Сергей Высоцкий

ПОДСТАВНЫЕ

ЛИЦА

Он уже давно перестал заниматься рекламой той дряни, от

которой ломился его ларек. Однажды он поймал себя на мысли

о том, что восхвалить столь милый сердцу молоденьких

медсестер и продавщиц третьесортный ликер «Амарето» — все

равно, что строчить по заказу главного редактора лживые статьи

о расцвете демократии и высоком рейтинге властей

предержащих.

Из газеты Павлова «выдавили». «За строптивость», — сказала

заведующая отделом, молодая красивая бездельница. «За

отсутствие «политического чутья», — шепнул главный редактор

и непроизвольно оглянулся. Не услышал ли кто-нибудь

посторонний его приговор Редактор был из крепкиx партийных

газетчиков и теперь люто ненавидел врагов новой власти. К этим

им врагам он причислил и Леонида, пытавшегося отстаивать

право на собственное мнение.

Из винного комка Леня собирался слинять сам.

Удивил Павлова хозяин Мурад. Однажды теплым майским

вечером, закрыв пораньше ларек, они выпили с ним по бутылке

все той же тошнотворной «Амареты». Как говорится, без напряга.

Даже отрава сближает. Леонид изложил кавказцу свои взгляда

на жизнь. В частности, поведал об отношении к хозяевам,

продавцам и покупателям.

— Джигит! — обрадовался Мурад. — Я такой же! Мне эта

торговля… —

Он рубанул тонкой, смуглой и не очень чистой рукой по горлу.

Хотя какая уж у него была торговля? Вечерами собирал деньги,

рано утром привозил на разбитом «Форде» товар.

Найти работу в журналистике было непросто, и Павлов торговал.

Помог ему избавиться от опостылевшего ларька

университетский профессор в далекие студенческие годы

преподававший на факультете стилистику.

Леонид заметил профессора издалека. Крупный старик бодро

шагал от станции метро напрямик к ларькам. Бритая голова

независимо поблескивала в толпе.

«Лучший способ сохранить до глубокой старости густую

шевелюру, — поучал он студентов, — брить голову. Ни перхоти,

ни ломких волос». Профессору приходилось верить на слово. Он

так и проблистал всю жизнь похожей на гандбольный мяч бритой

головой.

делал на лекциях, когда хотел, чтобы какая-то мысль или слово

покрепче втемяшились в студенческие лохматые головы, —

пишет мемуары. Ему нужен литературный секретарь.

— Сиречь, литзаписчик?

— Литературный секретарь, — строго повторил профессор.

— Батя, ты долго будешь у ларька отсвечивать? —

поинтересовался у него одетый в джинсу парень. На большом

животе представителя мелкого бизнеса красовался толстенный

черный кошелек. А на кошельке — маленький латунный замочек.

Демонстрируя свою начитанность, парень добавил:

— «Деньги есть — бери сыры, денег нет — сыры обратно!»

— Господин упакованный, пройдите к другой торговой точке.

Здесь ревизия, — сурово отчеканил Вязников, обернувшись к

джинсовому.

— Во дает! — изумился тот. И, покрутив головой, удалился без

дальнейших комментариев.

— С кем поведешься! — Профессор сконфуженно улыбнулся. —

Но вернемся к теме. Банкир пишет сам. Чаще надиктовывает в

диктофон. Но у него нет времени рыться в архивах.

Восстановить факты из биографии дедов, прадедов, уточнить

генеалогию.

— Все нынче хотят стать графьями и князьями, — проворчал

Леонид. — По меньшей мере — потомственными дворянами.

— Павлов! Даже в шутку не говорите «графья». Мы все любили

посмеяться над одним государственным мужем. Вышучивали

его, распевая «принять, занять и углубить». А итог? Так и

повторяем как попугаи: принять, занять и углубить! Кто кого

выучил? Теперь о моем знакомом. Его предки — люди духовного

звания. И родословную свою он знает по семейным преданиям.

Но ему хочется подкрепить все документально. И главное —

ухватить аромат времени. Если позволите выразиться красиво.

Леонид хотел возразить — ну какой можно уловить «аромат

времени» в передаче третьего лица? Но решил промолчать.

Человек пришел к нему с предложением помочь, а он

пререкается Да с кем? Со своим бывшим кумиром! Стилистом №

1.

— Вы поработаете в московских архивах. Съездите в Питер. В

Государственный исторический архив. Мои знакомый не

торопится. Рассчитывает на то, что вы поработаете с ним года

из-под земли. Он всегда так поступал. Для контроля.

— О чем ты говоришь, Мурад? Какой банк? Речь идет о работе

литературным секретарем. Да и возьмут ли?

— Возьмут, возьмут!

Мурад радовался так, как будто ему самому сделали

предложение работать в банке. И не каким-нибудь

литсекретарем, а большим начальником. Но, оказалось, у

хозяина на службу в банке имелся совсем иной взгляд.

— Вай, вай, — радовался он. — Секретарь не секретарь?! Какая

разница? Если тебе предложат пыль с компьютеров сдувать —

соглашайся. Главное — банк. А что такое банк? Это деньги.

Ленчик!

Как ни упрощенно он рассуждал, а про то, что в банке имеются

компьютеры, знал.

Павлова в болтовне хозяина обрадовало и испугало упоминание

о его готовности простить должок. Миллион долга лежал на

бюджете Леонида тяжелым бременем. Три месяца назад, ночью,

на ларек напали заезжие гангстеры. Не столько взяли с собой,

сколько разбили в пьяном кураже. Мурад аккуратно подсчитал на

своем потрепанном японском калькуляторе потери. Получилось

два миллиона.

Павлов знал, что никакие ссылки на плохую охрану не помогут.

Почти все знакомые ларечники прошли через это. И вот Мурад

пообещал остаток долга скостить. Только что он потребует

взамен?

КОМОК — МОГИЛА КУЛЬТУРЫ

Торговлю «Амаретой» и беспородными водками в комке Леня

Павлов вспоминал теперь как страшный сон.

Просыпаясь утром, он мог позволить себе поваляться в постели,

не спеша приготовить завтрак, с удовольствием выпить хорошего

кофе. В архиве Пазлов появлялся не раньше двенадцати. И в

редких случаях засиживался там после шести.

Председатель правления и владелец банка «Виктор Антонов»,

Виктор Сергеевич Антонов поручил своему литературному

секретарю только одно дело — работу в архивах. И не загружал

никакой канцелярской текучкой. Деловой перепиской занимались

помощник и секретарша банкира. Статьи в газеты и журналы

банкир писал сам. Он любил журналистику и, как показалось

— Я вас не убедил взяться за статьи? — спросил банкир, по

своему расценив молчание Павлова.

— Убедили.

Леонид ни словом не обмолвился о том, что надежда когда

нибудь выплеснуть на газетные полосы всю боль за унижение и

страх, через которые он прошел, зарабатывая на хлеб в комке,

помогала ему долгими зимними ночами обслуживать

ненавистных пьяниц и загулявших «быков».

Уговаривая Леонида взяться за перо, банкир имел в виду

экономические проблемы малого бизнеса, а Павлова

интересовали проблемы нравственные.

«Комок — могила культуры» — первая из серии статей Леонида

под общим названием «Кладбище российской цивилизации»

появилась в молодежной газете.

Утром — Павлов еще не успел позавтракать — позвонил Мурад.

Спросил: Много тебе за статью заплатили, джигит?

— А ты прочел? — Леонид удивился. За все время, пока он

торговал в ларьке и общался с Мурадом, никогда не видел у

него в руках ни газет, ни книжек.

«Я делаю бизнес, — говорил Мурад. — У меня даже на картинки

в «Плейбое» минутки не остается».

— Все наши читали. Еще вчера вечером. Клево написал! Только

зачем о хороших бизнесменах не сказал ни слова? Мог бы меня

упомянуть по старой дружбе. — Мурад рассмеялся, но смешок у

него был ненатуральный, деланный. За ним ощущалась обида.

— Наши передать велели — в других статьях помяни! Реклама!

А лучше и не пиши совсем. Наши просили меня: узнай про

гонорар. Они заплатят в десять раз больше. Сечешь? — Мурад

помолчал. Потом добавил шепотом: —Только я думаю, Ленчик,

ты напиши. Это между нами, да? И обязательно про меня.

Хорошо, джигит?

— Я подумаю, Мурад.

ПЕРВАЯ ВЕШКА

Над статьями Павлов сидел по вечерам. А дни проводил в

архивах.

Побывал уже в архиве ФСБ, в городском архиве. И как эго ни

было для него удивительно, не томился от скуки.

каждой ячейке покоились монеты. Никелевые, бронзовые,

серебряные. Павлову даже показалось, и золотые. Но спросить

он постеснялся.

В одной коробке лежали американские, канадские,

латиноамериканские монеты. В другой — европейские.

Виктор Сергеевич показал Леониду товарный знак на коробке.

Это был лейбл магазина на Пятой авеню в Нью-Йорке. Там был

проставлен и год продажи — 1913.

— Коллекция монет принадлежала деду, — сказал банкир. — И

привез он ее из Америки.

