Авторская редакция

Все ждали, что что-то случится в 2012-м. Поводов так думать имелось предостаточно. Ледники таяли, уровень мирового океана поднимался, ураганы, цунами, бури, наводнения следовали одно за другим. Падали самолеты, тонули корабли, взрывались электростанции. Да и люди тоже будто с ума посходили. Терроризм, восстания, государственные перевороты. Локальные конфликты, плавно перетекающие в перманентные войны. Лопались банки, сгорали биржи. Финансовые кризисы подхлестывали политические. Но рвануло не тогда, когда предсказывали, и не там, где ждали. Мир перевернулся в 2015-м году. Наступил Сезон Катастроф.

Пролог

Все ждали, что что-то случится в 2012-м. Смеялись, подшучивали, рассказывали анекдоты в тему. Самыми популярными новогодними подарками в канун 2013-го стали сувениры с изображением символов смерти. Пройдясь по торговым рядам, можно было решить, что грядет не Новый Год, а Día de los Muertos. Фигурки Катрины и калаверы в заснеженной Москве или дождливом Токио раскупались быстрее, чем если бы это был новый, никогда прежде не издававшийся альбом The Beatles. Словом, все старательно делали вид, что никто в это не верит. Но все же ждали. Хотя бы подсознательно. У каждого в мозгу словно сидел червячок, который скребся себе тихонечко, почти неслышно. А что, если правда? Что, если, действительно, рванет? Тем более, что поводов так думать имелось предостаточно. Ледники таяли, уровень мирового океана поднимался, ураганы, цунами, бури, наводнения следовали одно за другим. То снег выпадал там, где прежде его никогда не видели, то вдруг засуха сжигала самые плодородные земли. Падали самолеты, тонули корабли, взрывались электростанции. Да и люди тоже будто с ума посходили. Терроризм, восстания, государственные перевороты. Локальные конфликты, плавно перетекающие в перманентные войны. Которые продолжались даже после того, как никто уже не помнил, из-за чего все началось. Немотивированное насилие на бытовом уровне стало почти привычным, и воспринималось, как не самая приятная, но, увы, уже неотъемлемая часть повседневной жизни. Лопались банки, сгорали биржи.

уверял, что, когда к ней привыкнешь, так и вовсе не будешь замечать. Н-да, осталось только привыкнуть… Хотя, привыкать-то как раз и не хотелось. Осипов от всей души надеялся, что надолго они в этом замерзшем городе не задержатся.

— Док-Вик!

На этот раз взгляд Осипова зафиксировал взмах руки. Камохин прятался за разбитым «Фордом», в пяти шагах от него. Выглянув из-за заднего бампера машины, стрелок жестом велел Осипову немедленно убираться из зоны обстрела. Видок у Камохина был тот еще! Белая парка с накинутым на голову отороченным мехом капюшоном, из-под края которого выглядывала такая же мертвенно-бледная маска с выпученными, чуть затемненными стеклами на месте глаз. И автомат в руке, тоже для маскировки выкрашенный в белый цвет. Призрак смерти во льдах, усмехнулся про себя Осипов. Хотя и сам он со стороны выглядел не лучше.

Брейгель снова принялся палить из автомата. Но теперь по характеру выстрелов — короткие, скупые очереди по три-четыре патрона, следующие одна за другой, — было понятно, что он засек цель.

Где-то еще прятался Орсон. Но биолог вообще не любил оружие и постоянно твердил, что его участие в квесте носит ненасильственный характер. Это означало, что он не собирается никем помыкать, но при этом и не потерпит никакого насилия в отношении себя самого.

Оценив ситуацию, Осипов решил, что единственным укрытием для него мог стать ствол дерева с обломившейся кроной, глупо и бессмысленно торчащий из земли неподалеку. Словно зримый символ всей той глупости и бессмыслицы, что творилась вокруг. Оружие, которое использовал противник, снесло бы эту корягу на раз. Но там он, по крайней мере, не будет торчать у всех на виду.

Осипов, как учили, закинул оружие на плечо, ухватился рукой за автоматный ремень и медленно, стараясь не приподниматься, пополз к намеченному укрытию.

— Это правда, что у «серых» нет лиц? — спросил напоследок Орсон.

— Правда, — ответил инструктор.

И почему-то потрогал пальцами шрам на щеке.

Спрашивается, откуда ему это было известно?

А теперь Осипов лежал на промерзшей земле, чувствуя, как даже сквозь несколько теплоизоляционных слоев специальной парки, какая и полярникам не снилась, в тело пробирается мертвенный холод. И ничего не понимал. Ровным счетом ничего.

Что тут происходит? Чего ради? Почему у него в руках автомат? Да, что он вообще тут делает? Вопросов было море, и ни на один из них Виктор Николаевич Осипов, доктор физико-математических наук, признанный авторитет в области теории квантового хаоса, не мог дать ответа.

Впереди заработал автомат. Это уже стрелял Камохин. Видимо, тоже определил местоположение противника.

Противник — от слова «противный», подумал Осипов и пополз дальше. Вскоре он оказался под прикрытием сломанного дерева. Хотя, о каком укрытии можно говорить, если не знаешь, где прячется враг? И что у этого врага на уме? Да, и кто он такой, враг этот — тоже неизвестно.

За деревом притаился Крис Орсон. То, что это именно он, свидетельствовала нашивка с именем. Иначе и не опознать — у всех одинаковые парки и маски, скрывающие лица. Биолог сидел на корточках, прислонясь спиной к покрытому морозной коркой стволу дерева. Перед ним стоял кофр с приборами. На кофре — автомат. Не хватало только корзинки для пикника.

— Ну, как? — спросил Орсон.

— Что «как»? — лежа на животе, переспросил Осипов.

— Как оно, в первый раз?

— Дерьмо.

— Да, я и не спорю. Однако ж, «серые» — точно такое же дерьмо.

— В кого же тогда стреляют Камохин с Брейгелем?

— В дерьмо, — с невозмутимым спокойствием ответил Орсон.

— Следуя твоей логике, Крис, можно прийти к выводу, что вокруг одно только дерьмо.

— Верно, — кивнул Орсон. — И мы по уши в этом дерьме.

По сути, Осипов был с ним согласен. Он, разве что, только определения выбирал более мягкие.

— Как дела, товарищи ученые? — будто из-под земли вырос Камохин.

Здоровый, под два метра. Автомат на плече. Белая теплозащитная маска будто улыбается.

— Тьфу, ты, черт!— в сердцах выругался Осипов. — Напугал, на фиг! Зачем так незаметно подкрадываться?

— Чтобы застать врага врасплох.

— Мы же не враги!

— Ладно, не пыхти, Док-Вик, привычка.

— Где «серые»? — спросил Орсон.

— Ушли.

Несмотря на краткость, а может быть, именно поэтому, ответ прозвучал очень неубедительно.

— А Брейгель?

Камохин сделал неопределенный жест рукой.

— Видел что-то такое...

— Какое?

— Неопределенное.

— Значит, это могли быть и не «серые»?

— Кто же тогда?

— Местные жители.

— Смеешься, Док-Вик? Аномалия накрыла город три дня назад. Представляешь, середина лета, жара, и вдруг — мороз под минус сто! Без спецснаряжения шансов выжить — никаких. Те, кто находились на окраинах, наверное, успели убежать. А остальные — вот они.

Камохин кивком указал на стоявшую неподалеку вишневую легковушку, на переднем сиденье которой, уткнувшись лбом в руль, скорчился вымороженный, похожий на мумию труп.

— А мародеры?

— В таких зонах, как эта, мародеры только по окраинам шарятся. Хотя, конечно... Да нет, даже если бы мародеры и забрались в центр зоны, все равно не стали бы вступать с нами в бой. Какой в этом смысл?

Камохин был прав. Банки, предприятия, магазины, не говоря уж о том, что находилось в жилых домах — все было брошено в замороженном городе. Оставлено мародерам. До тех пор, пока существует разлом. Что будет потом? Этого никто не мог сказать. Быть может, новый разлом засыплет улицы города песком, как было в Петербурге. Или опустит под воду, как Москву. Если же разлом просто закроется и все станет, как прежде — это будет самым ужасным. Потому что, как прежде уже не будет никогда. Мертвый город, даже оттаяв, не мог снова вернуться к жизни.

— Видел разлом?

— Нет, но «серые» ушли в том направлении.

Камохин достал планшет и попытался включить. Получилось это у него только с четвертого раза — нажимать кнопки в толстых трехслойных перчатках чертовски неудобно. Предполагаемое местонахождение разлома на плане города было обозначено именно там, куда указывал Брегель.

Осипов переключил дескан в режим поиска пакаля.

— Сигнала от пакаля нет.

—А я что могу сделать? — развел руками Брейгель.

— «Серые» нас опередили.

— Фигово, если так. — Камохин захлопнул планшет. — Найдем разлом — на месте разберемся.

По сути, стрелок был прав. Все очень неточно, неопределенно и расплывчато. И действовать приходилось вопреки всей этой неопределенности. Иначе хаос было не победить.

Они прошли мимо парикмахерской, аптеки, магазина «Пятерочка» и еще одного, со странным названием «Балтимор». При том, что мороз стоял жуткий — термодатчик, вшитый у каждого в левый рукав парки, показывал минус семьдесят два и три десятых градуса, — снега почти не было. Все вокруг: мостовую, машины, деревья, дома и трупы, — покрывал тонкий, серебристый слой изморози. От чего пейзаж становился нереальным. Ломким, надтреснутым, полупрозрачным. Будто сделанным из стекла, покрытого тончайшей резьбой. Запредельно странно смотрелись деревья, с которых даже листва не облетела. Похожие на обсыпанные сахаром причудливые фигурные леденцы, листья навечно примерзли черенками к веткам.

Осипову казалось несправедливым то, что кофры с оборудованием приходилось нести ученым. Стрелки должны были держать оружие наготове, чтобы, случись что, дать отпор врагу. Какому врагу?

закончился без потерь — значит, мы обратили врага в бегство. Все это было для Осипова в новинку.

— Налево, — скомандовал Камохин.

Улицу, куда они собирались свернуть, перегораживали перевернувшийся автобус и с десяток врезавшихся в него машин. Нужно был либо лезть через груду искореженного, обледенелого металла, либо идти в обход. Камохин решил попусту не рисковать. Группа вернулась назад и через арку вошла в проходной двор. В небольшом скверике, зажатом приземистыми, пяти-шестиэтажными домами, все было так же, как и в тот момент, когда образовавшийся внезапно разлом в один миг превратил город в аномальную зону. Он был похож на макабрическую кунсткамеру. На скамеечках сидели старушки и молодые мамаши, держащиеся за ручки детских колясок. В песочнице играли дети. Даже те, что сидели на пружинных лошадках и качелях, остались на своих местах. Примерзли. На землю упал только велосипедист, ехавший по окружающей сквер дорожке.

— Жуть какая, — едва слышно прошептал Орсон.

— А ты представь, что творится в квартирах, — так же тихо ответил ему Брейгель.

— Не хочу...

— Кончайте гундеть! — Камохин быстрым шагом направился к арочному проходу на другой стороне двора.

— Игорь! — догнал Камохина Орсон. — Ты ведь бывал в других аномальных зонах?

— Пару раз.

— И, что, там?.. То же самое?..

— Нет.

— Я хотел сказать, так же... Жутко?

— Ага. Нам здесь только сугробов и снежных заносов не достает. — Брейгель ободряюще похлопал Орсона по плечу. — Не паникуй прежде времени, Док.

— А ты скажешь, когда будет пора?

— Можешь не сомневаться.

— И что тогда?

— Слушай, нам до разлома осталось пройти всего ничего. А там вы с Док-Виком сделаете свои замеры, мы с Игорем найдем пакаль. И все дела! Вернемся в ЦИК героями!

— Я не хочу быть героем, — недовольно буркнул Орсон.

— Ну, старина, тут уж я тебе ни чем не могу помочь! — развел руками Брейгель. — Придется!

— Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой, — процитировал Осипов.

— А, брось, — Орсон хотел махнуть рукой, но обе руки у него были заняты. В одной — кофр, в другой — автомат. — Героями по приказу не становятся.

— Не знаю, — честно признался Осипов. — Мне не приходилось.

— А какой в этом смысл? — спросил Брейгель.

— Абсолютно никакого.

— Тогда, я вообще ничего не понимаю.

— Это невозможно понять.

—Тогда... какой в этом смысл?

— Вот, посмотри, — Камохин указал на здание с высоким крыльцом, мимо которого они проходили. Окна в здании были из зеркальных

самая ницшевская бездна, способная довести до безумия.

Глава 2

Приблизившись к разлому, квестеры встали возле него полукольцом. Ученые даже кофры с приборами на землю не поставили. Для начала нужно было свыкнуться с мыслью о том, что происходит нечто совершенно невообразимое. Смотреть на разлом, находясь в двух шагах от него, это все равно, что стоять у врат, за которыми находится чужой, неведомый мир. Ощущение жути примешивается к пьянящему чувству вседозволенности. Всего один шаг — и ты можешь оказаться по другую сторону. Не зная и даже не догадываясь, что ты там встретишь?

— А что, если туда чего-нибудь кинуть? — спросил Орсон.

— Кинь, — безразлично пожал плечами Камохин.

Из всей группы лишь ему уже доводилось видеть разлом.

Желание кинуть что-нибудь в черную бездну возникало у каждого второго. Вероятно, это как-то связано с особенностью человеческого восприятия странного, необъяснимого, непостижимого объекта, которого невозможно даже коснуться рукой. Что делал древний предок человека, когда видел ползущую к нему змею — существо, абсолютно на него не похожее, ведущее себя, с точке зрения примата, противоестественно? Он брал палку подлиннее и бил змею. Или кидал камень. Именно это действие помогло ему выжить. Потому и закрепилось на уровне инстинкта.

Орсон поставил кофр на землю, положил на него автомат, посмотрел по сторонам, поднял с мостовой обломок кирпича и кинул его в разлом. Кирпич исчез. Без всплеска, без звука. Нельзя даже было сказать, что он растворился в густом, непроглядном мраке. Едва коснувшись плоскости разлома, кирпич сам стал темнотой.

— Ну, как? Полегчало?

Орсон неопределенно махнул рукой. Он пока еще не определился

Работаем!

Ученые проводили взглядами разбежавшихся в разные стороны стрелков.

— Хорошие ребята, — сказал Орсон.

— Нормальные, — согласился Осипов.

— За работу?

— А что, есть друге предложения?

Поскольку других предложений не было, ученые опустились на корточки, открыли кофры и приступили к настройке и калибровке находящихся в них приборов. В толстых перчатках с электроподогревом делать это было неудобно. Но попробуй сними — тут же останешься без пальцев. Автоматы оба положили на асфальт и тут же про них забыли.

