Часть 4

Глава XXXI

Холодным январским днем 1866 года Скарлетт сидела в своем

кабинете и писала письмо тете Питти, в котором подробнейшим

образом в десятый раз объясняла, почему ни она, ни Мелани, ни

Эшли не могут приехать в Атланту и поселиться с ней. Писала

она быстро, стремительно, ибо знала: тетя Питти, не успев

прочесть начало, тотчас примется за ответ, и письмо будет

заканчиваться жалобным всхлипом: «Я боюсь жить одна!»

Руки у Скарлетт застыли, и, отложив в сторону перо, она потерла

их, чтобы согреть, а ноги глубже засунула под старое одеяло.

Подметки на ее туфлях прохудились, и она вложила в них

стельки, выстриженные из ковра. Ковровая ткань предохраняла,

конечно, ноги от соприкосновения с полом, но не давала тепла.

Утром Уилл повел в Джонсборо лошадь, чтобы подковать, и

Скарлетт мрачно подумала, что, видно, совсем уж худо стало

дело, раз о ногах лошадей заботятся, а люди, как дворовые псы,

ходят босые.

Она только было снова взялась за гусиное перо, но тут же его

опустила, услышав шаги Уилла у черного хода. Вот его

деревянная нога застучала в холле и он остановился у двери в

ее кабинет. Скарлетт подождала немного, но он не входил, и

тогда она окликнула его. Уилл переступил через порог – уши у

него покраснели от холода, рыжие волосы были растрепаны; он

стоял и смотрел на нее сверху вниз с легкой кривой усмешкой.

– Мисс Скарлетт, – обратился он к ней, – сколько у вас по правде

живых денег?

– Ты что, решил жениться на мне, Уилл, и уже считаешь

приданое? – не без раздражения спросила она.

– Нет, мэм. Просто захотелось узнать.

Она внимательно посмотрела на него. Нельзя сказать, чтобы

Уилл выглядел озабоченным – впрочем, озабоченным он никогда

не бывал. И тем не менее она почувствовала: что-то неладно.

– У меня есть десять долларов золотом, – сказала она. – Это

все, что осталось от денег того янки.

– Так вот, мэм, этого мало.

– Мало – для чего?