— Дед мог купить монеты и в России, — возразил Павлов, Он

никогда не принимал на веру ни одно предположение, не

попробовав его на прочность.

— Все могло быть. Ищите. Вам и карты в руки! Найдите

документальное подтверждение наших семейных легенд. —

Банкир грустно улыбнулся. — Да. Теперь уже легенд. Никого из

участников тех событий не осталось в живых. Одна надежда на

архивы. Знаете, Леня, я и сам с удовольствием порылся бы в

них. Если бы не банк. Его не оставишь и на час. Хотелось бы

мне отыскать хоть намек на то, как сложилась судьба старшего

брата отца — Михаила. Дед увез его с собой в Америку, а когда в

июле четырнадцатого года приехал за бабушкой и остальными

детьми, оставил Михаила в Нью-Йорке. Думал, месяца на два.

Оказалось, на всю жизнь. Началась война. Потом революция,

арест.

— И вы ничего не знаете о дяде?

Известно, что в восемнадцатом он поступил добровольцем в

Экспедиционный корпус. В составе отряда пехоты прибыл на

американском крейсере «Олимпия» в Мурманск. И, наверное,

погиб.

— Родители послали запрос в Америку?

— Какой запрос, Леня? И без такого запроса отец и тетки, как

дети священника, были «лишенцами». Знаете, что это такое?

Леонид не знал.

— Это были граждане без гражданских прав. Даже без права

учиться в институте!

Впервые за время их знакомства Павлов подумал о банкире с

раздражением: «Пока вы, господин Антонов, были товарищем

Антоновым и занимали комсомольские и партийные посты,

Таиска, так между собой величали заведующую завсегдатаи

зала, рассмеялась.

— Ленечка, почаще сердитесь! У вас лицо становится таким

одухотворенным.

— Спасибо. А в обычное время оно тупое?

— Ладно, схожу сама в хранилище, поговорю с архивариусом.

Через день ему принесли из хранилища новую папку. Дело №

144.

И здесь Леонида поджидал сюрприз.

Павлов представил себе изумленное лицо банкира, после того,

как он преподнесет ему сногсшибательную новость: «От вашей

хваленой сдержанности, господин Антонов, не останется и

следа!»

В общем-то Леня симпатизировал банкиру. Но иногда Павлова

раздражала его манера разговаривать — слишком уж спокойная,

даже безмятежная. Как будто Антонов знал все, что может

произойти. И готов справиться с любой неожиданностью.

Сейчас Лене было приятно думать о том, как крепко он сумеет

озадачить шефа.

— Да! Находка клевая! — не удержался он от восторженного

комментария.

И поймал на себе внимательный взгляд заведующей читальным

залом.

Ни одно событие в подведомственном помещении не проходило

мимо ее внимания.

Павлов показал заведующей большой палец. Таиска ответила

ободряющей улыбкой и приложила указательный палец к губам.

Призвала к спокойствию. Она считала, что никакие

сенсационные открытия исследователей — так официально

именовались посетители архива — не должны нарушать тишину.

— Леня, вы сделали открытие? Нашли упоминание о кладе?

Павлов уловил тонкий аромат «Мажи» и обернулся.

Перед ним стояла высокая красивая блондинка. Он знал, что ее

зовут Зинаидой. Несколько раз они даже пили вместе кофе за

одним столом в буфете, но Леонид не решался познакомиться

поближе. Зинаида ему нравилась, и Леня не хотел показаться ей

ловеласом.

— Да! Похоже, я преподнесу большой сюрприз работодателю.

— А для русской истории это тоже сюрприз? — Зинаида

были классные, темно-вишневые мокасины из прекрасной кожи.

Леонид вздел такие в магазине «Стокмана» на Ленинском

проспекте. Но были они ему не по карману. Стоили сто

девяносто долларов.

Вздохнув, Леонид положил перед собой блокнот и принялся

переписывать из папки так поразившие его сведения.

До закрытия архива он успел переписать почти все, что могло

заинтересовать Антонова: свидетельства из глубокого прошлого,

данные начала века, запросы последнего времени.

Закончив работу, он так энергично захлопнул папку, что

заведующая глянула на него с укоризной. Леонид смущенно

улыбнулся.

Зал опустел. Только новичок в мятом пиджаке листал каталог,

отыскивая нужные ему материалы.

— Мужчины, — голос у Таисии Игнатьевны звучал умоляюще, —

побойтесь Бога! Мне пора домой.

— И мне тоже! — Павлов засунул в карман записную книжку и

поднялся. Отнес папки в маленькую комнатку, где лежали

затребованные из хранилища дела.

— Завтра напишу заявку на ксерокопии, — пообещал Леонид

заведующей. — Ждать придется долго?

— Долго.

— Ой! Вы знаете, Таисия Игнатьевна, пословицу: «Вдвойне дает

тот, кто дает быстро».

— Знаю. А вы не забыли другое изречение: «Festina lente» [1].

— Оно мне сейчас не подходит. Я ведь готов заплатить за

скорость.

— Завтра обо всем поговорим.

— Принято. Таисия Игнатьевна! Счастливо оставаться!

СЮРПРИЗ ЛЕНИ ПАВЛОВА

На лестнице Леонида догнал новичок. Спросил:

— Вы давно работаете в архиве?

— Да нет. В этом не больше недели.

— Хотел с вами посоветоваться…

Они вышли на вечернюю улицу. Леонид оглянулся. Слава Богу,

на этот раз битый «Форд» его бывшего хозяина отсутствовал. В

последние дни Мурад дважды поджидал его около архива.

— Дадут?

— Пять лет назад на царских документах еще лежало табу. Но

сейчас обязаны дать.

— Обязаны? — недоверчиво сказал мужчина. — Они много чего

обязаны. Извините, я не представился: Лацкий, Алексей.

— Леонид Павлов.

Они обменялись рукопожатиями.

— А вы у Таиски не спрашивали?

— Это кто?

— Наша начальница. Зав читальным залом.

— Я ее утомил своими вопросами. Столько назадавал! У меня

такая тема диссертации… Рассказать про свою тему он не

успел. Леонид остановился перед телефоном-автоматом.

— Извините, надо позвонить.

Он думал, что Лацкий распрощается и пойдет своей дорогой, но

тот остановился у будки.

«Вот липучка! — сердясь, подумал Леонид. — До завтра не

может подождать?» Он набрал номер служебного телефона

Антонова и слушал мелодичный перезвон «Этюда к Элизе».

Потом начались гудки. После третьегo трубку снял сам банкир.

— Виктор Сергеевич, есть новости! — Павлов волновался и

даже забыл представиться.

— Леонид?

— Да, Виктор Сергеевич. Нагружен сюрпризами под самую

завязку!

— Прекрасно. Можете приехать?

— Могу. Сейчас сажусь в метро…

— Приезжайте ко мне домой. Ваш звонок застал меня в дверях.

За ужи пом обо всем расскажете. Сюрпризы серьезные?

— Очень. Я нашел такое… У вас глаза на лоб полезут!

— Значит, интригующе. Вы сейчас в архиве?

— Звоню из автомата на Зубовской.

— Я за вами заеду. Скажите куда?

1

Торопись медленно (лат.)

Павлов подумал о том, что для ужина в семейном кругу банкира

ему следует привести себя в порядок. Переодеться. Жил он

кроликов!

— Надо вызвать милицию.

— Я и бегу к автомату. Тут, в переулке, все трубки посрывали.

— У меня телефон в машине — Он наклонился и достал трубку.

— Сейчас вызову. В какой квартире убили?

Женщина смотрела по-прежнему настороженно. Внимательно

разглядывала Антонова, как будто хотела запомнить все его

приметы. Наверное, так и было на самом деле.

— Не в квартире убили. Прямо в подъезде. У нас там темно. Я о

него, бедненького, споткнулась. Леонид Васильевич, наш жилец

из семнадцатой квартиры…

Рука, в которой Антонов держал телефонную трубку, дрогнула. С

трудом совладав с дрожью, он набрал 02. Номер дежурной

службы милиции.

КЛИЕНТ Считается, что волка и сыщика ноги кормят. А

следовательно, и тому и другому на роду написано подниматься

ни свет ни заря и рыскать по белу свету. Первому — в поисках

зазевавшегося барашка, второму — в поисках преступника.

Но правил без исключений не существует.

Частный детектив Владимир Фризе, например, любил поспать.

Особенно по утрам. И если узнавал, что в один из ближайших

дней ему предстоит вставать раньше восьми, то настроение у

него портилось. Бывали случаи, когда ради часа-полутора

утреннего сна он даже отказывался от расследования, сулящего

немалые выгоды.

Можно не сомневаться — если бы Фризе нечем было платить за

большую квартиру в центре города, стены которой, кстати,

увешаны картинами «малых голландцев», Беклина и Лагорио,

доставшимися ему в наследство от родителей, он бы и по ночам

рыскал по городу, выполняя поручении клиентов.

Но за квартиру и за другие коммунальные услуги, растущие из

месяца в месяц, Сбербанк аккуратно перечислял деньги с его

вполне приличного счета. А с той поры, как в Карловых Варах

Фризе помог разгромить банду наркодельцов и в его полное

распоряжение попал чемоданчик с валютой, он мог не

заботиться о хлебе насущном долгие годы.