В задачу ученых не входило проведение каких бы то ни было самостоятельных исследований. Им следовало лишь произвести запись ряда физических и химических параметров в зоне разлома, взять образцы для исследований и сделать несколько снимков. Анализом собранной информации будут заниматься специалисты в Центре. Осипова такая ситуация совершенно не устраивала. Он бы хотел самостоятельно составить план исследований разломов. По его мнению, заниматься этим следовало основательно и серьезно, а не в коротких перерывах между поисками пакалей. Но, пока оставалось довольствоваться тем, что было. Хорошо уже то, что руководство ЦИКа включало в квест-группы ученых. А ведь могло бы отправлять только военных. Поиск пакалей — а именно они, в первую очередь, интересовали руководство ЦИКа, — задача не особо замысловатая. Во всяком случае, с точки зрения исследователя. Пользоваться десканом можно научить любого. При желании, даже шимпанзе. Осипов рассматривал свой первый квест, как подготовительный этап. Для начала нужно осмотреться на месте, оценить особенности работы в аномальной зоне. А затем уже выходить на руководство с конкретными предложениями. Однако если не будет пакалей, то не будет и квестов. Это так же следовало

Осипов извлек из кофра свернутый кольцами оптоволоконный кабель с крошечной видеокамерой на одном конце и разъемом для подключения к цифровому записывающему устройству с другой. Подсоединив кабель к аппарату, он обернул ругой его конец вокруг руки, зажал камеру в кулаке и направил ее на биолога.

— Господин Крис Орсон, ваши поклонники хотят знать, каково это, находиться в самом холодном месте на планете?

Орсон чуть приподнял голову.

— Честно говоря, мерзко.

— Неужели?

— Вы не поверите, господа, но я все время, постоянно, думаю о том, что, если вдруг отрубится батарея электроподогрева, то через пару минут я превращусь в сосульку.

Осипов бросил взгляд на труп мужчины в пестрой летней рубашке и шортах, скорчившийся на асфальте в трех шагах от них. Надо же, подумал он, я уже научился их не замечать. Мне удается шутить, находясь вблизи мертвецов. Человек, действительно, может ко всему привыкнуть. А может быть, все дело в отсутствии запаха? Тела на морозе не разлагаются. Под маской присутствует только слабый запах синтетики. Отсюда и ощущение нереальностипроисходящего. Этот замерзший город похож на павильон для съемок фильма ужаса. А трупы — всего лишь муляжи. Сознание само устанавливает блок в системе восприятия, не позволяющий сойти с ума.

— И все же, господин Орсон, хотелось бы услышать от вас что-нибудь более оптимистичное.

— Я счастлив, что больше никогда не увижу ни одного нового клипа Леди Гага.

— Не вижу счастливой улыбки на вашем лице.

Орсон достал из кофра черный маркер, сдернул с него колпачок и

миллиметрах от плоскости разлома.

Время словно остановилось.

Он не чувствовал ничего, кроме ужаса, пронзающего тело ледяными иголками. До самых костей. Словно, он превращался в сосульку. В кусок замороженной человечины. Он видел перед собой бездонную тьму. Которая на таком близком расстоянии казалась ему бархатистой. Ему даже казалось, что он различает в ней мелкие пространственные структуры, похожие на пчелиные соты, быстро-быстро перемещающиеся с места на места, меняющиеся местами, будто в причудливой игре, правила которой он не понимал.

— Вик! — испуганно крикнул где-то позади Орсон.

Голос донесся откуда-то издалека. Словно сквозь слой ваты. Или — из другого мира. Но звуки его взломали корку льда, сковывающую волю и разум Осипова. Сознание Осипова будто взорвалось изнутри.

Осипов отпустил штангу, отшатнулся назад и упал на спину. Конец штанги исчез в разломе. С тихим, прерывистым свистом заскользил по обледеневшему асфальту кабель, уползающий в пустоту. Еще немного, и он потащит за собой кофр с аппаратурой. Осипов перевернулся на живот и поймал кабель руками. Это было все равно, что пытаться удержать несущийся по рельсам поезд. Осипова потащило по асфальту. Он едва успел извернуться и упереться ногой в стену на краю черной амебы. Кабель заскользил в руках.

— Крис! Руби кабель!

Орсон среагировал мгновенно. Бросил свои приборы, метнулся вперед, на ходу выдернул нож из ножен, и в прыжке с одного взмаха обрубил кабель.

Хлестнув напоследок Осипова по ноге, обрубленный конец кабеля исчез в разломе.

Осипов упал на спину, раскинул руки в стороны и закрыл глаза.

— С чего бы ей вырубиться?

— А что, если он ее проглотил?

— Ну, в таком случае, мы получим гастроскопию монстра с той стороны разлома.

— Почему обязательно монстр? — пожал плечами Орсон.— Может быть, кабель просто за что-то зацепился?

— За что?

— За проезжающий мимо поезд.

Такую возможность тоже нельзя было исключать Хотя Осипову больше нравилась идея с монстром. Просмотром и расшифровкой записей, полученных с помощью запущенных в разломы видеокамер, в Центре занималась особая аналитическая группа. И мало какая информация о том, что делается на той стороне, выходила за ее пределы. Должно быть, господин Кирсанов был солидарен с ветхозаветным пророком утверждавшим, что во многом знании — много печали. Особенно, когда это касалось рядовых сотрудников.

— Ты закончил?

— Почти.

Орсон вернулся к своим приборам. Постучал пальцем по дисплею химического анализатора.

— Все равно, скоро все вырубится.

Осипов посмотрел на свою аппаратуру. Приборы еще работали, но показания дергались, как в лихорадке. То ли, аккумуляторы сбоили, то ли, возле разлома так и должно быть? Знающие люди в ЦИКе объяснили Осипову, что все эти замеры делаются так, на всякий случай. Вдруг, что-нибудь любопытное вылезет. Как правило, ничего не вылезало. Гораздо интереснее и ценнее показаний приборов были личные наблюдения квестеров. Хотя, уже то, что группы

самом деле в разломе ничего не было, взгляд отказывался этому верить. Соотнесенный с человеческим опытом, разлом больше всего напоминал идеально отшлифованную плиту черного мрамора, полностью поглощающую весь падающий на нее свет. Все до единого фотоны.

И вдруг — Осипов поначалу было решил, что ему это мерещится? — поверхность разлома подернулась едва заметной рябью. Как гладь пруда, которой коснулся легкий ветерок. Затем от центра пошли концентрические круги, словно от брошенного в воду камня. И это уже никак нельзя было списать на обман зрения. Это была реальность. Невозможная, черт возьми, реальность! В центре черного пятна на стене начал вздуваться пузырь!

Позже Осипов пытался мысленно проанализировать и дать хотя бы частично объективную оценку всему произошедшему. Например, как долго все это длилось? В момент кульминации Осипову казалось, что все происходит очень, очень медленно. Но то, что Орсон, занимавшийся своими приборами, не успел ничего заметить, и сам он так и не сделал ни одного снимка, хотя и достал фотоаппарат, чтобы запечатлеть происходящее, означало, что все эти невероятные события вместились в несколько секунд. Которые сознание ошеломленного наблюдателя растянуло до минут.

Пузырь в центре разлома не лопнул, а как будто растекся по сторонам и из черной пустоты, за которой простирались иное пространство и время, показалось человекообразное существо. Оно высунулось из разлома по пояс, так, что Осипов мог видеть только торс, руки и голову. Несомненно, это был гуманоид, с правильными человеческими пропорциями. Осипову даже почудилось, что он успел сосчитать пять пальцев на руке существа. Но все оно было словно затянуто в серый латекс. Голова его представляла собой серый, гладкий шар, на котором лишь были намечены небольшие выступы и впадины, определяющие черты лица. При этом у Осипова создалось очень ясное, живое ощущение того, что существо смотрит на него, пристально и, вроде бы, изучающе. Мелькнула мысль — Это и есть «серый»? Но закрепиться и получить дальнейшее развитие она не успела. Оставаясь в неестественном, почти горизонтальном положении, существо вытянуло вперед правую руку и сделало резкое кистевое движение.

Странно, почему никто прежде не додумался наносить метки на маски? Тогда не нужно было бы смотреть на нашитые бирки с именами, чтобы понять, к кому ты обращаешься.

— Можно тебя на минутку? — очень спокойно и вежливо, почти церемонно, позвал Осипов.

— Зачем?

— Подойди, пожалуйста.

Что-то, недовольно буркнув, Орсон встал и перешагнул через кофр с приборами.

— Ну?

Осипов молча указал на пластинку под ногой.

— Пакаль, — растеряно произнес Орсон. — Он, что, так и валялся здесь?

Вопрос поставил Осипова в тупик. Не то, чтобы он не хотел или боялся рассказывать о том, что произошло. Он просто не знал, с чего начать? В общем, несложно было представить, какая будет реакция, если он скажет, что из разлома вылез «серый» и кинул ему под ноги пакаль. Да, вот просто так, взял и кинул. Здорово, да?

— Не знаю, — Осипов наклонился и попытался взять пакаль в руку.

Сделать это оказалось не просто. Пальцам в плотных перчатках из синтетического материала никак не удавалось найти зазор между тонкой металлической пластиной и обледеневшим асфальтом. Наконец Осипов догадался вытащить нож и кончиком подцепить пакаль. Пластина оказалась удивительно легкой, почти невесомой. Углы квадрата были сглажены, а одна из плоскостей чуть выпукла. На выпуклой стороне был вырезан или выдавлен рисунок, который Осипов, не будучи специалистом, сразу же определил, как относящейся к доколумбовой мезоамериканской культуре. На рисунке человек с огромным носом, оттопыренными губами и выпученными глазами, в головном уборе из птичьих перьев, нелепо

— «Серые» охотятся за пакалями — вот тебе и связь.

— А если нет?

Орсон взял пластинку у Осипова и сначала внимательно рассмотрел ее. Затем перехватил двумя руками за противоположные углы и попытался согнуть.

— Прочная.

— Так как тебе моя идея на счет «серых»?

— Честно сказать, мне все равно. — Орсон вернул Осипову пакаль. — Я понятия не имею, что это за штука, кому и зачем она нужна? Я хочу лишь поскорее отсюда убраться. Мне не комфортно находиться там, где вокруг одни мертвецы. И где я сам в любой момент могу превратиться в замороженный труп. Понимаешь?

Не дожидаясь ответа на свой, в общем-то, риторический вопрос, Орсон достал из сумки ракетницу, поднял над головой и дернул запал. Сначала раздался приглушенный хлопок. Затем зеленая ракета с недовольным шипением устремилась к серому небу. Должно быть, в ракетнице ей было спокойно и уютно. А теперь ей предстояло сгореть за тридцать секунд. Это судьба, рок или проклятие?

Глава 3.

Камохин с Брейгелем были, конечно, удивлены тем, что пакаль нашелся там, где сначала его не было. Но, не так, чтобы очень. И, уж подавно, ни у одного из них не возникло желания выяснять, как так получилось? Главное — они заполучили то, что требовалось. И теперь они могли с чистой совестью и чувством выполненного долга возвращаться в Центр. Их квест уже был отмечен большим жирным знаком «ПЛЮС». А что еще требовалось? Даже рассказ о том, как кто-то или что-то чуть было не утащило Осипова в разлом, не особенно заинтересовал стрелков. Поэтому, историю о «сером», кинувшем пакаль ему под ноги, Осипов решил пока попридержать, решив, что, наверное, будет лучше обсудить это в более спокойной

Они шли торопливо, почти не разговаривая, лишь изредка перебрасываясь короткими замечаниями, стараясь не смотреть по сторонам, на замерзшие трупы. Осипову почему-то казалось, что это нехорошо — то, что он уже почти привык к виду мертвецов и обращает на них внимание не больше, чем на разбившиеся машины, загораживающие проход. Но он старался не зацикливаться на этой мысли. Подумать об этом можно будет потом, когда они окажутся в тепле. Сейчас же нужно было выбираться из замерзшего города. И поскорее. Странное чувство, отдаленно напоминающее страх, но имеющее иную природу, гнало их вперед. Это было что-то схожее с дурным предчувствием. Которое невозможно рационально объяснить, но которому трудно не верить. Казалось, что если только они задержаться хотя бы ненадолго, то никогда уже не смогут покинуть этой гигантской криогенной лаборатории. Они ведь даже не знали, как называется город. И не хотели этого знать. Для них это место было «Зоной 33». И только. Никакой персонификации. Никаких деталей, способных запасть в душу.

Когда впереди в просвете улицы показались ворота стадиона, на открытом футбольном поле которого квестеров ожидал вертолет, все сразу повеселели. Хотя, под масками это было не заметно. И рюкзаки с кофрами тоже, вроде как, сделались легче. Группа уже почти вернулась в Центр. Теперь уже ничего не могло случиться. Брейгель начал напевать какой-то жизнерадостный мотивчик, вставляя порой фламандские слова, похожие на радостные возгласы. А Орсон уже в который раз начал рассказывать анекдот, который все никак не мог довести до конца из-за сложностей с переводом английского юмора на русский язык.

Все закончилось, будто оборвалось, когда они миновали ворота и через проход для игроков вышли на поле.

По счастью, в момент катастрофы на стадионе не проходили никакие мероприятия. Иначе бы спортивный комплекс превратился в гигантский склеп. Лишь у пустого постамента, на котором было выбито имя «ЛЕНИН», лежал закоченевший труп дворника, мертвой хваткой вцепившийся в метлу. Да на беговой дорожке упали замертво, сраженные убийственным холодом, четверо тренировавшихся там спортсменов.

Камохин сделал шаг в сторону. И ученые увидели пилота. Он сидел на своем месте, скорчившись и уткнувшись лбом в приборную панель. Его теплозащитная маска была перемазана кровью.

— Черт!.. — в отчаянии взмахнул руками Орсон. — Проклятие!.. Ад и преисподняя!..

— Он сам это сделал? — спросил Осипов.

— Нет, — отрицательно качнул головой Камохин. — На него напали. По всей видимости, мародеры. Не знаю, что они тут рассчитывали найти, но все, что смогли, сломали. Бензобаки пробили. Забрали только два дополнительных комплекта одежды с подогревом.

— Ты же говорил, что мародеры только по окраинам зоны шарятся?

— Говорил. Я и сейчас в толк не возьму, какого черта они сюда забрались?

Осипов посмотрел по сторонам. Как будто хотел убедиться, что мародеры, убившие пилота, не сидят на зрительских трибунах.

— В центре больше банков, ювелирных салонов, дорогих магазинов, — заметил Брейгель. — Что еще может представлять интерес для мародеров?

— Если все будет продолжаться, как сейчас, то скоро банка консервов будет стоить дороже, чем кольцо с алмазом в двадцать четыре карата, — маска Орсона мрачно усмехнулась нарисованной улыбкой.

— Должно быть, у них есть какое-то средство передвижения.

— Ни одна машина на таком холоде не заведется.

— Но есть ведь спецтранспорт. Снегоходы... Или как их там?.. Снегокаты?

— Да, какая, на фиг, разница? У нас нет ни того, ни другого! Связи тоже нет! Как выбираться будем?

— Но это неправильно!

— Скажи об этом господину Кирсанову, когда вернемся.

— Брейгель! Ну, а ты чего молчишь? — Орсон протянул руку фламандцу, будто прося милостыню.

— А что я должен сказать? — непонимающе пожал плечами тот. — Бамалама, Док!

— Ты тоже считаешь, что мы должны сами, пешком выбираться из зоны?

— А есть варианты?

Орсон беспомощно всплеснул руками.

Камохин присел на подножку пассажирского люка, положил на колено открытый планшет и включил карту города с прилегающими окраинами.

