнце,

которое пока еще недоступно жителям Осло. Подобно

скандинавскому древнему богу, ты можешь, вытянув ноги в

кресле и закутав их в клетчатый плед, потягивать горячий кофе и

наблюдать за озерами, окружающими Осло с одной стороны, и

за морским заливом в скалах, который подходил к городу с

другой стороны. Ты можешь точно предсказать, когда солнечные

лучи вдруг зальют этот город, потому что отсюда, сверху, тебе

хорошо видно, как ветер гонит облака, как в них уже

образовалась огромная дыра и через минуту-другую она

окажется под самым солнцем...

Ощущение, будто Потоцкий оказался в нереальном сказочном

королевстве, только усилилось, когда он подошел к самому краю

террасы и посмотрел вниз. Там была видна аккуратная

маленькая железнодорожная станция, рельсы от нее вели в

горный тоннель. Все это было очень похоже на игрушечную

железную дорогу.

Только бы не расслабиться в этом волшебном королевстве,

предупредил сам себя Потоцкий и посмотрел на Густавссона.

Тот, будто подслушав его мысли, немедленно превратился в

сказочного тролля и весь прямо засветился доброжелательной

улыбкой. Это не тролль, сказал себе Потоцкий. Это руководитель

международной преступной организации. Настоящие тролли не

воруют чужие секреты и не продают новые технологии

террористам. Потоцкий хотел было напомнить ему про дела, но

шведский тролль опередил его:

– Вам следует отдохнуть после длинной дороги. А я поеду в

город, у меня несколько встреч. Вечером увидимся.

* * *

Сидя на террасе, Потоцкий услышал, как внизу хлопнула дверца

автомобиля и тут же тихо заурчал мотор, потом звук двигателя

– Насколько я понимаю, у вас их тоже пока нет, – вежливо

согласился второй старший джентльмен.

– Мы только знаем, что человек скорее всего сегодня переменил

страну пребывания.

– Конечно, это не наша операция и не наш человек. Нам

приказано заниматься лишь оперативным сопровождением, если

оно потребуется...

– Наверное, вы удивитесь, если я скажу, что это также и не наша

операция и что мы тоже занимаемся только ее поддержкой.

– Не понял, – с легким удивлением сказал второй джентльмен. –

Тогда чей же человек на линии огня?

– Частное лицо, – ответил первый джентльмен.

– Вы еще скажите, что по собственной инициативе, – позволил

себе пошутить собеседник.

– Нет, инициатива... она... – Первый джентльмен показал

глазами куда-то на большую люстру, висевшую под высоким

потолком ресторанчика.

Второй джентльмен внимательно проследил за этим взглядом и

слегка нахмурился.

– Веяние времени... Новые реалии, – туманно объяснил первый

и совсем уж загадочно добавил: – Случайное стечение

обстоятельств.

– Но новостей-то нет, – с легким злорадством напомнил второй.

В ответ первый лишь опять значительно посмотрел на люстру.

– Вы предполагаете, где он сейчас может быть? – прямо спросил

второй.

– Надеюсь, что где-то поблизости от штаб-квартиры этой мутной

конторы... Как она называется, Петя? – поморщился первый

джентльмен, обратившись к своему молодому приятелю.

– Международное бюро всеобщих научно-технических

исследований, товарищ генерал! – немедленно отреагировал

Петя.

Второй джентльмен еле заметно ухмыльнулся.

– Какой еще генерал, Петя?! Что ты несешь?! – застенчиво

развел руками старший джентльмен. – Мы же в общественном

месте... Кстати, Александр Владимирович, вы же давно

разрабатываете эту структуру, если не ошибаюсь, пару лет как

минимум? Где у нее штаб-квартира?

– В Скандинавии, Николай Дмитриевич, – процедил в ответ