Но единственное, чего он не мог себе позволить, —

бездельничать. Не приучен был с детства. И к тому же любил

свою профессию. Не мог без нее жить, как ни банально это

Сочетание красок — белая и палевая — оформление подъезда,

оконные переплеты, даже еле заметные витые решетки на окнах

— все радовало глаз.

Внутреннее убранство банка не поражало роскошью, но вполне

отвечало двум главным критериям: комфорт и солидность. Фризе

представил себе хозяина банка, большого, вальяжного,

уверенного в себе мужчину. Обязательно в костюме от модного

парижского кутюрье.

— Владимир Петрович? — спросила секретарша, поднимаясь из

за стола, едва он появился в приемной. — Вас ждут.

Она открыла перед ним двери кабинета. Фризе даже не успел

как следует разглядеть женщину. Заметил только, что она

шатенка, что лицо у нее простоватое, а глаза веселые.

«У плохого хозяина подчиненные не ходят с веселыми глазами,

— решил Фризе. — Это факт обнадеживающий».

Плотный блондин, без пиджака и без ненавистных Владимиру

подтяжек, стоял у большого кожаного дивана, заваленного

журналами, и внимательно перелистывал один из них.

— Виктор Сергеевич, господин Фризе! — доложила секретарша.

Антонов бросил журнал, обернулся. Загорелое широкое лицо,

приветливая улыбка. На первый взгляд ему можно было дать лет

пятьдесят восемь-шестьдесят. Только потом Владимир узнал,

что банкиру под семьдесят.

— Спасибо, что так быстро откликнулись! — сказал он

приветливо, пожимая руку Фризе. — Чтобы не терять время,

сразу расскажу о моих проблемах. Не возражаете?

— Люблю, когда берут быка за рога.

— Вот и отлично! Чувствую — мы поладим.

Он усадил Владимира в удобное большое кресло, сам сел на

диван, сдвинув в сторону рассыпавшиеся журналы.

— Кофе?

— Не откажусь. Помогает взаимопониманию.

— Две недели назад убили моего литературного секретаря, —

сказал Антонов, когда секретарша, поставив на столик поднос с

кофейником и чашками, вышла из кабинета. — Леонида

Павлова. Этот молодой, способный журналист проработал у

меня всего несколько месяцев, но…

Банкир задумался, подыскивая нужные слова. На его высоком

гладком лбу залегли три глубокие морщины.

— Но если я сделаю неверный шаг, они меня с радостью

засадят.

Банкир внимательно посмотрел на Фризе:

— Мне рекомендовали вас как человека, хорошо

просчитывающего свои действия.

— Кто, если не секрет?

— Козловский. Председатель Московского Энского банка.

Фризе не смог сдержать улыбки. Вот уж когда он накуролесил,

так это работая на Козловского! И самому клиенту доставил

немало неприятных минут. А поди ж ты! Не обиделся Козлик, не

злопыхает. Победителей не судят.

— Я заплачу вам по самой высшей ставке, — продолжал банкир.

Он недовольно поморщился. — Я сморозил глупость? Какие тут

могут быть ставки?

Фризе промолчал. Но Антонову и не надо было задавать никаких

вопросов. Он все схватывал с лета.

— Ничего криминального в том задании, что выполнял Леонид,

не было. Не сомневайтесь. Допускаю — оно может показаться

вам странным, а вся моя затея никчемной. Тогда посчитайте ее

чудачеством и забудьте. К смерти Павлова это отношение не

имеет.

Владимир заметил, что банкир только пригубил чашечку с кофе,

а пить не стал.

— Последние годы я надиктовываю на магнитофон свои

воспоминания. Не все подряд. Только то, что кажется мне

особенно интересным. Мне самому! — Для убедительности он

постучал себя по груди. — Вспоминаю встречи с колоритными

людьми, забавные случаи. Приключения во время поездок по

белу свету. Мое вольное или невольное участие в событиях,

которые нынче причислены к историческим.

— Однажды я не поленился и перечитал свои заметки. —

Антонов улыбнулся. — Знаете, получилось неплохо. Звучит

самонадеянно? Согласен. Хорошо ли, худо, но это будет моя

книга! И мне пришла в голову мысль добавить в нее главу с

предках. В молодости о дедах и прадедах не вспоминаешь. А

потом уже спросить о них не у кого. Знаю, конечно, кем были

деды и бабушки, но все приблизительно, недостоверно.

Полгода назад я пригласил студентку и поручил ей порыться в

архивах, поискать документальные подтверждения семейным

простил. Мать Леонида подтвердила. Долг-то простил, но

потребовал информацию о том, как идут дела в моем банке.

Какую информацию хотел он получить — неизвестно. Павлов

был человеком щепетильным и никогда бы не согласился

шпионить. Об этом и говорить смешно! Да он же никак и не

связан с банком. Даже не бывал здесь. Мы встречались у меня

дома.

— Кавказец, естественно, все отрицает?

— Клянется, что уважал покойного, как брата. Называл

джигитом.

— И алиби у него железное?

Банкир безнадежно махнул рукой.

За эти полчаса, что они беседовали, Фризе колебался — браться

ему за дело или отказать Антонову. Предлог для отказа

выглядел убедительно: частный детектив не имеет права

расследовать убийство.

Но теперь Владимир почувствовал острый интерес к делу. А

спроси его, что стало причиной, — он не смог бы ответить

Предчувствие удачи?

Желание утереть нос коллегам из прокуратуры?

Может быть, и то, и другое, и третье. А может быть, проснулся

азарт ищейки, которой скомандовали взять след.

Фризе принял решение и даже прикинул, как можно обойти

официальные запреты.

— Поручите мне работу в архивах. Ту, которой занимался ваш

литературный секретарь.

— Шутите? Опытному сыщику рыться в архивной пыли? Мне

обещали и издательстве подыскать нового паренька.

— Это единственный способ обойти ведомственные преграды. У

меня будет основание поинтересоваться работой Павлова. Его

успехами. Выяснить, где его записи?

— Вы считаете, что это хороший ход?

— Боитесь доверить мне семейные тайны? Архивы иногда

преподносят сюрпризы.

— Никаких тайн у меня нет. И если вы закончите поиски, начатые

Павловым…

— И Стольниковой, — добавил Фризе.

— …Я только скажу спасибо. Вам приходилось работать в

архиве?

— Грейпфрутовый?! Это и мой любимый.

Юноша выразительно посмотрел на Антонова. Наверное, у них

были разные пристрастия. И в отношении накачивания мышц. И

в отношении соков тоже.

— Такой верзила вымахал, — сообщил Антонов, когда парень

скрылся за маленькой дверью. Фризе догадался, что там у

банкира комната отдыха. — Недавно… — Он хотел еще что-то

сказать о внуке, но передумал и поднялся с кресла. Молча

пересек кабинет, открыл бар, битком набитый бутылками со

спиртным. Несколько секунд обозревал пестрое бутылочное

воинство, потом взял в руку бутылку «Бурбона» и показал Фризе.

Владимир одобрительно кивнул. Прошли те времена, когда

своим любимым напитком он называл армянский коньяк «Двин».

В России настоящий «Двин» уже не продавали.

Александр принес лед в серебряном ведерке и соки. Деду —

апельсиновый. Тут же ловко открыл банки. Налил себе немного

грейпфрутового. Внимательно проследил, как Антонов разливает

виски. Спросил:

— Владимир Петрович, вы прочитали книги Арнольда про

бодибилдинг?

— Читал..

— A как же?.. — Парень бросил многозначительный взгляд на

хрустальный стакан с виски, куда Фризе только что опустил пару

кубиков льда.

— Стараюсь не злоупотреблять.

— А сыщикам можно?

— В разумных количествах.

— Это сколько?

— Что я делаю! — спохватился банкир. — Вы же за рулем! Вам

нельзя спиртного!

— В разумных количествах можно, — повторил Фризе, а внучек

от души расхохотался. Антонов смотрел на него с осуждением.

— Как ты думаешь, Саша, легко ли сыщику соблюдать режим?

— спросил Фризе.

— В общем-то легко. Если воспитать силу воли. — В больших

карих глазах молодого человека Владимиру почудились веселые

огоньки.

«Получили, господин сыщик? Нынешним юнцам палец в рот не

суй!»

Подмосковье.

— От кого она пряталась?

Фризе сидел, не вмешиваясь в разговор. Похоже, один узелок

развязывался у него на глазах. Он даже пальцем не успел

шевельнуть.

Прежде чем ответить, внук опять вздохнул, демонстрируя, как

тяжело ему приходится со здравомыслящими и благоразумными

взрослыми.

— Лена взяла с меня слово. Но раз ты пригласил сыщика… Ей

позвонили по телефону домой. Ночью. Какой-то мужик. Сказал,

чтобы прекратила сотрудничать с твоим банком. А иначе…

— А иначе? — эхом отозвался банкир.

— Разве не ясно? Если Владимиру Петровичу надо знать все в

деталях, скажу. — Александр опять зарделся как маков цвет. —

Мужик пригрозил отрезать ей маркотушки. Это его слова. Не

мои.