— До окраины города нужно пройти всего-то около десяти километров. Оттуда до границы аномальной зоны еще около сорока километров по открытой местности. За день можно было бы дойти. Но у нас осталось менее трех часов до темноты. Ночью температура воздуха упадет ниже ста градусов. Это даже для нашего спецснаряжения может оказаться перебором. Да и топать в темноте по улицам города, где на каждом шагу трупы и разбившиеся машины, не очень-то сподручно. Так что, нужно найти место для ночевки. Завтра выберемся из зоны, свяжемся с ЦИКом, и вот тогда уже будем ждать спасателей. В тепле и на травке.

— Я есть хочу, — голос у Орсона был обиженный.

— У тебя в спецпайке есть шоколад. Сунь под маску и жуй. Нормально поедим, когда найдем место для ночевки. С собой берем только оружие, боеприпасы, запасные батареи, чтобы дубу не дать, ну, и еду, разумеется. Мародеры оставили ящик с экстренным пайком. Должно быть, решили, что это обычные консервы, каких в любом магазине полно. Да только магазинный товар и топором не

такие зоны, в которых биологам одно раздолье. Аномалии бывают не только климатические. Так ведь, Док-Вик?

— Пространство и время на пару сошли с ума. — Осипов закинул полупустой рюкзак за спину, защелкнул крепление на груди и попрыгал, чтобы проверить, хорошо ли подогнаны лямки. — И вытворяют, что хотят, не подчиняясь никаким законам и правилам. Поскольку теоретически число возникающих разломов пространственно-временного континуума ни чем не ограничено, то и вариантов того, что можно встретить в той или иной аномальной зоне, практически бесконечное множество. Наша зона, пожалуй что, действительно, одна из самых простых и незатейливых возможностей невозможного.

— Значит, чисто теоретически, в одной из аномальных зон я могу встретить своего давно умершего прадедушку? — спросил Брейгель.

— Чисто теоретически, Ян, ты можешь встретить даже себя самого, — улыбнулся под маской Осипов. — Вот только практически вероятность такой встречи ничтожно мала.

— Нет, встретиться с самим собой я бы не хотел, — подумав, отказался от такой перспективы фламандец.

— А я бы встретился, — сказал Камохин.

— Зачем? Чтобы сказать самому себе все, что ты о себе думаешь?

— Чтобы понять, что я собой на самом деле представляю.

-то есть, человек ты или «серый»?

— Скрупулезно подмечено, Док-Вик. — Камохин направил на Осипова указательный палец. — Ну что, товарищи ученые, готовы?

— У меня автомат заклинило, — сообщил Орсон.

— В каком смысле?

— Если сочтут нужным.

Если сочтут нужным...

Осипов уже не знал, как к этому относиться. Он не понимал, правильно это или нет. Но он не чувствовал себя запутавшимся. Мир сошел с ума. Для того, чтобы самому сохранить разум, нужно было воспринимать то, что происходило вокруг, как должное. Хотя бы только потому, что изменить что-либо было невозможно.

Глава 4.

Оставив стадион позади, квестеры вышли на широкую улицу, которая самым коротким путем должна была вывести их к окраине города. Таблички на домах уверяли, что это Московское шоссе. Что ж, возможно, когда-то так оно и было. Теперь же в этом названии не было никакого смысла. Потому что Москва ушла под воду, как легендарный Китеж-град. Утонула так быстро, что из всего ее огромного населения спаслось что-то около трети. До катастрофы Московское шоссе, по всей видимости, являлось главной транспортной артерией города. Когда город накрыл могильный холод, движущиеся машины остались без управления. На четырехполосном шоссе и прилегающим к нему тротуарах воцарились безумие и хаос. Подлинный триумф вышедшей из-под контроля разума машинерии. Автомобили на скорости вылетали на тротуары, давили только что упавших и, быть может, еще живых людей, а затем врезались в деревья, киоски и стены домов. Машины сталкивались друг с другом, сбивались в плотные группы, в которых грузовики, казалось, пытались забраться на маленькие легковушки и раздавить их, размазать по асфальту. Затем где-то в центре этого чудовищного нагромождения металла раздавался первый взрыв. И пламя, вырвавшись наружу, начинало пожирать растекшийся бензин. Вскоре уже все машины были охвачены огнем. Но при этом моторы продолжали реветь, и в огненной груде все еще происходило некое сумбурное движение. Это продолжалось час или два. Пока не взорвалось все, что могло взорваться, и не сгорело все, что могло гореть. Теперь повсюду были только обгоревшие железные остовы машин, похожие на скелеты доисторических чудовищ. Местами скопления их были настолько плотными, что это создавало препятствие движению. Приходилось возвращаться и идти в обход

крошились, негромко потрескивая, как тонкие ледяные пластинки.

— Ты не прав, — сказал Осипов.

— Хочешь сказать, ты можешь объяснить, что сейчас происходит там, наверху?

— Не могу. Но я пытаюсь это понять.

Орсон усмехнулся.

— И за этим ты сюда пришел?

— А у тебя другая цель?

Орсон ответил не сразу.

Они обогнули остов сгоревшего автобуса. Краем глаза Осипов успел заметить обугленные тела в выгоревшем салоне. Один за другим, перелезли через капот врезавшегося в «маршрутку» красного «Фиата», который каким-то чудом избежал огня. Прижавшись к стене здания, обошли завалившийся на бок длинный черный лимузин.

— Черт, вы только гляньте, — выдохнул Камохин, когда они оказались позади лимузина.

Из открытой задней дверцы на треть высовывался гроб. Весь блестящий, видимо, из какой-то дорогой породы дерева, с ажурной инкрустацией и массивными медными ручками. Не гроб — а произведение искусства.

— Покойнику повезло больше всех, — философски изрек Брейгель.

— Почему? — спросил Орсон.

— Он, хотя бы, в гробу.

— Ай, да ну тебя! — раздраженно воскликнул Орсон. — Тоже мне, юморист сыскался! Я думал, ты что-нибудь дельное скажешь.

традициями! Но даже они не идут ни в какие сравнения с тем, что ты, Игорь Владимирович, называешь дисциплиной. Порядки, установленные в ЦИКе, да будет тебе известно, друг мой, это уже не дисциплина, а тюремный режим!

— Зато все мы еще живы, — нашел устраивающий всех компромисс Брейгель.

Надо сказать, фламандец вообще был мастером компромиссных решений. А вот заставить его самого пойти на компромисс вряд ли бы кому удалось.

Осипов заученным движением провел большим пальцем по дисплею дескана, стирая изморозь.

— Черт!

Он запнулся ногой о тонкую металлическую трубу, лежавшую поперек дорожки, и упал на колени.

Брейгель подхватил его под локоть, чтобы помочь подняться.

— Порядок, Док-Вик?

— Смотри! — Осипов прижал сканер к маске фламандца.

— Эй! Я так ничего не вижу! — сделал шаг назад Брейгель.

— Что там у вас? — обернулся Камохин.

— Тепловое пятно!

Камохин остановился.

— Где?

— Впереди. Метрах в сорока.

Путь вперед им преграждал длинный восьмиэтажный дом. Для того, чтобы обойти его, нужно было либо снова выйти через арку на

не умеют.

— И они нас не ждут. Мы застанем их врасплох.

Темная пелена затянула больше половины небосвода. Сумрак словно витал в воздухе, подобно сизому дыму. Делался плотнее, гуще. Казался почти осязаемым. От этого становилось не по себе.

— Эй! О чем это вы? — подал голос Орсон.

— Мы захватим базу мародеров и спокойно проведем там ночь, — ответил Камохин.

— Ага! — по тому, как Орсон произнес это междометие, можно было представить, какое у него сейчас выражение лица под маской. Скепсис, ирония и сарказм, наложенные друг на друга, как кусочки сыра, яичницы и ветчины в сэндвиче. — Если кого-то интересует мое мнение, — он сделал паузу. Выразительную, но короткую. Такую, чтобы никто не успел вставить ни слова, -то я предлагаю ступать себе мимо. И не искать приключений на свою задницу.

— Бамалама, Док! — с показным возмущением всплеснул руками Брейгель. — Ты же преподавал в Новом гуманитарном колледже в Блумсбери!

— И что с того? Думаете, после Блумсбери моя задница мне не дорога?.. Кроме того, я не преподавал, а был ассистентом... Вик! А ты что молчишь?

— Игорь уже принял решение, — отозвался Осипов.

Честно говоря, ему, как и всем, хотелось в тепло. Так сильно хотелось, что не возникало желания думать ни о чем другом.

— Нет, так дело не пойдет! — протестующе затряс головой Орсон. — Такие вопросы следует решать сообща!

— Три против одного, — Камохин показал биологу три пальца. — Достаточно демократично?

транспорта. Вообще никаких признаков жизни.

— Если не считать тепла. — Брейгель постучал пальцем по дисплею, как будто надеялся, что прибор вдруг одумается и перестанет показывать тепловое пятно.

Квестеры сидели на корточках, укрывшись за припаркованными во дворе машинами. Источник инфракрасного излучения находился в конце дома, в полуподвальном помещении, куда вела лесенка в семь ступенек, огороженная металлическими периллами. Над лесенкой красовалась вывеска, извещающая, что внизу находится магазин, принадлежащий фирме «Растокин и К». Стандартная вывеска, без особых вывертов и причуд. Обычный магазин, торгующий всем, что может вдруг понадобиться жильцам близлежащих домов. От туалетной бумаги до ручных газонокосилок.

— Стекла в окнах целы. Окна, вроде как, изнутри заколочены.

— Окна маленькие — удобно в плане теплоизоляции.

— Дверь металлическая.

— Может там что-то горит? — предположил Орсон.

— Вон, видишь, — Брейгель указал на окна выгоревших квартир, от которых вверх тянулись черные языки копоти. — Все, что загорелось, давно уже погасло.

— Что же это тогда?

— Какой-то переносной генератор.

— Или — печка.

— Если была бы печка, то был бы и дым.

— С торца дома тоже могут быть окна. Дым ветром уносит за дом, а мы его не чувствуем из-за фильтров в масках.

— Ладно. Я пойду посмотрю.

— Даже не сомневаюсь, — вполне серьезно ответил Брейгель. Хотя под маской его физиономия могла быть какой угодно. — Ну, я пошел.

Пригнувшись, он выбежал из-за машины, перепрыгнул через полосу замерзших декоративных кустов и прижался спиной к стене дома. Быстро глянув по сторонам и не заметив ничего подозрительного, он пробежал вдоль дома, перепрыгнул через парапет и оказался возле железной двери, по другую сторону от которой уже стоял спустившийся по лестнице Камохин. Знаком велев Брейгелю держать дверь под прицелом, Камохин перехватил автомат одной рукой, поднял ствол вверх и прижал приклад к плечу. Свободной рукой он осторожно взялся за дверную ручку и потянул на себя. Дверь не сдвинулась с места. Камохин попытался толкнуть дверь — с тем же результатом. Сделав жест фламандцу — будь наготове! — Камохин трижды стукнул в дверь прикладом, тут же сделал шаг назад и прижался плечом к стене. Ничего не произошло. Ничего не было слышно. Брейгель показал, что следует постучать снова. Камохин чуть подался вперед и еще несколько раз, посильнее ударил в дверь прикладом. Гулкий грохот ударов раскатился по пустым улицам, будто гром приближающейся грозы. Среди мертвой, густой тишины эти звуки казались совершено неуместными. Как песни на кладбище. Если, конечно, это не Новый Орлеан.

За дверью послышалась какая-то возня. Затем приглушенный удар, словно упало что-то большое, тяжелое, но мягкое. Скрежет — что-то отодвинули в сторону. И раздался голос:

— Кто там?

Бойцы переглянулись. Выражения их скрытых масками лиц, были одинаковые — растерянные. Голос, ответивший им из-за двери, принадлежал женщине. В этом не было сомнений.

— Эй! Там есть кто живой? — снова спросила женщина за дверью.

— Простите! — не сходя с места, отозвался Камохин. — Мы тут проходили мимо...

— Сейчас открою! — радостно воскликнула женщина.

Камохин посветил фонариком по сторонам. Они находились в небольшом продовольственном магазине. Окна были плотно заделаны и прикрыты полосатыми матрасами. Рядом со входом тоже лежала пара матрасов и стоял стеллаж, плотно набитый тряпьем — видимо, таким образом была утеплена дверь.

— А кроме детей?

— Только я и дети. Больше никого.

Камохин посмотрел на термометр. Минус тридцать два. Теплее, чем на улице, но, все равно, не очень-то комфортно. Особенно для детей. Квестер отказывался верить тому, что говорила женщина. Потому, что это противоречило здравому смыслу. Женщина и двое маленьких детей не могли выжить одни в замерзшем городе.

— Покажите мне их.

— Идемте.

Следом за женщиной Камохин прошел во второй торговый зал, разделенный на несколько секций. Ближайшая секция была завешена плотными портьерами, закрепленными у потолка и стелющимися по полу. Женщина чуть отвела в сторону край портьеры и жестом предложила гостю войти. Входить Камохин не стал, а стволом автомата откинул в сторону портьеру с другого края полога. В выгороженном портьерами закутке пол был застелен матрасами и набросанными поверх них одеялами и подушками. В самом углу, у стены стояла широкая металлическая жаровня. На таких обычно жарят мясо, когда приглашают друзей на дачу. Над жаровней висел широкий раструб воздухозаборника. Тянущаяся от него труба, выходила в окно. Возле жаровни сидели двое детей, завернутые в такие же, как и женщина, нелепые, бесформенные одеяния.

— И больше никого? — снова посмотрел на женщину Камохин.

Женщина откинула в стороны складки плотной материи, закрывавшие ей лицо. На вид ей был не больше тридцати. Лицо ее выглядело настолько измученным, что Камохин не мог решить,

Глава 6.

Они сидели возле жаровни, в которой пылал огонь. Четверо мужчин, двое детей и женщина. Квестеры наконец-то смогли снять маски и расстегнуть парки. В шатре из плотных портьер, возле огня, тепло ощущалось уже явственно. Но, все же, не настолько, чтобы скинуть всю верхнюю одежду и забыть о том, что на улице мороз к ночи перевалил уже за стоградусную отметку. Самодельная вытяжка работала с грехом пополам, от дыма свербело в горле и слезились глаза. Но с этим вполне можно было смириться. На какое-то время. А вот, у Светланы и ее детей глаза были красные, воспаленные. Зато, вкус разогретых на огне консервов был не сравним ни с какими деликатесами. А еще — чай. Крепкий, душистый чай, что заварила Светлана.

— Сколько мы здесь? — спросила женщина.

— А вы не знаете? — удивленно посмотрел на нее Осипов.

— Мы не выходили на улицу.

— Четыре дня.

— Да?.. Мне казалось, больше... Дней десять...

— Это проблема замкнутого пространства. — Орсон облизнул пластиковую ложку и кинул ее в пустую консервную банку. -то же самое бывает со спелеологами, долгое время находящимися в пещере.

— Со спелеологами все наоборот, — уточнил Осипов. — Для них сутки растягиваются и они переходят на тридцати двух часовой жизненный цикл.

— Все зависит от особенностей психики.