— Чего отрезать? — не понял Антонов.

— Груди, — помог парню Фризе. — На воровском жаргоне.

— Господи! И ты все это скрывал?!

— Я дал слово!

— Это же уголовники! Девушку могли убить.

— В общем-то да. Но Лена выполнила все условия. Отказалась

от работы, никому не жаловалась. Ни тебе, ни милиции. Сказала

только мне.

— Как вам это нравится, Владимир Петрович? — Банкир

повернулся к Фризе.

Но вместо того чтобы заниматься комментариями, Владимир

решил ковать железо, пока горячо:

— Лена не уточнила — звонивший потребовал прекратить

сотрудничать с банком? Или с его председателем?

— «Прекратила сотрудничество с банком Антонова». Это

дословно. Мы с Еленой на память не жалуемся.

— И ни слова о работе в архивах?

— Ни слова.

— Алекс, значит у вас с Леной… — начал банкир, но внук

прервал его.

— В общем-то да! У нас с Леной! — На этот раз он уже не

покраснел. — Мы встречаемся. Дружим. Будут еще вопросы?

— Последний вопрос, Саша. Можно? — мягко попросил Фризе.

проставлять сумму полностью? Вам ведь тоже приходится

платить налоги?

— Приходится. Но я начну платить их полностью не раньше, чем

государство выплатит мне свои долги. Те, что числятся за ним с

девяносто первого года.

— Правильно, — сказал банкир и вписал в договор сумму в пять

раз меньшую.

После этого они подписали оба экземпляра документа.

— Я рад, что мы договорились. Теперь отвечу на ваш вопрос.

Главный редактор сообщил, что у него на примете есть

энергичная девица. Подрабатывает на корректуре. Студентка

историко-архивного университета. Умная, красивая и, главное, —

имеет опыт по установлению родословных.

— Что за опыт?

— Нынче стало модным щегольнуть родовитостью. — Антонов

скептически усмехнулся. — На очередной тусовке или в

интервью помянуть прадеда — князя. Состоять в дворянском

собрании. Кое-кто занимается мифотворчеством. Я знаком с

писателем, у которого отец был счетоводом, а дед мелким

купчиком. Теперь первый превратился в крупного историка,

второй — в князя.

— Спрос рождает предложение. Появились конторы, которые

разыщут ваших предков со времен татарского нашествия

— Вы, наверное, спросите, почему я не обратился в подобную

фирму? Хотел иметь верного человека, который работал бы

только на меня.

— И Стольникова оказалась именно таким человеком?

Антонов неожиданно покраснел и, почувствовав это,

рассердился. Но это проявилось только в том, что из голоса

исчезли доверительные нотки. Тон стал подчеркнуто вежливым.

— Да! Эта девушка меня полностью устраивала. Серьезная,

сдержанная Слава Богу! Саша снял камень с моей души! Как

вам удалось его разговорить? — Он на секунду замолк, словно

раздумывал, не слишком ли разоткровенничался перед гостем.

Перед гостем, который только что был нанят на службу.

Наверное, решил, что «слишком», и закончил энергичным:

— Вот так!

Это «вот так» прозвучало с мальчишеским вызовом.

Фризе решил — пора сматываться. Но не мог не задать своему

Банкировские предки Владимира не интересовали. Но хочешь не

хочешь ему предстояло познакомиться с ними в архиве. Чтобы

войти в доверие к людям, с которыми общался Леонид Павлов.

И ради этого изображать старательного исследователя

пожелтевших манускриптов.

Поэтому Фризе довольно бесцеремонно прервал хозяина

кабинета:

— Виктор Сергеевич, с этой минуты я начинаю отрабатывать

свой гонорар. Времени упущено много. Поэтому — к делу.

— Слушаю вас. — Банкир насупился. Наверное, не привык к

тому, что-бы его прерывали.

— Мне понадобится от вас доверенность для работы в архиве…

— Фризе перечислил необходимые документы.

Через пятнадцать минут он уже вышел из банка, вооруженный

до зубов справками, требованиями, запросами. Бумажками, без

которых ни один опытный штурман не отправится в плавание по

морям бюрократии.

СТАРЫЕ СВЯЗИ

Фризе чувствовал себя крошечным муравьем, которому надо

поспеть добраться до своего муравейника. Контрольный срок —

закат солнца. Лес незнаком и враждебен. Неизвестно, в какую

сторону двигаться.

В детстве Владимир очень любил, когда мать читала ему эту

сказку. Прислушиваясь к ясному, негромкому голосу, он

чувствовал себя уютно и защищенно. И не пугался даже в самые

драматические моменты.

Когда сказки читала мать, он знал, что муравьишка успеет

юркнуть в муравейник. Что Синяя Борода будет наказан. Что

Мальчик-с-пальчик найдет дорогу из темного леса.

А в те редкие вечера, когда книжки загробным голосом читал

отец и увлекался так, что начинал подвывать, изображая собаку

Баскервилей, маленький Фризе холодел от сладкого ужаса и

забивался под одеяло с головой. В семье возникала

напряженность, слышались сдержанные пререкания родителей о

методах воспитания ребенка.

Отогнав воспоминания, Владимир вздохнул. Маленького

муравьишку из книжки природа наградила могучим инстинктом. А

— Приятно слышать. Значит, не забыл.

— Не забыл. Только сейчас на службе. Эти дурацкие выборы…

Их чуть ли не на казарменное перевели. Не вижу муженька

неделями!

«Ах, вы стали супругами?! — удивился Фризе. — Молодцы.

Может быть поэтому Вера и не видит майора неделями? Какая

нибудь новая знакомая готовит ему теперь вместо борща

сногсшибательный гороховый суп с копченой рулькой?»

— Скоро выборы пройдут и благоверный будет заглядывать

домой почаще, — пообещал Фризе.

Рамодин позвонил через пятнадцать минут.

— Зачем тебе потребовалась моя персона? — Голос его был еле

еле слышен, а эфир забит треском и посторонними голосами.

Майор не назвал себя, и Фризе понял, что приятель звонит со

службы.

— Хотел в шахматишки сразиться. А ты не из Владивостока?

Слышимость на нуле.

— С шахматишками придется подождать. А минут пятнадцать

могу урвать.

— Подходит.

— Приезжай на метро к гостинице «Москва». Поднимайся

наверх. Буду ждать в двенадцать.

Неожиданно слабый шепот Рамодина перекрыл густой властный

бас:

— Всем постам по первой трассе! Правительственный проезд!

Остановить движение!

Владимир положил трубку и вспомнил анекдот, который много

лет назад рассказывал следователь ленинградской прокуратуры:

Когда по городу ехал первый секретарь обкома, впереди

кавалькады мчалась патрульная «Волга», а из ее

громкоговорителя неслась команда «Всем автомобилям стоять,

трамваям принять влево».

Бывшие партработники, поменяв убеждения, привычки

сохранили прежние.

Хорошо, что Фризе отправился на свидание с майором заранее.

На Лубянской площади проходил митинг оппозиции, и омоновцы

заблокировали выход из метро на Тверскую и Охотный ряд.

Пришлось переходить на станцию Театральная, а потом

пробиваться сквозь плотные ряды демонстрантов к гостинице

пропадала? И решил — не стоит. Майор сказал, что займется

делом не раньше чем через две недели. За это время многое

может произойти. Да и смешно сказать, загляни кто-нибудь из

сыщиков в институт, давно бы уже знали, что произошло с

девушкой!

— У тебя Женя, есть версии?

— Версии-то есть. Да дело не сдвинулось.

— Поделишься?

— Павлов задолжал хозяину комка Мураду Умарову.

— Слышал. По нынешним временам — гроши.

— Гроши! Для таких, как ты, — гроши. А эти ребята ничего не

прощают. Включают счетчик… Но это я так, к слову. Мурад

Павлову долг простил. Есть свидетели. Мать Леонида

подтверждает. Простить-то простил, а потребовал, чтобы Павлов

подробно рассказывал о банке.

Рамодин нетерпеливо взглянул на часы:

— Черт! Не могу долго тут рассуживать. Скажу короче: с

Мурадом мы проверили все. У него есть алиби. Очень прочное.

Увидев скептическую улыбку товарища, майор нахмурился.

— Уезжал в Минск встречать партию товара. Не веришь —

займись проверкой. Исполнителем мог быть и кто-то другой. Но

на меня этот Мурад произвел хорошее впечатление.

— Эта версия отпадает?

— Откладывается про запас. Теперь про архив, в котором ты

собираешься провести свои лучшие годы… Странно, что за

полгода оба доверенные лица банкира, копавшиеся в прошлом

его предков, стали объектом преступлений. Тьфу, зараза! —

Майор сердито плюнул. — Чешу как из Минюста! Так вот — это

на первый взгляд странно. Дело-то может бы не в архиве, а в

банкире. Он тебе не рассказывал — мафиози его достают? Не

тут ли собака зарыта?

— Ни словом не обмолвился.

— То-то и оно! Эти денежные мешки страсть как не любят к

ментам обращаться! Ну, чего тебе еще подкинуть?

— Какие-нибудь заметки, записные книжки у Павлова не нашли?