Осипов подозревал, что англичанин сказал это только для того, чтобы оставить за собой последнее слово. Но спорить не стал. Не та была обстановка.

— Док-Вик, — прервал ученого Брейгель. — Она не о том спрашивает.

— Да? — Осипов озадаченно посмотрел на Светлану. Естественно, он понимал, что ее интересует не теория возникновения разломов. Но он не знал, что ей сказать. — Простите, я не могу ответить на ваш вопрос.

— Я работала в этом магазине...

Камохин несколько удивленно посмотрел на детей, завернутых в широкие полотнища материи. Они казались похожими на большие, уродливые куколки, из которых могло появиться все, что угодно.

— А как же дети?

— Дети... — Светлана тоже посмотрела на детей. — Дети не мои... Мне кажется, они считают, что я удерживаю их здесь силой... Ну, в общем, так оно и есть...

— Так чьи же это дети?

— Они пришли в магазин с мамой... Перед самой... катастрофой... Ей нужен был садовый гном... Знаете, такие керамические фигурки. Их ставят среди цветов... Непонятно зачем... У нас тринадцать разных гномов... Их мама, — кивок в сторону детей, — никак не могла выбрать...

— Мы хотели купить гнома тете Оле, в подарок, — угрюмо, ни на кого не глядя, произнесла девочка.

— И тут на улице завыла сигнализация... — продолжила Светлана. — Женщина сказала, что это ее машина. Попросила меня присмотреть за детьми, сказала, что через минуту вернется, выбежала за дверь... Не прошло и минуты, как случилась... катастрофа... Она не вернулась...

— Кроме вас и детей в магазине больше никого не было?

— Была еще Надя, продавщица из первого зала... И Юрий

— Я зимой купаюсь в проруби, — ответила девушка.

— Серьезно? — вскинул брови фламандец.

— Да. Мне это нравится.

Брейгель улыбнулся и покачал головой.

— Еще одно подтверждение тому, что все люди разные. Меня в холодную воду палкой не загонишь.

— Светлана, — подняв руку, напомнил о себе Осипов. — Вы хотите сказать, что температура не опускалась, быстро или медленно, а мгновенно стало очень холодно?

— Да. И это было самое страшное. Потому что не было времени как-то подготовиться, собраться с мыслями. Нужно было немедленно что-то делать, чтобы не замерзнуть.

Речь Светланы удивительным образом сделалась ровной. Теперь она говорила почти без запинок.

— Весьма любопытно. — Осипов с задумчивым видом потер пальцами подбородок, на котором уже начала проступать щетина. — Выходит, гипотеза о том, что центром процесса является разлом, в корне не верна. Разлом лишь инициирует возникновение аномалии. А сам процесс формирования аномальной зоны происходит практически мгновенно. Как при Большом Взрыве.

— И что это значит, Док-Вик? — поинтересовался Брейгель.

— Пока не знаю, — едва заметно качнул головой Осипов.

— Док-Вик, я слышал, что именно ты создал теорию разломов и предсказал Сезон Катастроф.

— Это не совсем так, — смущенно улыбнулся Осипов. — Я работал над новой теорией эволюции Вселенной. В соответствии с которой, помимо постепенных преобразований, являющихся отдаленными последствиями породившего и сформировавшего нашу Вселенную

происходит?

— Как? — Осипов озадаченно почесал ногтем кончик носа. — Тебе, конечно же, известно, что мир, в котором мы живем, имеет три пространственных измерения, — ученый, как дирижер палочкой, взмахнул указательным пальцем, обозначая три пространственных вектора. — И одно временное измерение. Однако для физико-математического описания Вселенной требуется наличие большего числа измерений. В соответствии с теорией суперструн, мир должен быть десятимерным. Бозонная теория так и вовсе требует, чтобы пространственно-временной континуум имел двадцать шесть измерений. Без наличия этих дополнительных измерений невозможно объяснить существование нашего мира с точки зрения современной космогонии.

— И где же искать эти недостающие измерения?

— Они тут же, рядом с нами. Мы не можем их экспериментально зафиксировать, потому что они находятся в свернутом состоянии и сжаты до планковских размеров. А никакие измерения с точностью, превосходящей планковскую длину, невозможны. Тем не менее, каким-то образом дополнительные измерения проявляют себя на макроскопическом уровне. Теперь представь себе, что в какой-то момент эти свернутые пространства вдруг начинают разворачиваться. То есть, размерность нашей вселенной изменяется. Причем, не сразу и не повсеместно, а местами, там, где образуется скопление развернувшихся размерностей. Таким образом, Вселенная получает сразу много размерностей. Где-то она пятимерная, где-то — семимерная, где-то — девятимерная, а где-то могут образоваться дополнительные временные измерения. Все это приводит к тому, что пространственно-временной континуум начинает корежить, как неравномерно нагреваемый тонкий пластиковый лист. Результаты этих деформаций мы называем разломами.

-то есть, в аномальных зонах мы видим мир таким, каким он мог бы быть, сложись все иначе?

— Можно и так сказать.

Голос ее звучал все так же негромко, спокойно и ровно. Как будто она была уверена что молчанию Камохина есть какое-то очень простое, безболезненное объяснение.

— Мы уйдем утром, — сказал, не глядя на женщину, Камохин. — Но вы с нами не пойдете. Вы останетесь здесь. Проблема в том, что у нас сломался вертолет, и нам придется пешком выбираться из зоны.

— Мы пойдем вместе с вами...

— Нет. Вы останетесь. Как только мы выберемся из зоны, мы отправим за вами спасательный отряд. Вам нужно всего лишь подождать. Совсем немного. Сутки. Максимум — двое. У вас здесь есть все необходимое — еда, вода, топливо...

— Вы не знаете, что это такое — сидеть и ждать неизвестно чего?

— Я прекрасно вас понимаю...

— Нет. Я сама себя не понимаю. Порой мне кажется, что я сошла с ума. И все, что происходит вокруг, это только мой бред... Может быть, и вас на самом деле не существует? Так чего же нам тогда ждать?

— Мы существуем. И мы непременно пришлем за вами спасателей. Поверьте мне, Светлана, это правильное решение.

— Мы не можем оставить их здесь! — решительно заявил Осипов. — Что, если температура упадет еще ниже?

— С чего бы ей вдруг упасть?

— Не знаю. Это аномалия. Здесь может случиться все, что угодно. То, что эти люди до сих пор живы, уже чудо. Но мы не можем постоянно полагаться на чудеса.

— Док-Вик, я принял решение. Не стоит пытаться меня переубедить.

— Мы договаривались, что будем принимать решения вместе, — напомнил Орсон.

— Все? — немного выждав, спросил Камохин.

— Нужны еще аргументы, чтобы заставить тебя проявить сострадание?

— Там, в этом шатре, омерзительно. Там... Там воняет!

— Я все понял. Теперь послушайте меня. Мы — не спасательный отряд. Наша первоочередная задача — самим выбраться из зоны живыми. И, если нам это удастся, будет очень здорово. Сейчас наши шансы остаться живыми весьма велики. Я бы оценил их, как девяносто из ста. Десять процентов списываем на непредвиденные факторы. Такие, например, как встреча с мародерами. Или, как сказал Док-Вик, внезапное резкое падение температуры. Если мы возьмем с собой женщину и детей, наши шансы уцелеть начнут стремительно уменьшаться. У них нет ни одежды, ни обуви, ни снаряжения, без которых выжить на морозе невозможно. В своих самодельных балахонах они замерзнут прежде, чем мы выйдем за пределы зоны. А прежде, чем замерзнуть, они здорово замедлят наше движение. Я отвечаю за группу. И я принял решение. Мы оставим их здесь. А когда вернемся в ЦИК, сообщим о них в службу спасения.

— Ты уверен, что спасатели полезут в замерзший город, чтобы вытащить оттуда женщину с двумя детьми? — спросил Орсон.

— Нет, не уверен, — честно признался Камохин. — Служба спасения разваливается, как все государственные структуры. Работы у них выше крыши, а финансирование никакое. Я даже сомневаюсь в том, что у них есть такая же, как у нас, спецодежда для работы на сильном морозе и техника, способная доставить их сюда.

— А команда из ЦИКа, которая будет отправлена за нашим оборудованием? Разве они не смогут забрать трех человек?

— Это уже не я буду решать, — покачал головой Камохин.

— Политика ЦИКа не включает проведение спасательных операций в аномальных зонах, — напомнил Орсон. — Ты сам говорил это возле вертолета.

— У тебя не будет пакаля, Док-Вик, — грустно посмотрел на ученого стрелок. — Не будет, потому что я тебе его не дам. И тебя самого здесь не оставлю. Мы вернемся в ЦИК все вместе. С пакалем. И это не обсуждается.

— Я был о тебе лучшего мнения, — прищурился, глядя на Камохина, Осипов.

— Ты не поверишь, Док-Вик, но я тоже был о себе лучшего мнения. До тех пор, пока не понял, какая я на самом деле скотина. А знаешь, почему я такой? Потому что, иначе нам не выжить. Если бы решение принимал ты,— Камохин ткнул Осипова пальцем в грудь. — добрый, сердечный и справедливый, мы бы не выбрались из зоны живыми. Понятно?

Осипов ничего не ответил. Он понимал, что Камохин прав. Но не мог с мириться с такой правотой. Это было неправильно. Не по-людски. Спасти собственные жизни, оставив других умирать, или же всем вместе погибнуть — чудовищный выбор. И, самое ужасное — он уже был сделан.

— А почему Брейгель остался в шатре? — спросил Орсон.

— Потому что он знает все, что я вам сказал. И он со мной согласен.

— Когда это вы успели все обсудить?

Камохин с досадой цокнул языком и покачал головой. Эти ученые, они, может быть и гении. Каждый в своей области. Но за ее пределами — ничего в жизни не смыслят.

— Мы ничего не обсуждали с Брейгелем. Но он, как профессионал, верно оценивает ситуацию.

— Оценивать и принимать решения — не одно и то же, — заметил Орсон.

— Это демагогия, Док. И ты лучше меня это понимаешь. — Камохин зябко потер ладони. — Идемте в шатер, а то становится холодно.

— Док-Вик...

Он оглянулся, посмотрел по сторонам. И никого не увидел.

— Да проснись же...

Верно!

Осипов с трудом поднял тяжелые, будто свинцом налитые, веки. И тут же болезненно скривился. Воспаленные глаза слезились от едкого дыма. Осипов прищурился и повел плечами. Вытянул ноги и распрямил спину. Он спал сидя, привалившись спиной к стене. Из-за неудобного положения все тело ныло.

— Ну?.. Проснулся?

В тусклых отсветах горящих в жаровне углей, Осипов увидел Брейгеля, сидевшего рядом с ним на корточках. Руки фламандца упирались в колени, а локти были широко разведены в стороны. Осипов подумал, что стрелок похож на большую, хищную птицу, присевшую рядом с добычей, чтобы никого к ней не подпустить.

— Утро? — хрипло прошептал он.

— Скоро уже, — ответил Брейгель. — Слушай, Док-Вик, мы тут с Игорьком помозговали малость. Получается, что, вроде бы, есть одна возможность всем нам вместе выбраться отсюда живыми.

Осипов потряс тяжелой не столько спросонья, сколько от недостатка кислорода головой.

— Какая?

— Мародеры.

— Мародеры?.. При чем тут они?

Осипов глянул в сторону. Неподалеку от них сидел Камохин. Скрестив ноги и низко опустив голову, он, похоже, прислушивался к разговору. Все остальные спали. Ну, или, по крайней мере,

себе хищник, оказавшись на новой для него территории?

— Отправляется на охоту?

— Разбуди Криса — он тебе расскажет.

Брейгель решил было что Осипов шутит. Но тот стоял на своем.

— Разбуди. Он все равно должен узнать, что мы тут задумали.

Брейгель кинул взгляд на Камохина. Тот коротко кивнул. Фламандец переместился чуть в сторону и осторожно, стараясь не напугать, потряс Орсона за плечо.

— А?.. — тут же вскинул голову тот.

— Док, у нас тут серьезный вопрос.

— Уже утро?..

— Нет еще.

— Что тогда?..

— Что делает крупный хищник, оказавшись в новом месте?

— Какой еще хищник?

— Ну, просто абстрактный зверь... Может быть, тигр…

— Вам, чего, делать нечего?

— Док, это серьезный вопрос.

— Ага... Curse...

— Крис, это действительно важно, — тихо подал голос Осипов.

Орсон посмотрел его сторону. Взгляд не до конца еще проснувшегося биолога был очень неодобрительный. Осипов

предполагаем, следуют мародеры. Их ресурсы не безграничны. Наверняка, прежде, чем отправиться в город, они наметили места, которые нужно посетить, и выбрали кратчайший маршрут между ними.

Осипов достал из рюкзака планшет.

Орсон стянул с головы плотную вязаную шапку и пригладил ладонями растрепанные волосы. Он начал понимать, о чем идет речь.

— Наиболее распространены два типа маршрута, по которому хищник обходит территорию. Либо, по спирали, — ученый пальцем нарисовал в воздухе несколько сужающихся кругов.— Либо, челноком, — тем же пальцем он изобразил частокол.

— Что их может интересовать в первую очередь? Банковские хранилища, крупные ювелирные магазины... — Осипов открыл интерактивную карту города и начал вводить перечисляемые данные. — Что еще?

— Больницы и аптечные склады, — сказал Камохин. — Лекарства и наркотики сегодня лучшая валюта.

— Верно, — Осипов быстро ввел новые данные. — Дальше.

— Музеи! — щелкнул пальцами Орсон.

— Это провинциальный город. Вряд ли в местных музеях есть что-то по-настоящему ценное.

— Ну, хорошо, исходя из того, что есть, получается вот такая картинка, — Осипов показал остальным карту, на которой красными точками были отмечены места, предположительно, представляющие интерес для мародеров. Между ними была прорисована не очень ровная спираль и несколько более аккуратный частокол, отображающий ход «челноком».— Как мы видим, имеется несколько точек пересечения между спиралью и челноком. Их и следует проверить в первую очередь. Две из них — аптека и ювелирный магазин, — находятся в непосредственной

— Ты прекрасно говоришь по-русски, Крис. Но Ян разговаривает так, будто это его родной язык.

— В чем проблема, Док-Вик? — усмехнулся Брейгель. — Должно быть, у меня был хороший педагог. Но, если хочешь, я буду стараться говорить коряво.

Орсон закатил глаза и подвигал губами, как будто пробуя что-то на вкус.

— Я бы сказал: «постараюсь говорить неправильно».

— Вот именно! — указал на него пальцем Осипов.

— Это потому что Док англичанин, — снова не растерялся Брейгель. — Да и, вообще, к чему этот допрос, Док-Вик?

— Не бери в голову, Ян, — примирительно улыбнулся Осипов. — Это я так, с усталости и недосыпа.

— Бывает, — согласился Брейгель.

Глава 8.

Сказать, что рассвет был серый — все равно, что ничего не сказать. Серым казалось все вокруг из-за того, что в воздухе витала какая-то дымка, вызывающая желание протереть очки. Солнца, как и вчера, видно не было. Небо также было затянуто плотной серой пеленой. Только сегодня она казалась неровной и рыхлой, похожей на плесневую пленку. И временами по ней пробегали тусклые всполохи — не то, отблески молний, не то, приглушенные огни северного сияния.

— Что это, Док-Вик? — спросил Камохин.

Осипов провел ладонью перед собой. Как будто хотел поймать край призрачной дымки, сжать в кулак и сдернуть, как покрывало. Рука свободно проходила сквозь дымку, не вызывая даже легкого ее колебания, как, если бы то был, скажем, туман.

— Я подумал, может быть, ты решил таким образом загладить свою вину?

— Вину? Я не чувствую себя виноватым.

— Ну, в смысле, показать, что ты не тупой и бесчувственный солдафон.

— Док-Вик, несмотря ни на что, в том числе и на то, что ты обо мне думаешь, я все же надеюсь, что мы выберемся из этой зоны. Живые и невредимые. И несмотря на некоторые трения, я, все же, считаю, что у нас подобралась хорошая команда. Нам еще нужно малость попривыкнуть друг к другу, попретереться, как новым шестеренкам. Но уже сейчас я могу сказать, что готов отправиться с этой командой в новый квест. Надеюсь, ты со мной согласен. Так вот, Док-Вик, дабы в дальнейшем между нами не было непонимания, скажу сразу, что я ничего не делаю только ради показухи. Если бы я полагал, что шансы отыскать мародеров призрачно малы, мы бы все вчетвером, без женщины с детьми, топали бы прочь из этого проклятого города. — Камохин перепрыгнул через труп, растянувшийся поперек дорожки, по которой они шли. — Даже представить страшно, что тут будет твориться, если вдруг зона исчезнет. Город, заваленный трупами, посреди летней жары.

Осипов лишь поморщился в ответ. Ему было сложно представить, что сейчас где-то тепло и светит солнце. Да и какой в этом смысл? Сколько не говори «халва», сладко во рту от этого не станет.

Они вышли на улицу Кошелева, пересекающуюся с Московским шоссе под прямым углом. Кто такой этот Кошелев, никто из двоих представления не имел. Да, в общем, и не стремился узнать.

— Ну, вот они, — усмехнулся под маской Камохин. — Уже наследили.

Улица Кошелева была уже Московского шоссе. И движение на ней было не таким интенсивным. И, все же, в момент катастрофы здесь тоже случился автомобильный Армагеддон. С многочисленными столкновениями, взрывами и мгновенно возникающими пожарами. Однако чуть позже в воцарившийся на улице хаос кто-то вмешался. Крайняя левая полоса была освобождена для проезда.

из распахнутых настежь окон, из-за разбитых машинных кузовов. И Осипов, и Камохин все время непроизвольно ускоряли шаг. Хотелось как можно скорее добраться до цели и наконец-то со всем этим покончить.

Они все время шли по следу мародеров. И, когда, наконец, добрались до магазина «Пять Золотых», тут уж никаких сомнений не осталось — мародеры направлялись четко к намеченой цели. И похозяйничали вволю.

Квестеры не стали заходить в магазин. Какой в этом смысл? Что они могли там увидеть? То же, что и везде. Скованное смертельным холодом пространство и тела замерзших людей. Плюс — учиненный мародерами разгром. Они даже ничего не сказали друг другу, а сразу направились к месту встречи.

Какое-то время они все еще шли по следу мародеров. Но в конце улицы Пушкина, где им нужно было сворачивать направо, на Брестскую, мародеры повернули в противоположную сторону и по Знаменской направились в сторону центра. Камохин, остановился на развилке.

— Куда пойдем? — спросил Осипов.

— К месту встречи, конечно.— Камохин расстегнул молнию на широком боковом кармане и достал планшет. — Похоже, вы с Доком были правы. Эти отморозки движутся по предсказанному вами маршруту.

— Челноком? — Осипов тоже посмотрел на карту города

— Нет, по спирали. — Камохин пальцем отметил маршрут движения мародеров. — Вчера они побывали сначала возле «Пяти Золотых». Затем направились, по всей видимости, к Вокзальному проезду. Там находится главный офис Динсталь-банка, который, скорее всего, их и заинтересовал. Во второй половине дня они оказались возле центрального городского стадиона. Все четко по плану. Значит, мы можем вычислить их нынешнее местонахождение.

— Очень приблизительно, — уточнил Осипов.

— Они двигались вверх по улице Гашека.

— Неподалеку, на Капотной, находится большой торговый центр, в котором, естественно, имеется и ювелирный отдел. Отморозки, — Камохин окончательно решил именно так именовать мародеров. Название, надо сказать, более чем подходящее, — движутся по спирали в сторону центра. Если мы пойдем напрямую, скажем, по Сокольному бульвару, то пересечемся с ними где-то в районе Трехтрубной.

— И что тогда? — спросил Орсон.

— Тогда мы отобьем транспорт, заберем Светлану с детьми и уберемся, на фиг, из этого холодильника, — сказав это, Камохин, должно быть, улыбнулся под маской, после чего добавил: — Если, конечно, ни у кого нет других предложений.

— А что с людьми?

— С какими людьми?

— С мародерами.

— По обстоятельствам, — Камохин захлопнул планшет и сунул его в карман. — Вперед. А то до вечера не управимся.

Теперь они двигались в том же строе, что и накануне. Камохин — впереди, Брейгель — замыкающий. Ученые — между ними.

— По дороге мы заглянули в одну квартиру, — негромко принялся рассказывать своему спутнику Орсон. — В жилом доме, на третьем этаже к оконному стеклу изнутри была прикреплена бумага с надписью «Помогите!». Мы решили, что нашли еще кого-то выживших. Дверь в квартиру пришлось ломать. Они зачем-то заперли ее на замок. Или, может быть, забыли отпереть. В квартире — трое человек... Три трупа. Мужчина и две женщины — молодая и старая. Они пытались согреться. Заперлись в ванной и жгли там мебель. По всей видимости, они не замерзли, а угорели... Жуткое дело, — Орсон на ходу оглянулся. — Я становлюсь параноиком.

кафе. За прячущимися под широкими зонтиками столиками, как манекены, сидели отдыхающие в яркой, летней одежде.

— Почему они не падают со стульев? — шепотом спросил Орсон, когда они проходили мимо одного из таких заведений для мертвецов.

— Примерзли, — коротко ответил Осипов.

— Паноптикум какой-то...

Странное, пугающее зрелище представлял собой завалившийся на бок трамвай, из окон которого высовывались, где по плечи, а где и по пояс, тела пытавшихся вылезти из него людей. Не менее странно, но уже причудливо смотрелся пруд с вмерзшими в лед лебедями.

— Что-то мне все это напоминает, -то и дело, глядя по сторонам, бормотал Орсон. — Вот только никак не пойму, что?

И при этом посматривал на Осипова.

Осипов и сам то и дело ловил себя на мысли, что замерзший мир, в котором они четверо были кем-то вроде пришельцев, кажется ему до боли знакомым. Как будто он уже где-то его видел. Или читал о нем. Вот только, в отличии от Орсона, Осипову совершенно не хотелось это вспоминать. Ему даже думать об этом не хотелось. И уж тем более, говорить. Поэтому, он был только рад, что видит не вопрошающий взгляд и напряжено поджатые губы Орсона, а лишь дурацкую улыбку, нарисованную на его маске.

Камохин, молча шагавший все это время впереди, неожиданно остановился. Судя по тому, что ствол автомата в его руках оставался опущенным, пока им ничто не угрожало. Однако что-то все же, привлекло его внимание. Слева от дорожки стояла стилизованная под позапрошлый век афишная тумба, обклеенная стандартным летним набором афишек с именами мало кому известных эстрадных «звезд», исправно отрабатывающих традиционный чёс по провинциальным городам и весям. Камохин сделал шаг к афишной тумбе и ткнул пальцем в маленький прямоугольный листок, скромно пристроившийся среди ненатурально скалящихся «звезд».

— Слишком далеко. — Камохин кинул автомат на плечо. Коротко скомандовал: — За мной, — и побежал вверх по бульвару.

Осипов чувствовал странное возбуждение. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного. Он ясно отдавал себе отчет в том, что ждет его впереди. Не пройдет и получаса, как ему придется стрелять в других людей. Быть может, он даже кого-то убьет. Для Камохина или Брейгеля, это был если и не сущий пустяк, то уж точно некая издержка профессии, без которой, ну, никак не обойтись. Дантисту, наверное, тоже не доставляет особого удовольствия ковыряться в гнилых зубах. Однако без этого его профессия попросту невозможна. К тому, же он, скорее всего, испытывает при этом некий профессиональный интерес и стремление как можно лучше выполнить свою работу, дабы облегчить страдания больного. Который, скорее всего, сам же и в ответе за то, что случилось. Быть может, Камохин и Брейгель, как и дантист, считали, что причинив страдание в одном месте, они принесут облегчение в целом. Все верно, и Осипов это прекрасно понимал, он должен сделать это для того, чтобы спасти женщину с детьми. Но ему не давал покоя вопрос, почему все должно произойти именно так, а не иначе? Кто наделил его правом решать, кому жить, а кому умирать? Наверное, это и есть классическая интеллигентская рефлексия: с одной стороны, ты понимаешь, что все делаешь правильно, с другой, терзаешься сомнениями о том, почему нельзя иначе?

— Брейгель! — на бегу окликнул Камохин.

— Я! — тут же отозвался фламандец.

— Торговый центр или музей?

— Музей, — не задумываясь, ответил Брейгель

— Почему?

— Не знаю.

Вот так, отметил про себя Осипов. Вот так принимает решение истинный профессионал — не задумываясь. Полагаясь не на разум, а на интуицию.

Голос у биолога был напряженный и немного сдавленный, как будто кто-то держал его за горло. Не очень сильно, но, все одно, неприятно.

— Мы не знаем, сколько их. Поэтому, самым правильным будет дождаться, когда они войдут в музей. Если удастся тихо забрать машину и уехать — отлично, мы так и сделаем. Если нет — перестреляем их на выходе. Брейгель?

— Отличный план.

— А может быть... — задумчиво начал было Орсон.

— К стене! — скомандовал Камохин.

Все прижались спинами к стене дома. Лишь только Орсон замешкался, но оказавшийся рядом Брейгель толкнул его ладонью в грудь.

Через перекресток, до которого оставалось около пятидесяти метров, с ревом и грохотом проследовала громоздкая гусеничная машина с большой, полностью застекленной водительской кабиной и похожей на закрытый транспортный контейнер автономной пассажирской кабиной с откатывающейся в сторону дверью. На переднем бампере машины был укреплен тяжелый совок, которым она с легкостью сдвинула в сторону сразу три столкнувшиеся машины.

— Ратрак «Хаски», — сказал Брейгель. — Недешевая штука.

— Для местных условий как раз то, что нужно, — кивнул Камохин.

Ратрак миновал перекресток и скрылся из вида.

— Я хотел сказать...— снова начал Орсон.

Англичанин, так же, как и Осипов, ощущал внутренний дискомфорт от того, что он, человек с ученой степенью, не сказать, что известный во всем мире, но, тем не менее, пользующийся уважением знающих его коллег, вот так, спокойно принимает участие, пускай и пассивное, в планировании готовящегося убийства. Да, он в курсе, что люди,

осторожно выглянув в переулок, Брейгель смог рассмотреть, по крайней мере, одного в водительской кабине. Обернувшись, он знаком обозначил ситуацию.

— Так, товарищи ученые, — обратился Камохин к научным работникам. — Вы остаетесь в арке и обеспечиваете нам прикрытие. Без особой необходимости — не стрелять. И самое главное — не попадите в корпус ратрака. Если будет повреждена система обогрева — вся наша затея окажется бессмысленной, — на это раз он даже не спросил, все ли им ясно. Только сказал: — Все. Начали.

И — началось.

Орсон и Осипов прильнули к стенам по краям от выхода из арки. Оба — с автоматами, прижатыми к груди. Почему-то обоим именно такое положение казалось наиболее правильным.

Брейгель еще раз заглянул в водительскую кабину ратрака через бинокль.

— Э, да у этого отморозка наушники в ушах, — усмехнулся он. — Музыку слушает.

— Сделаешь его? — спросил Камохин.

— Без проблем.

— Тогда я — в пассажирскую кабину.

— Договорились.

Брейгель поставил автомат на предохранитель и закинул его за спину. Взял в руку девятимиллиметровый «спрингфилд», передернул планку предохранителя и сунул его в боковой карман парки. После этого в руке у него оказался широкий нож, ножны от которого он сунул за голенище унта.

— Я готов, — Брейгель крутанул нож в руке. — Черт, перчатка плотная.

Брейгель глянул в боковое окно. Ученые уже бежали к ратраку.

— Надо сказать, они оба держались молодцом.

— Это точно, — кивнул Камохин. — В прошлом моем квесте у меня в группе был ботаник...

— Все они «ботаники».

— Нет, этот — настоящий ботаник. Специальность у него такая.

— Да? Ну, и что?

— Так вот, он...

Глава 10.

Автомат лежал у Камохина на коленях. Через прозрачную дверцу стрелок наблюдал за дверями музея. Брейгель в зеркальце заднего вида смотрел на бегущих к ратраку ученых. Орсон вырвался вперед и уже протягивал руку к двери пассажирской кабины. А вот Осипов замешкался на с старте. Да, к тому же, еще поскользнулся и, нелепо вскинув вверх сразу обе ноги, грохнулся точно на копчик. Хорошо еще плотная парка и надетые под нее два свитера смягчили удар. И, все равно, в первый момент у Осипова от боли в глазах потемнело. Чуть придя в себя, он махнул рукой оглянувшемуся на него Орсону — мол, все в порядке, — и, чтобы подняться на ноги, для начала встал на четвереньки. И в этот момент взгляд его упал в ту сторону, куда никто более не смотрел. Примерно в тридцати метрах от припаркованного возле музейного крыльца ратрака из узкого проулка между домами выглянул человек в светло-голубой парке, с накинутым на голову отороченным серым мехом капюшоном. Лицо его было плотно замотано чем-то красным -то ли, шерстяным платком, то ли, шарфом, — а поверх этой импровизированной маски были надеты большие, как у лыжников очки. Стоя на четвереньках, Осипов растерянно посмотрел на замершего возле двери пассажирской кабины Орсона. Он пытался сообразить, как следует поступить в такой ситуации? Закричать, чтобы предупредить товарищей? Или же продолжать делать вид, что ничего не происходит? Чтобы притаившийся в проулке мародер

Он запрокинул голову и устремил взор в серое, мертвое небо. Пусть будет так. Так даже лучше. Умереть, глядя в небо. Он будет смотреть на него до конца. До самого последнего мига. И тогда он, быть может, поймет, есть ли в этой жизни хоть какой-то смысл?

Все же, он не удержался и повернул голову, когда ему показалось, что слева от него мелькнула чья-то тень. И оно того стоило. В двух шагах от него стоял «серый». Силуэт его тела, затянутого в весьма необычный синтетический материал, отдаленно напоминающий латекс, четко выделялся на фоне горящего ратрака. «Серый» стоял, широко расставив ноги и чуть разведя руки в стороны. Как шериф из вестерна, которому предстояло на главной улице города пристрелить десяток-другой негодяев, обижающих женщин, отнимающих у детей конфетки и не уступающих дорогу старушкам. Лица у «серого», действительно, не было. Но только потому, что его голова полностью была затянута тем же материалом, что и тело. По всей видимости, это было нечто вроде скафандра, защищающего чужака от холода. А может, и еще от чего-то, что могло представлять для него угрозу.