— На месте преступления — нет. А дома — сколько угодно. Но к

убийству они отношения не имеют.

— А его статья в газете? Вряд ли она торговой мафии

понравилась. И обещание газеты напечатать новые статьи.

учтите — глаза и спина будут болеть. — Професcop улыбнулся,

смерив взглядом высоченного студента. — Почерк у Анатолия

Федоровича Кони поддается расшифровке с трудом. А главное

— у факультета нет денег, чтобы оплатить вашу поездку.

Решайте!»

Мог ли Фризе после такого напутствия заняться компиляцией?

Да и профессор не без умысла предложил ехать в Питер именно

ему. Знал, что отец у Владимира крупный ученый и деньги на

поездку найдутся.

Фризе обнаружил тогда немало фактов из биографии

знаменитого юриста, о которых исследователи даже не

подозревали. Но особенно привлекательными показались ему

литературные опыты Кони, никакого отношения к юриспруденции

не имевшие. Пародии. Например, на Чехова, на Боборыкина. Как

в изложении этих писателей выглядело бы расставание нимфы

Калипсо с коварным Улиссом.

Но разысканные в недрах архива пародии в курсовую работу не

попали.

— Не по теме! — заявил научный руководитель.

— Зато интересно!

С этим профессор согласился. И вычеркнул цитаты жирным

синим карандашом.

Через несколько лет Владимиру попалась брошюра своего

бывшего научного руководителя. Там были процитированы почта

все разысканные им пародии. Кони называл их «Стилистические

шутки». Но Фризе в то время волновали совсем иные проблемы,

и к своим творческим опытам он уже не возвращался.

Московский архив показался Фризе унылым, наводящим тоску

учреждением. Может быть, потому, что встретили его здесь

неласково.

— От господина Антонова? — Заведующая читальным залом не

пыталась скрыть своего скептицизма. Она взяла у Владимира

документы и несколько минут молча просматривала их. Даже не

предложила ему сесть. Потом, изобразив на красивом, но

неприветливом лице гримасу сожаления, спохватилась:

— Ой! Что же вы стоите?! Садитесь.

У Фризе с языка чуть не сорвалось: «И тут все проснулись!» Но

начинать работу в архиве с пикировки было бы непродуктивно.

Он сдержался.

удовольствием шлепнула печатью по его фотографии.

— С чего начнете? Кстати, меня зовут Таисия Игнатьевна.

— Начнем с начала. С тех же документов, которые заказывал

Леонид Павлов.

Таисия Игнатьевна метнула на Фризе заинтересованный взгляд:

— Это несложно. Я подниму прошлые требования. Вам даже не

придется перелистывать описи.

Заведующая поднялась со стула и легкой стремительной

походкой удалилась в большую комнату, где на стеллажах

громоздились пачки архивных дел и коробки с микрофильмами,

доставленные из хранилища по заказам исследователей.

Таисия Игнатьевна оказалась высокой стройной женщиной.

Длинная юбка из серой толстой шерсти скрывала ноги, но Фризе

был уверен, что заведующая читальным залом прячет их

напрасно.

Он быстро заполнил анкеты, прочитал и подписал инструкцию о

правилах работы в архиве. Окинул взглядом читальный зал.

Почти все столы были заняты. Большинство посетителей

сутулились, листая пожелтевшие страницы, сосредоточенно

крутили пленки микрофильмов, вставленные в малоудобные

громоздкие проекторы. Кое-кто из исследователей прилежно

переписывал документы в свои тетрадки и блокноты.

В зале работал очень пожилой мужчина, довольно чудной по

обличью. Две женщины неопределенного возраста вполне

соответствовали представлению Фризе об архивных крысах.

Одна из них, читая документы, смешно шевелила губами и

постоянно кивала головой. Наверное, соглашалась со всем, что

было в них изложено.

На столах рядом с дамами лежали горы папок.

Перещеголяла их в этом только молодая брюнетка, сидевшая

рядом с Таисией Игнатьевной. Она время от времени

выглядывала из-за нагромождения папок, словно солдат из

окопа. И, как показалось Фризе, сочувственно ему улыбалась. А

еще он подумал, что улыбчивая брюнетка наверняка могла бы

порассказать ему о Лене Павлове. Приветливое миловидное

личико и любопытные глаза говорили о том, что ей никогда не

приходится страдать от отсутствия общения.

Мысленно Владимир занес ее в список посетительниц архива, с

которыми следует поговорить в первую очередь.

пирожок с капустой, от которого он отламывал кусочки и

отправлял в рот.

— Привела тебе нового едока! — сообщила брюнетка

буфетчице.

Владимир поздоровался, удостоившись лишь легкого кивка.

— Вам, Генриетта, как всегда?

— Да, радость моя. И кофе.

«Как всегда» означало четыре здоровенные сарделька. За них и

за кофе Генриетта выложила довольно большую сумму, и Фризе

подумал о том, что молодая исследовательница архива

недостатка в средствах не испытывает.

— А вы что будете кушать? — спросила Алена. — У меня есть

винегрет, тушеная капуста. Бутерброды.

— Черный кофе… — Владимир секунду поколебался. — И пару

сарделек.

— Вид у вас вовсе не архивный, — сообщила ему новая

знакомая, внимательно, без стеснения, рассматривая

Владимира, подсевшего к ней за столик.

— Эго серьезный недостаток?

— Вы на меня не обижайтесь! Мелю все, что в голову взбредет.

— Генриетта ловко содрала шкуру с сардельки, густо намазала

ее горчицей и с аппетитом принялась за еду. Уже по острому

запаху, от которого пощипывало в носу, можно было определить,

что горчица — крепче не бывает! — Я с вашим

предшественником подружилась. Приятный был меланхолик. И

как старался!

— А с предшественницей?

— С Леной? С нашим братом, с женщинами, у меня дружба не

вытанцовывается. Молодые все с претензиями. И жуть какие

ревнивые. А со старушками общаться — тоска заедает. Так что я

— специалист по сильному полу.

Она так ловко «ошкурила» еще одну сардельку что Фризе

улыбнулся.

— Большая практика?

— Сардельки — мол слабость. Кстати, вы, наверное, голову

ломаете — почему Таиска меня посадила рядом с собой? Не

напрягайтесь по пустякам. Она бы с радостью не пустила меня и

на порог архива. Дай ей волю. Видели, сколько на моем столе

макулатуры? Таиска просто боится. Боится, что я вынесу

не обмолвился о том, что «Наследники» предлагали ему услуги.

— Честно говоря, Володя, — Генриетта придвинулась к Фризе

поближе, перешла на шепот и состроила кислую гримасу, —

фирма наша дрек мит пфеффер. Пять сотрудников-оболтусов. А

рабочие лошадки — я и еще одна деваха. Но платят баксами. —

Она приложила палец к губам. Фризе отметил — губы и палец у

нее были красивыми.

— И что же вы ищете в архивах?

— Наследников. И вычерчиваем клиентам генеалогические

древа. «Новые русские» большие охотники до титулов.

— Так вы и предков и титулы им придумываете?

— Секрет, молодой человек! — Она кокетливо склонила голову и

заговорщицки посмотрела на Фризе из-под пушистых ресниц.

«Сколько же надо будет скормить ей сарделек, прежде чем я

узнаю этот секрет? Да и вряд ли обойдешься походами в

буфет».

ФАБРИКА РОДОСЛОВНЫХ

Генриетта любила не только свиные сардельки. Котлеты по

киевски, сыр рокфор, мороженое «Баскин-Роббинс» —

перечисление можно было продолжать бесконечно — входили в

список ее любимых блюд.

— Он, как давно я не ела пиццу с грибами! — вздыхала

Генриетта, когда они проходили мимо знаменитой пиццерии на

Тверской.

— Заглянем? — предлагал Фризе в надежде, что после двух

трех порций пиццы, которую он ненавидел, девушка начнет

колоться и расскажет подробнее о своем русско-американском

агентстве «Наследники». Но не тут-то было.

Расспрашивать впрямую Владимир опасался. Зачем выдавать

свою заинтересованность? А осторожные наводящие вопросы

Генриетта игнорировала. Она вообще умела прикидываться

простушкой.

Один из немногих существовавших в прокуратуре друзей Фризе

навел справки об агентстве «Наследники». Организовано

агентство было несколько лет назад для оказания помощи

российским гражданам в получении наследства, оставленного

умершими в Америке и в Израиле родственниками. Но богатых

— О том, нужна ли даме голова, поговорим позже. Джин и тоник

на кухне. — Генриетта показала на дверь. — В морозилке

возьми лед. Есть хочешь?

Вопрос был излишним. Полчаса назад они съели по бифштексу

в ресторане на Кропоткинской.

— А я должна принять душ. Не возражаешь, если я оденусь

полегче? Не обращая внимания на то, что Фризе медлит

отправиться на кухню за выпивкой, Генриетта сбросила с себя

одежду. Платье повесила в шкаф, а крошечный комочек,

составивший остальное, небрежно метнула на стул. Заметив что

Фризе, не сдвинувшись с места, любуется ею, спросила:

— Может быть, хочешь поплескаться со мной? Ванна большая.

— Подожду, когда ты выйдешь из пены.

Ждать появления современной Афродиты пришлось довольно

долго. Фризе удобно устроился на обитом штофом старинном

диванчике, проигнорировав его хрупкость и с удовольствием,

маленькими глотками пил джин с апельсиновым соком. Сок, как

и тоник, он отыскал в просторном холодильнике на кухне.

Он прислушивался к шуму тугой струи, доносившемуся из

ванной, и перед его мысленным взором возникала Генриетта,

неторопливо подставляющая под эту струю упругое тело. Она не

спешила, и Фризе на нее не сердился. Странно было бы видеть

Генриетту, спокойную, даже величавую, торопливой.

С каждым глотком чудесного пойла настроение у Владимира

улучшалось. Он прикрыл глаза и ощущал, как расслабляются

мышцы и тело охватывает легкая истома. Как будто, пройдя

километров тридцать под палящим солнцем, он прилег в тени на

песчаном, поросшем можжевельником пригорке.

Наконец шум воды прекратился. Генриетта прошлепала босыми

ногами в кухню. Спросила на ходу:

— Ты не уснул, приятель?

Фризе не ответил. Даже не открыл глаза. Бесконечно приятная

лень одолела его. Может быть, он даже задремал на несколько

минут.

А проснулся, услышав, как хозяйка ласково уговаривает кого-то

на кухне:

— Ну что ты, дружочек? Не сердись, не сердись!

Владимир вскочил с дивана, неслышно подкрался к двери на

кухню.

— Володя, почему бы тебе не обратиться в нашу фирму?

Будешь моим клиентом.

У Фризе чуть не сорвалось с языка: «Я уже твой клиент».

— В РААН клиентом стал баран…

— Баранов у нас и без тебя хватает. Но зато какие породистые!

Тонкорунные! Стричь их — одно удовольствие.

— Еще бы! А что ты такое говорила по поводу ложных

генеалогических древ?

— Ничего такого я не говорила.

— Ну как же? Помнишь, в курилке?

— Все, что связано с вами, молодой человек, я хорошо помню. Я

сказала тебе: мы вычерчиваем «новым русским» развесистые

генеалогические древа.

Фризе засмеялся:

— Пока растет — дерево, когда перестает расти — древесина.

— Развесистые — не обязательно ложные. Просто — большие,

— строго сказала Генриетта. Но не выдержала и тоже

засмеялась. — Приходит к нам богатый человек. Всего у него в

большом достатке. Даже вилла на Мальте. Нет только ветвистого

генеалогического древа под стеклом, висящего на стене в

кабинете. «Я чувствую, что во мне течет дворянская кровь —

говорит пришелец. — А может быть, и княжеская. Чтобы

вступить в дворянское собрание, нужны документы. А где их

взять, если предков гноили и тюрьме, расстреливали,

высылали? Помогите восстановить родословную.

Кредит неограничен». Допустим, его фамилия Чубайс…

— Тс-с! «Нельзя ли для прогулок подальше выбрать закоулок?»

— Ладно! Пусть это будет какой-нибудь безобидный Седлецкий.

И он прекрасно знает, что никто из его предков никогда, даже за

одним столом с дворянами не сидел. Но сказать об этом прямо

ему воспитание не позволяет. А нам — деликатность. И, конечно,

желание заработать большие бабки. Логично?

— Логично! — Владимир с удовольствием смотрел на Генриетту

и думал о том, что красивым женщинам совсем не обязательно

иметь хорошую родословную. Они как подарок судьбы. А у него

было правило — от подарков судьбы никогда не отказываться.

— Мы заключаем с господином Седлецким договор. И начинаем

носом землю рыть. Лопатим архивы и ежегодники типа «Вся

Москва», «Весь Петербург». Просматриваем родословную книгу

— Ты сомневаешься?

— Совсем немного. — Меньше всего сейчас хотелось

Владимиру спорить. Намерения у него были другие. Но

Генриетта крепко ухватилась за спинку кровати и ждала ответа.

— Да ведь у предводителя дворянства могут быть и настоящие

потомки! И ныне состоять в Дворянском собрании. Вот потеха,

если они там встретятся нос к носу!

— Фирма дает гарантию! — гордо сказала девушка. — Мы

прослеживаем судьбу каждого родственника. И только тогда

выкладываем клиенту копии нужных ему документов. И чертим

это самое древо! Ты, Вова, представить себе не можешь, какие

интересные происходят казусы. Вместе с родословной клиент

может получить в наследство какой-нибудь замок в Чехии.

— Даже так? — заинтересованно спросил Фризе. Но на этот раз

Генриетта сама перешла в атаку.

Уже наступило утро, а они все еще были в постели.

Прижавшись к Владимиру горячим телом, девушка прошептала

сонным голосом:

— Поспим сегодня подольше. Архив никуда от нас не денется.

— Поспим.

— Хочешь, мы и твоих предков найдем?

— Сам разберусь.

— Жаль.

— А часто вы наследствами занимаетесь?

— Редко. Иногда одна контора делает нам запросы.

— Что за контора?

— Не знаю. Они с начальством дела имеют.

Фризе не стал настаивать. Ему тоже до смерти хотелось спать.

ИСЧЕЗНУВШАЯ СТРАНИЦА

— Вы, Владимир Петрович, знаете, что у вас знаменитая

фамилия? — сообщила ему вместо приветствия Таисия

Игнатьевна. Произошло это на третий день его архивной эпопеи.

— Я все думала — где мне она встречалась? И вспомнила.

— Очень интересно, — осторожно сказал Фризе. Больше всего

он опасался, что Таиска раскопала какие-нибудь газетные

публикации времен его службы в прокуратуре. Несколько

успешных расследований сделали его на некоторое время

— Очень странно… Сдается мне, что у нас запрашивали справки

для какого-то Фризе. И речь шла о наследстве.

Фризе сел за свободный столик и принялся листать очередную

опись.

Сегодня это был перечень решений Святейшего Синода за 1912

год. Именно в этой этой описи, по словам банкира, его секретарь

Павлов нашел первое упоминание об отце Никифоре Антонове.

Время от Бремени Владимир отвлекался от своего скучного

занятия и думал о том, что сказала заведующая читальным

залом.

Почему о петербургских домовладельцах запрашивали

московский архив? И кто запрашивал? Родители погибли в

автокатастрофе уже много лет назад. В то время Таиска

наверняка училась в школе и думать не думала, что ей придется

губить свою молодость в архиве.

«В любом случае ее информация может оказаться полезной, —

думал Фризе. — Если я покончу с предками Антонова и за то

время не найду убийцу Павлова, у меня будет убедительный

предлог задержаться в архиве».

Он и представить себе не мог, как скоро ему придется этим

предлогом воспользоваться.

Владимир дважды перелистал сотни страниц, исписанных

неизменно красивым, даже франтоватым почерком. По воле

Синода священники уезжали в разные, иногда экзотические

страны, возвращались оттуда на родину, получали путевые и

подъемные. Синод предписывал, разрешал, воспрещал.

Предписывал, например, изъять почтовые открытки, на которых

Христос целует в лоб Льва Толстого.

Воспрещал сообщать в газетах о самоубийствах, особенно о

самоубийствах учащихся.

Заботился о перенесении останков русских воинов, погибших во

время освобождения Болгарии, для погребения их в Шипкинском

храме.

Постепенно Фризе стал забывать, что стул у него неудобный,

болит с непривычки спина и устали глаза. События, о которых

упоминалось в описи, увлекли его. О некоторых хотелось узнать

поподробнее, проследить за судьбой какого-нибудь отца

Питирима, посланного Синодом в королевство Сиам. Но сейчас

ему требовался только отец Никифор, отправленный в

действовали как холодный душ на озябшего кота.

И разговор с Таисией Игнатьевной о выдранной странице

приходилось откладывать — Фризе не хотел никого посвящать в

свое открытие никого, кроме заведующей. Но и терять время

было обидно. Поэтому он сказал:

— Таисия Игнатьевна, не мог бы я позвонить вам вечером?

— Я нас заинтриговала?

Владимир и рассчитывал на то, что Таиска отнесет его желание

переговорить насчет далеких предков.

— Заинтриговали.

Заведующая читальным залом оторвала листок перекидного

календари и написала номер телефона. Почерку нее был такой

же красивый, как и у писцов Святейшего Синода.

Покидая читальный зал вместе с блондинкой, Фризе чувствовал

на себе неодобрительный взгляд Таиски.

Они прошли неблизкий путь от архива до Бульваров и теперь

отдыхали. Пили кофе у метро «Кропоткинская». И смотрели на

возродившийся из небытия Храм Христа Спасителя.

По дороге Зинаида исподволь, ненавязчиво пыталась

расспросить Фризе об Антонове. О том, зачем ему понадобилось

ворошить прошлое, искать своих предков? Владимира эти

расспросы насторожили. Его спутница вполне могла

удовлетворить свое любопытство еще месяц назад, у его

предшественника. Генриетта доложила, что блондинка с весны

не вылезает из архива.