Вот только «серого» тут и не доставало, — это было первым о чем подумал Осипов, когда до него наконец дошло, что это не бред и не сон. Больше ни о чем он подумать не успел. Потому что, в этот миг разлетелись с треском двери музея и на верхней ступени крыльца показались четверо мародеров. Все они были в разноцветных парках— синяя, зеленая, красная, желтая, — с замотанными лицами и большими лыжными очками. И все, разумеется, при оружии. Они увидели все сразу — горящий ратрак, своих мертвых приятелей, стоявшего на коленях Осипова, странного чужака в сером — и трудно сказать, что произвело на них большее впечатление. Но сделать они ничего не успели. «Серый», даже не повернув в их сторону голову, вскинул руку с предметом, похожим, не то на большую, круглую детскую погремушку, не то на допотопный эстрадный микрофон. Осипов отчетливо увидел, как начал колебаться воздух возле круглого навершия предмета, что держал в руке «серый». А затем, что-то почти невидимое сорвалось с него, стремительно скользнуло по воздуху в направлении мародеров, и те оказались отброшены назад, будто взрывной волной чудовищной силы. Проломив спинами двери, они исчезли внутри здания. И больше оттуда не показывались.

Let it bi... Fucking shit.

В ответ «серый» снова дернул рукой.

Осипов опустился на четвереньки и немного прополз вперед. Так, теперь он видел, что в руке у «серого» находился пакаль. Точно такой же, как и тот, что кинул ему под ноги другой «серый», выглянувший из бездонной дыры разлома. Или, это был один и тот же «серый»? А почему бы и нет? Очень даже может быть. Так чего он хотел? Получить свой пакаль назад?

— Тебе это нужно? — Осипов ткнул пальцем в пакаль, что держал в руке «серый».

Чужак утвердительно наклонил голову.

Ага, выходит, он поднимет, что ему говорят. Так чего же сам молчит? Не может говорить? Или — шлем мешает?

Пальцем другой руки «серый» коснулся пакаля. После чего поднял руку и показал человеку рогатку из двух пальцев, указательного и среднего. Ну, прямо, как Черчилль. Вот только намекал он на нечто совсем иное, нежели старина Уинстон.

— Тебе нужны два пакаля, — догадался Осипов.

«Серый» вновь утвердительно наклонил голову.

Ну, что ж, Осипову было не жалко. Ему вообще уже нечего было жалеть. Чужак хочет пакаль — что ж, он его получит. Как говорила Витькина бабушка, чего добру-то пропадать?

Медленно, каждую секунду ожидая, что «серый» остановит его самым неприятным образом, Осипов поднялся на ноги. Чужак сделал шаг в сторону, но, в целом, оставался спокоен. Вроде бы. Трудно судит о состоянии духа человека, ну, пусть не человека, а некого разумного существа, очень на него похожего, если оно не говорит ни слова и прячет лицо под маской.

— Мне нужно туда. — Осипов указал рукой на догорающий ратрак.

бессменный руководитель Центра Изучения Катастроф господин Кирсанов — страстный коллекционер этих странных артефактов? Идея, конечно, абсолютно безумная. Но, разве не безумен весь наш мир? И, если у человека есть несколько лишних миллионов, почему бы ему не потратить их на эдакие милые глупости? Тогда получается, что «серые» — это представители конкурента господина Кирсанова из параллельного мира. Или, может быть, они работают на Кирсанова-Два из параллельного мира.

Все логично. Глупо, но — логично.

Усмехнувшись под маской, Осипов выбрался из машины.

Ну, и где тут наш конкурент? Вот он, стоит на месте и терпеливо ждет, когда ему подадут пакаль!

Осипов подошел к «серому» и протянул пакаль.

— Держи.

«Серый» взял пакаль левой рукой и положил на ладонь, плоской стороной с перекрещивающимися прямыми вверх. Как будто хотел, чтобы Осипов как следует запомнил чертеж. Затем он протянул вперед правую руку. На ладони лежал его собственный пакаль. Рисунки на обоих пластинках были идентичными. Как будто оттиснуты с одной матрицы. «Серый» подождал несколько секунд. Словно хотел удостовериться в том, что Осипов осознает смысл происходящего. Но, если так, то он ошибался. И вдруг — быстро сложил ладони вместе, прижав один пакаль к другому.

Мир будто перевернулся.

А может быть, это небеса обрушились на землю.

Глава 11.

Осипов поскользнулся на бегу и, нелепо вскинув обе ноги, упал точно на копчик. Удар страшной болью отозвался в нижней части туловища. Хорошо еще, что плотная парка и два свитера несколько смягчили силу удара. И, все равно, в первый миг Осипову

его знает! Если бы он мог понять, что это означает? Но, как не странно, он почти не думал об этом. Ему не давала покоя странное и, в какой-то степени, пугающее чувство дежа вю. Он заранее знал обо всем, что должно было произойти! До того момента, как сам нажал на спусковой крючок. Ратрак должен был взорваться, но машина осталась цела. Выходит, он изменил ход событий. Нарушил причинно-следственную связь. Именно так. В том варианте развития событий, свидетелем которого он уже был, все они должны были умереть. Однако они все еще живы. Как такое могло случиться? От мыслей об этом, на самом деле, становилось не по себе. Либо он сошел с ума, либо... Либо, все это произошло на самом деле.

— Ну, что я тебе говорил про наших ученых? — Брейгель передернул затвор автомата. — Док-Вик всем нам жизни спас.

— Даже не знаю, что и сказать... Вот они!

Мародеры, все четверо, разом, выбежали на крыльцо.

— Дилетанты, — усмехнулся Брейгель.

— И не говори.

Камохин ногой широко распахнул дверцу водительской кабины и аккуратно, как мишени в тире, уложил выстроившихся на ступеньках мародеров.

Орсон, наблюдавший за происходящим через узкое окошко пассажирской кабины, перевел взор на Осипова.

— Откуда ты знал, что их будет четверо?

— Не знаю, — дернул плечом Осипов. — Так брякнул… От фонаря.

— От фонаря? — непонимающе переспросил Орсон.

— Русская идиома, — объяснил Осипов. — Значит «не задумываясь».

может тобой гордиться!

— Конечно, — с показным недовольством буркнул Орсон. — Ему на занятия по русскому языку ходить не нужно было. Вот он и проводил все время в тире.

— Не переживай, Док! — это был уже Камохин, вернувшийся в машину. — У тебя тоже будет возможность отличиться!.. Трогай, — велел он Брейгелю. — Только совок опусти. Чтобы гусеницы об отморозка не запачкать.

Ратрак дернулся, качнулся и покатил вперед. Не очень быстро, но вполне уверенно.

— В каком смысле, будет возможность? — насторожился Орсон, которому вовсе не улыбалась перспектива поучаствовать в перестрелке. С куда большей охотой он готов был согласиться с тем, что снова заплутал в русских идиомах.

— Смею надеяться, это не последний наш квест. Мы нашли пакаль, а руководство ЦИКа это весьма ценит.

— Черт возьми, Док-Вик! — воскликнул Брейгель. — Пакаль ведь тоже ты нашел! Да ты у нас просто герой квеста!

— Игорь, пакаль у тебя с собой?

— Конечно.

— Проверь.

— Зачем? Я знаю, что он у меня в кармане.

— Проверь, пожалуйста.

— Ну, хорошо, — ответил после короткой паузы Камохин. — Вот он. Ян, видишь пакаль?

— Да, точно, пакаль, — подтвердил Брейгель. — А в чем дело, Док-Вик?

предположение.

— Нет, — ответила Светлана.

Столь определенно, что Осипов даже спрашивать не стал, почему она так в этом уверена.

— Есть специальные лагеря для приема беженцев из аномальных зон.

Орсон протянул детям открытую пачку чипсов. Но они и от этого угощения отказались. Биолог непонимающе пожал плечами и сам захрустел чипсами.

— Ты сам-то видел эти лагеря? — Осипов протянул руку и вытащил из пакета Орсона пригоршню чипсов.

— Э! Кончай таскать!— возмущенно воскликнул тот. — Открой себе пачку!

— Я пачку не хочу — только пару штук.

— Это тоже русская идиома?

— Что именно?

— «Пара штук».

— Почему?

— Потому что, когда говорят «пара сапог», то имеют в виду два сапога. Но «пара брюк» — это только одни брюки. А ты говоришь, что хочешь «пару штук», и при этом выгребаешь у меня из пакета не меньше десятка!

— Тебе что, жалко?

— Нет. Я просто хочу понять, в чем тут подвох? Чтобы случайно не попасть впросак.

— Нет. А зачем?

— Ну, так, ради любопытства. Может быть, даме какая безделушка приглянется. Как

говорила моя бабушка, чего добру-то пропадать?

— Моя бабушка тоже так говорила, — сказал Осипов.

— Все бабушки одинаковы, — хмыкнул Брейгель.

— Ладно, сейчас глянем.

Орсон выключил переговорное устройство.

— Так ты видел лагеря беженцев? — вернулся к прежней теме Осипов.

— Нет, — Орсон прошел в конец кабины и начал разбираться со сваленными там пластиковыми ящиками и кейсами. — А что?

— Да, одно только название, что лагерь. На самом деле, просто сгоняют людей на огороженную территорию, чтобы не разбредались кто куда. Иногда кормят. Все устроено из рук вон плохо. Не хватает самого необходимого: медикаментов, одежды, средств гигиены... И никому до этого нет дела. Потому что, нет финансирования. А значит, нечего украсть. Вот, если бы была государственная программа по обустройству лагерей беженцев, тогда хотя бы процентов тридцать выделенных средств использовались бы по назначению.

— Ты это серьезно? — недоверчиво покосился на Осипова Орсон.

— Еще как, — невесело усмехнулся тот.

— Как же вы тогда живете?

— Не знаю. Наверное, привыкли.

— Хочешь сказать, в Центре то же самое?

— Ира, — тихо сказала девочка.

— Я думаю, лучше всего будет, если мы отвезем вас в Центр, — сказал Осипов, отвечая на давно уже заданный Светланой вопрос. — А там уже руководство решит, куда и как вас переправить. Может быть, удастся отыскать кого-то из родственников, — Светлана молча качнула головой. — Я имел в виду, родственников детей, — уточнил Осипов.

— Что это за Центр? — спросила женщина.

— Центр Изучения Катастроф. Он был создан еще в десятом году бизнесменом и меценатом Кириллом Константиновичем Кирсановым. В Центре собраны ведущие ученые мира, работающие в самых разных областях. Я, например, математик, занимаюсь теорией хаоса. Крис — биолог, специалист в области генетической эволюции...

— Дядь, — потянул Осипова за рукав мальчик. — А можно, я твое ружье подержу?

Осипов бросил вопросительный взгляд на Светлану.

— Это, наверное, опасно, — Светлана положила руку мальчику на плечо. — А ты еще маленький.

— Ну, не такой уж маленький, и не так уж опасно, — улыбнулся Осипов.

Он взял лежавший на сиденье автомат, отстегнул магазин, передернул затвор, чтобы выбросить патрон из ствола, и для контроля нажал на спусковой крючок.

— Только сначала ты скажешь мне, как тебя зовут, — строго посмотрел он на мальчика.

— Артур! — не задумываясь, ответил тот

— Неправда! — вскинула голову любовавшаяся яйцом девчушка. — Это не его имя!

— В этот раз мы нашли вас, — улыбнулся Осипов. — И, поверьте, это самая дорогая находка.

— Светлана, вы любите жемчуг?

Копавшийся все это время в ящиках мародеров биолог обернулся и, как базарный торговец, выставил перед собой руки, обвитые жемчужными ожерельями.

— Не знаю, — смущенно улыбнулась женщина.

— Ну, выберите что-нибудь на пробу, — протянул к ней руки с жемчугами Орсон. — Как говорит бабушка Брейгеля, не пропадать же добру!

Светлана протянула руку и осторожно коснулась кончиками пальцев нанизанных на нитки перламутровых шариков.

— А это настоящий жемчуг?

— Самый, что ни на есть. Можете поверить специалисту, Быть может, я не отличу искусственный бриллиант от настоящего, но уж в жемчуге-то я разбираюсь. Впрочем, если вам не нравится жемчуг, можете подобрать себе что-нибудь другое. Эти отморозки, действительно, специализировались на ювелирных изделиях. Могу порекомендовать один очень милый кулончик на золотой цепочке.

Орсон снова повернулся к сундукам с награбленными сокровищами. Но, в этот момент ратрак так сильно тряхнуло, что он не удержался на ногах и ткнулся головой в раскрытый ящик. Вадим уронил на пол автомат. А Осипов едва успел поймать слетевшую с сиденья девочку.

— Все в порядке?

— Моя игрушка! — Девочка указала на яйцо, катящееся по полу в сторону водительской кабины.

Ратрак заметно кренился в сторону носовой части. И наклон этот на глазах увеличивался.

— Лес! — радостно воскликнул мальчуган.

— Я бы сказал, джунгли, — уточнил Орсон.

— Откуда здесь джунгли? — удивленно посмотрел Осипов на Светлану. Как будто надеялся, что она сможет ему это объяснить.

По крыше ратрака что-то грохнуло.

— Что там еще?!

— Не волнуйтесь, это Брейгель! — успокоил пассажиров Камохин. — Он поможет вам выбраться из машины.

— Через крышу? — Осипов посмотрел на аварийный люк в крыше пассажирской кабины.

— Машина тонет, — спокойно сообщил Камохин. — И, если открыть боковую дверь, этот процесс ускорится.

Светлана испуганно посмотрела на растекающуюся по полу воду. Ира поджала ноги. Вода прибывала, но не очень быстро.

— Не волнуйтесь, пока нам ничего не угрожает... — снаружи раздался одиночный выстрел. — Кроме мерзких, скользкий тварей, похожих на змей с ногами, — закончил Камохин.

Осипов забрал у Вадима свой автомат и быстро перезарядил его.

— Тук-тук-тук! — постучался в дверцу люка Брейгель. — Кто дома?

Орсон обеими руками дернул рукоятку, удерживающую зажимы крышки люка. Брейгель снаружи подхватил крышку за поручни, снял ее и оттащил в сторону. Осипов глянул в квадратный проем и увидел плотный полог зеленой листвы, сквозь которую не проникал солнечный свет. Снаружи царили зеленоватые сумерки.

— Давай-ка, сначала женщину и детей, — глянул на него сверху Брейгель. — Потом жрачку, амуницию и боеприпасы.

— Как это, не будет?! — Орсон возмущенно всплеснул руками.

— Связи нет, Док. Мы все еще в аномальной зоне... Готова?

Светлана молча кивнула.

— О-па!

Брейгель потянул ее вверх. Девушка уперлась ногой в край люка и выбралась наружу.

— В какой еще зоне, Ян? — не унимался Орсон. — Мы же уже не в замерзшем городе!

— Это какая-то другая зона.

— Змея с ногами, это была не шутка?

— Да, какие уж тут шутки! Их тут полным-полно!

— И что нам теперь делать?