— Владимир Петрович, я смотрю, как вы сутулитесь над

архивными папками, и думаю: зачем это вам, известному

частному детективу, кандидату юридических наук? — Зинаида

изобразила на своем красивом лице печально-снисходительную

улыбку. Вечером ее глаза казались темно-зелеными, хотя он мог

спорить на что угодно, что днем они были васильковые.

Фризе чуть не поперхнулся кофе. Прощай, инкогнито! Такое

признание означает, что его профессия не секрет ни для кого из

работающих в архиве.

Наверное, Зинаида догадалась о том, что ее сообщение не

вызвало у Фризе энтузиазма:

— Думаю, что в архиве никто не знает о вашей профессии.

Уголовщина в газетах — мое хобби. Читаю их с ножницами в

руках. Работаю над книгой «Уголовная хроника. День за днем.

— Не бойся, милая! Это меня приятель-сыщик так насмешил.

Наверное, девушка узнала шоумена — не проходило недели,

чтобы он не мелькнул на экране телевизора, — и, оправившись

от испуга, робко улыбнулась. Другие купальщики тоже

поглядывали на приятелей с любопытством.

День выдался необычно жаркий. И обитатели Николиной Горы,

приехавшие на свои дачи из душной Москвы, до позднего вечера

смывали в реке столичную пыль и наслаждались прохладой. От

нагревшейся за день воды поднимался пар. Легкий ветерок

относил его к противоположному берегу и смешивал с белым

клочковатым туманом.

Фризе и Савельев встретились здесь, на берегу, и накупались

вдоволь до «гусиной кожи». А теперь совместное купание

грозило закончиться долгим застольем.

Они стали медленно подниматься от реки в гору. К поселку. В

домах уже засветились первые огоньки. Остро пахло

картофельной ботвой, свежим сеном. И даже шашлыком.

Через чугунную калитку в высоком кирпичном заборе они вошли

на участок. Две собаки — огромная черная догиня Нюрка и

замурзанная пыльная болонка Ярд — с лаем кинулись к

Савельеву. Догиня бестолкова прыгала вокруг хозяина, а Ярд с

урчанием хватал его за пятки.

— Ну что, милые, соскучились?! Думали, что Ромка вас покинул?

— Савельев потрепал собак. Каждой досталось ласк поровну.

Фризе уже знал, что собаки очень ревнивые и бурно переживают,

если кому-то уделят внимания побольше.

В стороне от дома молодые люди в немыслимо пестрых одеждах

готовили на мангале шашлыки.

— Дуся! — крикнул Савельев так громко, что где-то за рекой

отозвалосб эхо. — Собаки накормлены?

— Кормлены! — отозвался недовольный голос с ярко

освещенной веранды.

— О! — Роман многозначительно взглянул на Фризе. — Дуся не

в духе.

Дуся, красивая статная женщина лет сорока пяти, именовалась

домоуправительнецей и на ней, как говорили в старину,

держался дом. Она была и казначеем, и поваром, доктором и

сиделкой, когда Савельев прибалевал. Дуся справлялась со

всем. Однажды Фризе видел, как она печатала хозяину сценарий

— Явились, купальщики?! Я уж хотела ребят на реку посылать.

Не дай Бог, ко дну пошли! — Тон у нее был ледяной. Вполне

сошел бы для рекламы гренландских айсбергов.

— Не утонули, не утонули, миленькая! — в голосе Савельева

проскользнули заискивающие нотки. — Ты уж попотчуй наших

гостей как следует. Да пусть мальчишки шашлыков принесут. А

мы с сыщиком на полчасика уединимся. Посекретничаем. Вы уж

простите, ребята! — Хозяин обернулся к компании за столом: —

Такое криминальное дело свалилось! Только моему дружочку

Володьке по плечу.

Он обнял Фризе за талию и несколько раз незаметно ткнул

большим пальцем под ребро. Ничего не оставалось, как

многозначительно кивнуть…

— Только по-быстрому, Рома! — капризным голосом попросила

одна из дам. Самая молодая и красивая.

— Обещаю, миленькая! Обещаю. Пошепчемся — и вольемся в

ваш прекрасный коллектив.

Обезьянка схватила с тарелки свежепосоленный огурец.

— Да что ж ты, окаянная! — замахнулась на нее

домоправительница.

Обезьяна запустила огурцом в режиссера со злыми глазами и,

схватившись за голову, потешно закружилась по комнате.

Они поднялись на второй этаж, в просторный кабинет

Савельева. Это было единственное место в доме, где царил

порядок. Все остальные помещения огромной дачи наводили на

мысль о безалаберности хозяина, о сибаритстве и

пренебрежении к условностям.

Ни жена, ни домоправительница Дуся не могли победить умение

Савельева создавать беспорядок. Хаос царил повсюду. Фризе

чувствовал в этом нарочитость, но не мог понять ее природы.

Ему казалось, что даже в облике дома — приземистого,

разбухшего от нелепых пристроек и галерей, скрыт какой-то

непонятный умысел — ведь внутри дача была спланирована на

удивление удобно и рационально. Да и в облике самого Романа,

в том, каким он подавал себя окружающим и каким был на

самом деле, чувствовалась нарочитость.

Савельев сбросил с себя рубашку, достал из холодильника

упаковку «Хейникен», бутылку «Московской».

— Жрать не хочешь?

насовсем, не надейся. На охоту. Блеск! Да, сыщик? Да?

Опробуем?

Роман погасил в кабинете свет. Осторожно, чтобы не привлекать

внимание гостей на веранде, открыл окно и стал всматриваться

через окуляры во тьму. Время от времени он отпускал короткие

восхищенные замечания:

— Ни хрена себе! Ну блеск! Хорошо бы еще сквозь юбку

показывал!

Насмотревшись, передал прибор Фризе:

— Позырь, старикан.

Видно было и вправду хорошо. Владимир оглядел сад. В

мангале еще тлели угли. Лица у парней были усталые и злые.

Рядом хозяйские собаки сосредоточенно грызли косточки.

Потом Фризе осмотрел дорогу.

Одинокий мужчина с кейсом шагал по обочине, время от

времени спотыкаясь на недавно положенной щебенке.

Владимиру почудилось, что он слышит хруст щебенки.

Па обочине стояла машина с погашенными огнями. Иномарка с

утолщенным, словно обух топора, багажником. Скорее всего

«Вольво» или «БМВ».

Рядом с машиной маячил мужчина. Наверное, кого-то ожидал,

потому что все время вертел головой в разные стороны.

«А ведь он стоит рядом с моим домом, — подумал Владимир. —

Может, кто-то ко мне в гости приехал?»

Он перевел окуляры на свой дом и замер. По узкому карнизу

второго этажа уверенно двигался еще один мужчина. В

считанные секунда он открыл окно, перекинул ногу через

подоконник, потом подтянул вторую ногу и исчез в доме.

На окнах второго этажа датчиков тревожной сигнализации не

было.

— Ну что, старикан, впечатляет? — поинтересовался Роман. —

Клевая штуковина?

— Клевая! — прошептал Владимир. Испытывая непривычное

для себя замешательство, он не мог оторвать взгляд от своего

дома. Кто так ловко проник в него? Вор? Предупредить Романа,

чтобы вызвал милицию? Мчаться к даче? Но это значит — опять

схватка, а схватки не бывают без потерь. Даже если ему повезет

и потери понесут злоумышленники — перспективы

малоприятные.

Савельев стоял с ружьем наперевес и внимательно смотрел на

Владимира, ждал разъяснений.

— На ограбление не похоже. Он вылез с пустыми руками.

— Может, отключил сигнализацию и теперь они грузят твой

скарб?

— Это невозможно. Ты же знаешь…

Роман кивнул. Был однажды случай, когда у него ночью

кончилось все спиртное и он забрался на пустующую дачу

Фризе. Благо знал, где отключить сигнализацию. И не справился

с ней. Попал в милицию.

Фризе набрал номер домашнего телефона. Нестерпимо долго —

бесконечно — в трубке звучали длинные гудки. Наконец он

услышал сонный Юлькин голос:

— Ты, Володя?

— Я сейчас приеду. У тебя все окна закрыты?

Юля долго не отвечала. Потом пробормотала виновато:

— В спальне чуточку приоткрыто.

— Закрой как следует и проверь сигнализацию. Целую.

Он положил трубку.

— Кому ты насолил в последнее время?

— Роман, машину!

— Да что ты заладил — машину, машину! Не знаешь где стоит?

Ключи на столе.

В это время дверь открылась и заглянула домоправительница.

Услышав резкий голос хозяина и увидев у него в руках ружье,

Дуся побледнела:

— Господи Иисусе! Вы что творите? Стреляться задумали?

— Ду-уся! — укоризненно бросил Савельев. — Что ты мелешь,

милая! К Володьке на дачу забрались.

— Воры?

— Они нам не сообщили. Я сейчас Володьку в город отвезу. Куда

он, пьяный, поедет на моей машине? Ее же каждый мент на

трассе знает! Я мигом вернусь.

Роман вырвал у Фризе ключи, которые тот уже взял со стола и,

кинув ружье на диван, решительно направился к двери.

— Господи! Ничего не пойму. К Володе на дачу залезли, а вы в

город едете! Володя — пьяный, а ты как стеклышко?