— Слушай, Док, давай поговорим об этом позже. Напоминаю, что ратрак все-таки тонет. И нам нужно успеть спасти все, что можно успеть спасти. То есть, все, что поможет нам выжить.

— А как же драгоценности? Мы что, бросим их здесь?

— Док, зачем тебе эти безделушки в болотистых джунглях, населенных здоровенными змеями с ногами? Не думаю, что тебе удастся их соблазнить золотом и бриллиантами. Они предпочитают что-то более существенное, что можно заглотить а потом неделю-другую спокойно переваривать, лежа в теньке под кустом.

Пока шел этот разговор, Орсон с Осиповым подавали на верх ящики с боеприпасами, амуницией и едой, благо оставшиеся в замерзшем городе мародеры припасли всего этого в достатке. Брейгель передавал ящики Камохину, который переносил их на заросший псевдопапоротником пятачок, где стояли, настороженно озираясь по сторонам, Светлана и дети. Хотя детям-то как раз было не столько

которых были словно иссечены большими портновскими ножницами. Переплетаясь между собой, ветви деревьев образовывали плотный лиственный покров, не пропускающий вниз прямых лучей солнца. Ниже крон стволы деревьев были оплетены зелеными лианами, толщиной с руку взрослого мужчины. Лианы перекидывались с одного дерева на другое, создавая довольно густую, причудливую сеть, а вниз, к воде от них тянулись похожие на жирных, белых червей, дыхательные корни. Ратрак все еще удерживало на плаву то, что пассажирская кабина была почти герметична. Когда кабина заполнится водой, машина продавит сплетение подводных корней, покрытых плотным слоем гниющей органики, и уйдет на дно. Оглянувшись назад, можно было увидеть совершенно нереальную картину — бушующую зелень на краю ледяной, бесснежной пустыни. Это выглядело так, будто кто-то вырезал из журнала две разные картинки, аккуратно соединил их края и склеил. Вопреки законам физики и здравому смыслу, убийственный холод не проникал за пределы очерченной — кем и как? — территории. А болотная вода не вытекала на скованную льдом землю, и ветви деревьев, росшие на приграничной территории, сгибались, лишь коснувшись зоны холода, будто упирались в невидимую преграду.

— Ну, что, Док, как тебе это нравится?— стволом висевшего у него на плече автомата Брейгель указал на большое, мертвое змеевидное тело, плавающее в воде возле лобового совка ратрака.

Орсон подбежал к самому краю крыши пассажирской кабины и весь подался веред, так что, смотревшим на него на миг показалось, что он сейчас полетит в воду головой вниз.

Мертвое существо, действительно напоминало очень большую змею. Даже на расстоянии можно было рассмотреть на его сильном, мускулистом теле крупные чешуйки, складывающиеся в мозаичный узор. В нескольких местах на теле псевдозмеи имелись не очень большие суставчатые выросты, заканчивающиеся на концах крюкообразными захватами. Ушедшую под воду голову необычного существа было не разглядеть.

— Со всей определенностью могу заявить, что существа, подобные тому, что мы видим, в настоящее время на Земле не обитают!

Фламандца, похоже, совсем не радовала перспектива вылавливать из воды мертвую змею с ногами.

— Это важно для науки! — гордо вскинул подбородок Орсон. — Или, чего ради мы сюда прибыли?

— Вообще-то, мы здесь оказались по чистой случайности, — напомнил Брейгель. — В соответствии с нашими данными, рядом с аномальной зоной номер тридцать три, которую мы покинули, нет никаких других зон.

— И, насколько мне известно, — добавил Осипов, — еще не было прецедентов, чтобы две аномальные зоны столь плотно прилегали одна к другой.

— И что это значит? — посмотрел на него Брейгель.

— Понятия не имею, — пожал плечами Осипов.

Внизу, под ратраком, будто кто-то приглушенно ухнул. И машина ушла под воду еще на несколько сантиметров.

— Уходите оттуда! — махнул рукой Камохин, вместе с детьми и Светланой ожидавший остальных на небольшом островке, где было свалено снаряжение.

— Док! — Брейгель жестом предложил Орсону спрыгнуть с крыши.

— Но мне необходимо это тело! — Орсон, казалось, не мог отвести взгляда от мертвой псевдозмеи.

— Док, я гарантирую тебе кучу мертвых тел!

— Ты не понимаешь!..

— Я все прекрасно понимаю. Туда, — Брейгель махнул рукой в сторону зоны, из которой они только-только выбрались. — Туда мы уже не вернемся. А значит, нам придется на своих двоих тащиться через эти болота. Отстреливая по пути всю живность, которая, уверен, будет пытаться нас сожрать!

— Damn!.. Curse!.. — Отплевываясь, Орсон ладонью стер воду с лица. — Что ты творишь, Ян?!..

— Слева от тебя, Док, — пальцем указал направление Брейгель. — Объект для анатомирования.

В том месте, куда указывал стрелок, в воде плавало нечто, отдаленно напоминающее лопнувший мяч грязно-коричневого цвета. Только очень большой. Такой, что двумя руками не обхватишь.

— О!.. — теперь в голосе биолога звучало не раздражение, а профессиональный интерес. — Спасибо, Ян!

— Не за что, Док.

— Только не бери это голыми руками, — посоветовал на всякий случай Осипов.

— А как тогда? — растерянно развел руками Орсон.

— Держи, Док!

Камохин с островка кинул в воду палку.

— О! Спасибо!

Орсон палкой подцепил подстреленное Брейгелем существо и потащил его к берегу.

Сверху за ним пристально наблюдали выглядывающие из густой листвы псевдозмеи.

Глава 14.

Ратрак погрузился в воду еще на двадцать-двадцать пять сантиметров. Затем из глубин болота, едва ли не с самого дна, раздался душераздирающий звук, похожий на тот, с которым рвутся в шторм промокшие насквозь, просоленные снасти корабля. И машина разом провалилась в глубину болотных вод. На

— «И грянул гром» называется, — напомнила Светлана.

— Верно.

— Хочешь сказать, что Сезон Катастроф начался из-за того, что в нашем прошлом кто-то тоже раздавил какого-то жука?

— А ты представь себе, Ян, что мы сейчас находимся в нашем прошлом. И консервной банкой, что ты кинул в воду, подавится какой-нибудь местный монстр. И к чему все это приведет?

— Да ну тебя, Док-Вик! — недовольно скривился Брейгель. — Мы и без того уже двух тварей пристрелили. А может, еще и ратрак с десяток на дне придавил. Думаешь, я полный идиот? Есть теория сглаживания временных ошибок. Любое возможное вмешательство в прошлое поначалу будет оказывать значительное воздействие на происходящие вокруг него события и людей как-то с ними связанных. Но со временем это воздействие будет сглаживаться другими естественными событиями. И в какой-то момент оно полностью сойдет на нет.

— Это только теория, — заметил Осипов.

— А история про бабочку — просто фантастика, — ловко парировал Брейгель.

— Потише, пожалуйста, — полушепотом попросила Светлана. — Детей разбудите.

Дети мирно спали на постели из водонепроницаемой ткани, расстеленной прямо на траве. И даже местный гнус был им не помеха. Хотя Светлана все же сидела рядом и обмахивала лица детей сломанной веткой, отгоняя особ назойливых кровососов.

— Война — войной, а сон — по расписанию, — так сказал, посмотрев на них, Брейгель. И улыбнулся. Совершенно по-детски. Осипов даже и не предполагал, что стрелки могу так улыбаться. А еще он подумал, что ничего не знает о прошлом Брейгеля или Камохина, и понятия не имеет, через что каждому из них пришлось пройти, прежде чем оказаться в Центре Изучения Катастроф. Он только слышал, что в

производило само болота.

Самой большой проблемой пока что оставался гнус, от которого ну, просто не было никакого спасения. Летающие кровососы, различных размеров и зудящие на разные голоса, облаком вились над каждым из людей, так и норовя укусить, а то еще и забраться в нос, рот или ухо. В конце концов, устав отмахиваться, Камохин предложил соорудить что-то вроде противомоскитных сеток. Среди спасенных из утонувшего ратрака вещей, прежде принадлежавших мародером, нашлось несколько больших кусков марли, а в сумке у Светланы оказались нитки с иголкой. И вскоре у каждого уже была марлевая паранджа. Стопроцентной гарантии безопасности она, конечно, дать не могла, но, все же, делала жизнь на болоте немного комфортнее.

— Что здесь было раньше? — спросил у Светланы Брейгель.

Светлана непонимающе приподняла бровь.

— До того, как образовалась аномальная зона?

— Не знаю, — пожала плечами Светлана.

— Ничего, — сказал, оторвав взгляд от планшета, Камохин. — Поля и небольшая речка Свяра. Док-Вик, есть какие-нибудь соображения на счет того, как нам отсюда выбираться?

— Ну, в этом я не специалист, — покачал головой Осипов. — Переходы через болото — не по моей части.

— Я не то имел в виду... А, черт! — Камохин прихлопнул пристроившегося у него на запястье здоровенного слепня. Или, кого-то очень на слепня похожего. — Нам нужно выбрать направление, куда идти. И тут уж ты, как специалист, должен нам посоветовать, как выбрать наикратчайший путь.

Осипов озадаченно поскреб затылок. В теории он представлял себе, что происходит, когда появляется разлом, как образуется аномальная зона, какую форму она может перебрести. Но только в теории. А теория — это длинная череда формул, которые не так-то

имеют почти идеальную сферическую форму. Опять же, из теории следует, что аномальные зоны не могут перекрываться или накладываться друг на друга. И то, что мы сейчас наблюдаем, служит тому подтверждением. Две аномальные зоны соприкоснулись, но не проникли друг в друга. Как два мяча, которые, как их не прижимай, все равно не сольются воедино.

— Что же мешает им это сделать? — спросил Брейгель. — В смысле, не мячам, а зонам? Мы ведь совершенно беспрепятственно переместились из одной в другую.

-то же самое, что не позволяет нам взять в руку нарисованный на листе бумаги кубик. Аномальные зоны — это разные измерения. А может быть, и разные времена.

— Все равно, я не понимаю, как нам удается перемещаться из одной зоны в другую? Мы ведь тоже принадлежим своему измерению и времени.

— Именно потому, что это наше пространство и время, мы можем беспрепятственно проникать в аномальные зоны. Вот, если бы фрагмент нашего мира затянуло в разлом, и он стал бы аномальной зоной, существующей по другую его сторону, мы оказались бы в ней заперты. Кстати, вероятно, это может служить объяснением того, почему «серые» не покидают пределов аномальных зон.

— Возможно. Но поисковики встречались с «серыми» во многих зонах.

— Не исключено, что «серые» пользуются разломами для путешествия между пространствами и временами. Но, все равно они не могут покинуть аномальную зону, образующуюся вокруг разлома.

— Кто такие «серые»? — спросила Светлана.

— Потом, — заговорщицки подмигнул ей Брейгель.

— Это все очень интересно, Док-Вик, но сейчас у нас другая проблема. Ты сравнил две зоны с прижатыми друг к другу мячами.

— Кто такие «серые»? — снова спросила Светлана.

— Странные существа, обитающие в аномальных зонах, — не особо задумываясь, ответил Камохин. Поскольку, нужно же было что-то ответить.

— А как определяют местонахождение разлома в Центре? — спросил, обращаясь одновременно ко всем, Брейгель. — Мы ведь получили довольно точные координаты местонахождения разлома в «Зоне 33».

— По данным спутниковой съемки,— объяснил Осипов. — Берут снимок аномальной зоны, полученный с орбиты, и с помощью элементарной геометрии вычисляют центр круга.

— Дескан способен зафиксировать пакаль, который должен находиться неподалеку от разломов.

У Осипова едва с языка не сорвалось, что пакали подбрасывают «серые». Которые, понятное дело, не могут выбраться за пределы аномальной зоны и предпочитают держаться поблизости от разлома. Однако в последний момент он все же решил промолчать. Сейчас не время было обсуждать эту тему.

— Дескан, настроенный на поиск пакаля, фиксирует объект на расстоянии до ста метров. На открытой местности.

— Маловато будет.

— Вот именно.

— Каким образом дескан обнаруживает пакаль?

— Понятия не имею.

— Надеюсь, не радиация.

— Док-Вик?

— Точно не знаю. Думаю, какие-то волновые функции.

— Не знаете или не хотите говорить?

— Ну, что ты пристал к девушке, Ян!

— Да нет, я, действительно, не знаю... Что, в вашем представлении, счастье?

— Хороший вопрос!

— Сам ведь начал, Ян! Так что, не увиливай, отвечай!

— Ну, дайте хотя бы подумать, — смутился Брейгель.

— А чего тут думать? — На ноги поднялся Орсон. Руки по локоть перемазаны синей слизью. Следы той же синей слизи на лице. В кулаке — нож. Хорошо, что перочинный. Иначе биолог запросто мог сойти за убийцу-маньяка с пиктсткими корнями. — Счастье — это чувство, возникающее после хорошо проделанной работы.

Сказав это, Орсон подошел к воде, присел на корточки и тщательно вымыл нож.

— Ну, в общем, я согласен с Доком, — нашел выход из положения Брейгель.

— Спасибо. — Орсон протянул вымытый нож Камохину. — Ты меня здорово выручил.

— Да, не за что, — Камохин окинул взглядом лицо и руки ученого, перемазанные уже начавшей подсыхать синей слизью. — Еще не закончил работу?

— Закончил, — следуя за взглядом Камохина, Орсон тоже посмотрел на свои руки. — Ты про это, — улыбнулся он. — Ну, во-первых, это вещество совершенно безвредно, а во-вторых, отлично защищает от кровососов.

— Серьезно?

— Смотри!

— Ну, тогда, действительно, дело плохо, — как-то очень уж легко смирился с такой ситуацией Орсон.

— Ну, не так уж и плохо, — поспешил успокоить всех, но, в первую очередь, все же, Светлану, Брейгель. — Просто нам придется выбираться самим. И это не самая худшая из аномальных зон из тех, что мне довелось повидать.

— А вы во многих побывали? — спросила Светлана.

— Ну, не так, чтобы очень... — Брейгель смущенно отвел взгляд в сторону.

Хвала марлевым покрывалам — его неловкость осталась незамеченной. Потому что, сказать по чести, большинство из существующих аномальных зон Брейгель, как и все, видел только на экране. А про остальные и вовсе ничего не знал.

— А что у тебя, Док? — спросил Камохин.

— А что у меня? — непонимающе посмотрел на него Орсон.

— Как вскрытие?

— Нет, нет, нет! — Помахал синим пальцем Орсон. — Вскрывают мертвые тела для того, чтобы установить причину смерти. Я же занимался анатомированием. Чувствуете разницу?

— Нет, — честно признался Камохин.

— Скажем так, я пытался разобрать тело неизвестного мне существа на составные части и понять назначение каждой из них.

— Ну, и как?

— Замечательно! — на перемазанном синим лице Орсона расплылась счастливая улыбка. —Готов поспорить, никто из вас в жизни не видел ничего подобного!

— Это уж точно, — согласился Брейгель.

Камохин посмотрел наверх. Туда, где, скрытое листвой, должно было находиться солнце.

— Мне почему-то кажется, что здесь никогда не бывает темно, — сказал Осипов.

— Посмотрим. В принципе, для нас это был бы наилучший вариант. Как бы там ни было спать все равно нужно. Дежурить будем по двое. Сначала, я с Док-Виком. Через три часа нас сменят Ян и Док.

— Я тоже могу, — подала голос Светлана.

— Это не ваше дело, — осадил ее Камохин.

— Но, я тоже....

— Вы слышали, дамочка, — намеренно грубо оборвал ее Камохин. — Нам предстоит неизвестно сколько топать по этим болотам. И я не желаю слушать по дороге ваши стоны и причитания. Поэтому сейчас вы отправляетесь спать. И еще. Это уже касается всех. Все вещи мы с собой не утащим. Так что нужно отобрать самое необходимое. Второе — нужно что-то придумать с одеждой. Наша зимняя экипировка явно не подходит для местных условий.

— Кто же знал, что мы отправляемся в джунглях, — усмехнулся Брейгель. — Да еще и на болото. Но, знаете, что я вам скажу, мне здесь нравится!

— Что именно? — спросил несколько озадаченный таким заявлением Осипов.

— Все!— Брейгель ладонью хлопнул себя по шее, в которую впился пробравшийся под марлевый колпак здоровенный слепень, ну, или кто-то очень на него похожий. — Кроме кровососов.

Глава 15.

Ночь так и не наступила. Ни через час, ни через два, ни через три. Может, так оно и к лучшему. Не слишком-то приятно сидеть в темноте, пытаясь рассеять мглу слабым лучиком фонарика и

— Значительно.

— А семья?

— У меня нет семьи.

— Почему?

— Не знаю... Так уж случилось... Наверное, просто не было времени.

— Так ты из трудоголиков?

— Вроде того.

— Выходит, в Штатах лучше, чем в России, а у Кирсанова — лучше, чем в Штатах?

— Точно, — кивнул Осипов. По всему было видно, что Камохину хочется продолжить разговор. Поэтому спросил: — А ты как в Центр попал?

— Из спецназа. Пятнадцать лет в горячих точках... Ну, это раньше так говорили — «горячие точки». Теперь — «очаги внутренних конфликтов». Хотя, кто там с кем конфликтует, поди разбери. Стреляют все сразу и почему-то все в нас. А у нас приказ — не нарушать права мирных граждан. А как ты поймешь, кто из них мирный, а кто бандит? Они ведь военную форму не носят... В общем, поганая работенка. Так что, когда мне предложили заняться охраной частного научного центра, да еще и зарплату посулили втрое выше той, что я вместе со всеми своими боевыми получал, я долго не думал, — Камохин усмехнулся. — Да, какое там, долго, сразу сказал — согласен.

— Выходит, ты тоже мир повидал?

— Ага. Через автоматный прицел, — Камохин сучком подцепил что-то извивающееся и скользкое, похожее на угря, выползшее из воды на траву, и кинул назад, в болото. — Четыре ранения и десяток боевых наград. И все, заметь, не пересекая границы родины.

остервенелый, а куски сколопендры продолжали разбегаться от него в разные стороны. До тех пор, пока стрелок не натянул унты и не втоптал их в землю.

— Ненавижу всю эту членистоногую пакость, — процедил он сквозь зубы, покончив со сколопендрой.

Осипов был не столь радикален в отношении насекомых, но, в общем, готов был, если не разделить, то хотя бы понять чувства Камохина. Существа, превосходящие привычные размеры, как правило, внушают, если не страх, то отвращение.

И, все же, самыми мерзкими представителями местной фауны, как и прежде, оставались летающие кровососущие паразиты. Из-за их неусыпного внимания, приходилось сидеть в рубашке с длинными рукавами, застегнутой на все пуговицы, да еще и с поднятым воротником, изнывая от влажной, как в парилке, духоты. Но даже это, в купе с марлевым колпаком, не могло гарантировать спокойной жизни. Так что, и Осипов, и Камохин понемногу склонялись к мысли, что следует прибегнуть к радикальному биологическому средству Орсона. Тем более, что биолог, как прямое доказательство его эффективности, спокойно спал на траве, раскинув руки и обнажив вымазанную синим грудь. И ни один кровосос не решался потревожить его сон. В конце концов, это ведь была и не кровь даже, а всего лишь чернила. Так, отчего ж не попробовать?

— Так, все же, в какую сторону пойдем, Док-Вик? — спросил Камохин, ковыряя ножом крепко покалеченный унт.

Камохин отрезал от мехового сапога голенище и теперь пытался сделать из того, что осталось, нечто вроде пляжного тапочка. Судя по всему, получалось у него не очень. А между тем, проблема с обувью была едва ли не самой серьезной. Им предстояло проделать немалый путь по воде, а на ноги надеть было нечего. Идти же босиком... Была у Камохина такая идея, но он от нее отказался после того, как свел близкое знакомство с одним из обитателем болотного дна.

Вопрос, что задал Камохин, и самому Осипову не давал покоя. Если они ошибутся с выбором направления, то рискуют завязнуть в этом

— И что для этого нужно?

— В том-то и дело, что ничего.

— Как, вообще ничего?

— Абсолютно.

— Хороший вариант, — улыбнулся Камохин. — Нужно будет как-нибудь попробовать.

— Да... — рассеянно кивнул Осипов. — Непременно...

Он вдруг почувствовал, что неожиданно подошел к решению проблемы. У него не было ничего, что он мог бы использовать, выходит, он хотел получить что-то из ничего. Почти что дзенский коан. Ощущение было очень знакомым. Это был еще не ответ на вопрос, но ощущение близости разгадки. Главным сейчас было не упустить возникшее состояние.

Осипов вскочил на ноги, добежал до места, где под необычным деревом, похожим на распустивший хвост павлина, были сложены вещи, достал из бокового кармашка рюкзака дескан, включил прибор и перевел в режим поиска пакаля. На расчерченный масштабной сеткой дисплее, возле выступающего пластикового треугольника на краю экрана, обозначающего местоположение дескана, загорелось яркое красное пятно — пакаль, что лежал в кармане у Камохина. Не выпуская прибор из рук, Осипов вернулся на прежнее место.

— Детектор фиксирует местонахождение пакаля на расстоянии до ста метров.

— Примерно.

— Это не мало.

— Смотря для чего.

— Любой прибор, определяющий местонахождение того или иного

плоскую поверхность возложил дескан. Красная точка, обозначающая местоположение пакаля, растеклась по дисплею, залив его равномерным красноватым свечением. Осипов удовлетворенно хмыкнул, перевернул пакаль на другую сторону и снова соединил его с десканом. На этот раз красная точка осталась на прежнем месте, возле треугольника, обозначающего местоположение прибора.

Осипов взял пакаль за угол и помахал им, как игральной картой.

— Ну, и что говорит наука? — как бы в шутку поинтересовался Камохин, на самом деле заинтригованный странными манипуляциями ученого.

— Знаешь, в чем отличие современной физики от Ньютоновской? — спросил в ответ Осипов.

— У Ньютона не было коллайдеров.

— У нас их тоже скоро не останется. Но, в принципе, ты прав. Знаменитый большой адронный коллайдер на границе Швейцарии и Франции, с которым в начале века были связаны глупейшие апокалиптические теории, выведен из строя чудовищным землетрясением. А построен он был для того, чтобы, в частности, попытаться обнаружить бозон Хиггса, элементарную частицу, существование которой было предсказано так называемой Стандартной моделью.

— Моделью чего?

— Строения мира, разумеется.

— Ах, вот оно как.

— Именно! В былые времена физики наблюдали за явлениями и, исходя из этих наблюдений, выстраивали теории. В двадцатом веке ситуация стала прямо противоположной: сначала ученые создают теории, объясняющие, по их мнению, те или иные явления нашего до невозможности странного мира, затем, исходя из этих теорий, продумываются эксперименты, способные подтвердить их или

— Я — ученый. И у меня есть теория.

— Излагай.

— Пакали всегда находят возле пространственно-временных разломов. Верно?

— Верно.

— Происхождение их неизвестно.

— Так.

— Значит, мы имеем полное право предположить, что они напрямую связаны с этими самыми разломами. То есть, нет разлома — нет пакаля.

— И — что?

— На основе всего вышеизложенного, я выдвигаю гипотезу, что пакали являются миниатюрными источниками пространственно-временных возмущений. Не приводящие к образованию катастрофических пространственно-временных разломов, но, тем не менее, способные каким-то образом воздействовать на привычную нам пространственно-временную систему координат.

Осипов умолчал о главном, что позволило ему сделать подобное предположение. Он собственными глазами видел, как, воспользовавшись парой пакалей «серый» обратил время вспять. Ну, или проделал какой-то иной фокус со временем, позволивший Осипову изменить то, что уже случилось. Почему он не сказал об этом? Да, потому что, с точки зрения нормального человека подобное было просто невозможно. И после ему пришлось бы долго доказывать Камохину, что он не сошел с ума. А так, Игорь воспринял его теорию вполне дружелюбно.

— Выходит, дескан фиксирует некие пространственно-временные флуктуации, возникающие вокруг пакаля? — спросил он.

— Именно.

— Что-то не так? — встревожился Осипов.

— Двести метров — это, конечно, лучше, чем сто,— и все же, Камохин с досадой цокнул языком. — Для зоны, протяженностью даже в десять километров этого маловато.

— Согласен, но, если нам все же повезет и мы засечем центр зоны, то мы будем точно знать, что наше предположение о деформации зоны верно. А следовательно, мы идем правильным путем.

— Значит, пойдем напрямик? — Камохин махнул рукой вглубь территории болот.

— Я думаю, так будет правильно.

Камохин выключил дескан, положил его на рюкзак и негромко усмехнулся.

— Знаешь, Док-Вик, если нам действительно удастся отыскать второй пакаль, то я скажу, что ты самый везучий черт из всех, с кем мне доводилось работать.

Второй пакаль? Осипов даже и не думал о нем. Его интересовал центр зоны, как таковой. А пакаль был всего лишь ориентиром. Чем-то вроде маячка, указывающего направление.

— Взаимодействие двух пакалей может иметь кумулятивный эффект, — ну, например, тот, что продемонстрировал «серый», напомнил самому себе Осипов. — Если это так, то чувствительность детектора увеличится не вдвое, а в несколько раз.

Камохин перевернул обрезок унта, похожий на покрытую мехом галошу, и приложил к подошве отрезанное голенище.

— Все это здорово, Док-Вик. Вот только, возле разлома все время «серые» вертятся. И, что им нужно?.. — не закончив фразу, Камохин пожал плечами.

Осипов на секунду прикусил губу. Он не знал, стоит ли сейчас начинать этот разговор. Но, все равно, когда-нибудь ведь придется.

— Быть может, они вовсе не хотели, чтобы мы пострадали?

— Что же тогда?

— Может быть, им нужно было нас задержать? На какое-то время?

— Какой в этом смысл?

Осипов задумался. Потер пальцами подбородок, уже покрывшийся колючей щетиной. Отправляясь в зону, они не взяли с собой туалетных принадлежностей. В этом не было смысла, поскольку квест была рассчитан всего на один день. Наверное, можно было найти бритву в магазине у Светланы. Но тогда они тоже не думали, что еще нескоро попадут домой... Пакали всегда находят неподалеку от разломов. И никто не знает, как они туда попадают... Не знали до сих пор. Осипову повезло увидеть, как это происходит... Повезло? На самом деле, повезло? Или же это была чья-то ошибка?.. И тут Осипова осенило.

— Мы не должны были попасть к разлому раньше времени!

— Раньше какого времени?

— Когда там еще не было пакаля!

Все!

В голове у Осипова сложилась почти законченная картина произошедшего.

Их старались задержать, но они все равно оказались возле разлома слишком рано. Поэтому ответственному за доставку пакаля «серому» ничего другого не оставалось, как только кинуть его Осипову под ноги. Видимо, это было необходимо сделать. Пакаль непременно должен был попасть к поисковикам. А затем — доставлен в Центр Изучения Катастроф. Именно поэтому «серый» — другой или все тот же?— спас их от мародеров. Теперь оставалось только понять, для чего это нужно «серым»? Что за игру они ведут? Пытаются ли они спасти мир или, наоборот, толкают его к краю?.. Тут уже вопросы нарастали, как снежный ком. Так что, лучше пока

поделиться своими соображениями. Два — с тем, что он задумал, одному ему все равно было не справиться. Три — Камохин был именно тем человеком, который ему и требовался. Четыре — никого другого рядом все равно не было. Приняв во внимание все вышеперечисленное, Осипов начал говорить. О «серых», о пакалях, о разломах. И о том, что он обо всем этом думал.

Глава 16.

Почти все время приходилось идти по пояс в воде. Иногда — глубже. Из-за этого рюкзаки с поклажей и оружие нужно было нести не на спине, а на плечах. Детей тоже попеременно несли, посадив на плечи. Двигались уже привычным строем. Впереди шел Камохин с длинным шестом в руках, которым он проверял дно. Следом за ним — Орсон, Осипов и Светлана. Брейгель — замыкающий. Через каждые тридцать-сорок минут делали короткую пятиминутную остановку на небольшом островке.

Разуться оказалось самым правильным решением. Болотное дно, по которому ступали ноги, было устлано плотным слоем полуразложившейся листвы и другой органики. Идти по нему было все равно, что по ковру с плотным, но мягким ворсом. Один только Орсон несмотря на все уговоры натянул на ноги унты с обрезанными голенищами. Однако вскоре он убедился, что совершил ошибку. Вода, набравшаяся в обувь, делала ноги тяжелыми, а поступь неверной. Обрезанные унты так и норовили соскользнуть с ноги. И, в конце концов, потеряв левый унт, Орсон избавился и от другого.

Следуя уже другому примеру Орсона, все намазали открытые участки кожи чернилами похожего на мяч иглокожего моллюска. Дети от души повеселились, глядя на то, как взрослые разукрашивают себя синей краской. Да и сами взрослые первое время не могли смотреть друг на друга без смеха. По пути Брейгель поймал еще одного иглокожего. На привале Орсон разделал его и извлек полный чернил пузырь. Убедившиеся в чудодейственности природного средства от кровососов, мужчины разделись по пояс и намазали тела чернилами. Теперь, если кто-нибудь их увидел, точно принял бы за инопланетян.

Представители местной фауны не особенно досаждали людям.

«день», «ночь», «утро» или «вечер» здесь, судя по всему, являлись чистой условностью. А «рассвет» и «закат» были не более, чем нонсенсами.

После шести часов пути, Камохин решил сделать привал. Они выбрали островок побольше и посуше, на котором можно было свободно разместиться, поесть и, может быть, даже ненадолго прилечь. Разжигать огонь необходимости не было — у них еще оставались саморазогревающиеся консервы. Но после нескольких часов проведенных по пояс в воде, хотелось посидеть на чем-то более или менее сухом. Но, едва только Камохин с удобно устроившимся у него на плечах Вадимом первым ступил на сушу, как из травы потянулись вверх тонкие, белесые нити. Их становилось все больше, они цеплялись друг за друга, превращаясь в странную, сплетающуюся прямо в воздухе паутину. Камохин попятился назад, в воду. Живая сетка метнулась следом за ним и прилипла к левому предплечью. Руку будто кислотой обожгло.