— Поймешь, поймешь! — успокоил Дусю Савельев. — Не

сегодня, так завтра до тебя дойдет.

Фризе готов был поклясться, что в машине остался еще один

пассажир. Ему даже померещилась тень в салоне. Но на улице

царил полумрак. Многие фонари не горели, а стекла в машине

были тонированные.

— Ромка, этот мужик похож на моего «гостя». Проезжай мимо и

за углом остановись.

Не сбавляя скорости, Савельев обогнул здание и в соседнем

переулке остановил машину. Как заправский конспиратор,

потушил огни. И только тогда спросил:

— Что будем делать, старикан?

— Возвращайся.

— Пойду с тобой.

— Рома!

— Черт бы тебя побрал, дурака гребаного! Допрыгаешься! У тебя

даже пистолета с собой нет.

— Дома есть. Сейчас поднимусь, зажгу свет, разбужу Юльку.

Никто и не подумает сунуться.

— Сразу позвони. — Савельев не собирался настаивать.

Хорошо знал характер сыщика. — И возьми эту штуковину. — Он

сунул Фризе прибор ночного видения. Владимир даже не

заметил, как Роман прихватил его с собой.

— Спасибо.

— Пошел к черту!

Идти к себе домой Фризе не собирался.

Стараясь держаться поближе к стене, он добрался до

ближайшего подъезда. Кодовый замок был сломан. Как, впрочем,

и в других подъездах. Поднявшись пешком на несколько

лестничных маршей, Владимир остановился у окна и надел

окуляры ночного видения. Ему хотелось рассмотреть номера

машины, на которой приехали непонятные люди. Но машина

стояла далеко. А стекла на лестнице не мыли, наверное, с

начала перестройки. Номер он не разглядел.

На лифте Фризе поднялся на четырнадцатый. Два последних

этажа он опять шел пешком. Если незнакомец разгуливает по

чердаку — а в этом Фризе не сомневался — незачем привлекать

его внимание громыханием старого лифта.

Замки чердачной двери разворотили неумелые или пьяные руки.

Работа бомжей. Сейчас, когда стояла теплая, без дождей погода

они покинули чердаки и подвалы и ловят кайф у костров на

Фризе ждал. И лихорадочно думал о том, что делать дальше?

Перерезать трос?

Это было бы убийством.

Подкрасться и попробовать оглушить?

Это было бы самоубийством.

То ли мужчина получил сигнал сообщника, то ли сам увидел, что

путь свободен — он вдруг легко поднялся и встал спиной к

пустоте. Подергал трос. Потом натянул его и исчез в темноте.

Когда Фризе заглянул вниз, «верхолаз» уже стоял на широком

подоконнике и внимательно вглядывался в окно.

«Вот сволочь! — Волна гнева захлестнула Владимира. — Он же

сейчас вломится к Юльке!»

«Верхолаз» неожиданно поднял голову. То ли услышал шорох, то

ли почувствовал на себе взгляд. У сыщиков и убийц чувство

опасности развито как у диких зверей. Скользнув взглядом по

краю крыши, мужчина опустил голову и опять посмотрел в окно.

Фризе решил, что его не обнаружили. И ошибся.

Внизу послышались гулкие шаги, и из подворотни выбежал еще

один мужчина. Задрав голову, он смотрел прямо на Фризе. А в

следующее мгновение он уже прижался спиной к стене дома,

достал из наплечной кобуры пистолет и начал целиться.

Досадуя на то, что позволил себя засечь, Фризе отполз от края.

«С двумя мне не справиться, — подумал он. — Отцепить трос, и

пусть летит к чертовой матери?»

Но сделал совсем другое — уперся ногами в бортик крыши,

ухватился за трос и рванул на себя.

Не смог одним движением руки послать на смерть человека, о

котором ничего не знал.

По тому, как тяжело дернулся и напрягся трос, он понял, что

«верхолаз» сорвался с подоконника.

Медленно, сантиметр за сантиметром, Фризе тянул на себя.

Человек отчаянно сопротивлялся, но ухватиться ему было не за

что. Фризе казалось — еще рывок, и он увидит голову

«верхолаза».

Совсем негромкий и очень знакомый Владимиру хлопок

раздался внизу. Сопротивление на другом конце троса

прекратилось. Фризе по инерции еще пытался тянуть, пока

наконец не осознал, что мертвец ему не нужен.

Он разжал ладони и напрягся в ожидании глухого удара об

— Машина не завелась. Спи спокойно.

— Да? Как жаль, что ты не приедешь.

Потом он несколько раз набрал номер Романа Савельева.

Трубку не снимали. «Старикан», наверное, сладко похрапывает

во сне. Его умению моментально переключаться завидовали все

друзья.

Владимиру тоже хотелось спать. Лечь где-нибудь на садовой

скамейке и подремать минут двадцать. Благо ночь стояла

теплая.

До Николиной Горы он ехал с частником. На старом

расхлябанном «Москвиче». Молодой унылый водитель долго

рядился, прежде чем согласиться везти за город. Трусил. Но

желание подзаработать пересилило страх.

Парень гнал свою тарахтелку нервно и все время косился на

Фризе, да поглядывал на пол и после каждого резкого

торможения что-то запихивал ногой под сиденье. Владимир

пригляделся: из-под сиденья торчал маленький топорик. Он все

время норовил попасть под педаль акселератора.

«Дурачина, — подумал Фризе о водителе. — Придет нужда, не

успеешь и выхватить».

Он вылез в самом начале поселка и к даче шел пешком. Вдоль

реки. Перелез через забор. Открыл баню — ключ от нее всегда

лежал под крыльцом и, подложив под голову пару душистых

березовых веников, тут же уснул.

КОСТЯ РАНЕТ

Проснулся Фризе около полудня. С опаской выглянул из дверей

бани. Дача стояла на месте. Целая и невредимая. Придирчивым

взглядом он oглядел окна, двери. Никаких следов вчерашнего

набега. Дом выглядел мирно и уютно. Когда Владимир проходил

мимо дачи к калитке, то услышал, что там беспрерывно звонит

телефон.

Пешком он добрался до почты. Сделал несколько звонков.

Первый своему старому — еще со школы — приятелю Косте

Ранету. Попросил его срочно приехать. Вообще-то фамилия у

Кости была Иванов, а Ранетом его прозвали в школе за яркий

румянец на щеках.

Костя был крупным специалистом по компьютерной технике и

роль в разоблачении группы русских и чешских наркодельцов в

Карловых Варах. Эта мысль подспудно точила его с того самого

момента, когда на даче появились неизвестные.

Но главные участники чешской драмы погибли. И только

полицейские, арестовавшие дельцов помельче, могли

догадываться, что «архитектором» их удачи стал отдыхавший в

санатории «Империал» частный детектив Владимир Фризе.

А про солидный приз, которым Владимир наградил себя за эту

операцию, не знал никто.

И все же, все же! Присутствие среди отдыхающих в

«Империале» хорошо известного детектива могло насторожить

московских покровителей наркодельцов. И они… Что хотели

сделать эти «они»? Уничтожить его? Проверить, не хранит ли

Фризе свой валютный «приз» дома или на даче? Нашпиговать

жилище жучками в надежде, что он проговорится?

Или нашпиговать его самого осколками взрывного устройства?

Вопросы, вопросы..

В последние месяцы он не вел никаких серьезных

расследований, никому не прищемил хвост. Его финансовые

дела позволяли не думать о заработках. Если он и брался

выполнять задания некоторых клиентов, то лишь для того, чтобы

не умереть со скуки. И не потерять профессиональных навыков.

Получалось, что кандидатов на роль мстителей не так уж и

много.

Расследование, которое поручил ему Антонов, только-только

началось. Никого еще не успел потревожить.

Фризе вспомнил про вырезанную из Описи страничку: «Так я и

не позвонил Таисии Игнатьевне!»

Эта пропажа наводила на мысль о том, что кто-то хочет

помешать ему рыться в архиве. Но если сопоставить события

прошедшей ночи и исчезнувшую страницу, то поневоле приходит

на ум любимое выражение газетчиков: «неадекватные события».

От малоприятных мыслей его отвлек знакомый мелодичный

гудок автомобильного клаксона. Приехал Ранет.

Вместо приветствия Константин ткнул Фризе указательным

пальцем под ребро:

— Все худеешь? До чего костляв!

Палец у Ранета был длинный и твердый. Тычок получился

болезненным. Это означало, что Константин рад встрече с

болезни!

— Все остальные — прошли! — огрызнулся Константин. — А эта

осталась. Так подстрахуешь?

— Как? Если мы встанем вдвоем на лестницу, она сломается. —

Внезапно ему пришла в голову идея. — Ты держись покрепче и

залезай без чемодана. Я тебе его подам.

Ранет забирался медленно. Судорожно хватался за

перекладины, острожно подтягивал ноги. Глаза у него были

закрыты. Если бы Фризе, подавив в себе желание рассмеяться,

не предупредил его, Ранет стукнулся бы головой о стену.

Владимиру показалось, что и окно Константин открывал с

закрытыми глазами. Когда он перебрался через подоконник,

Фризе передал чемодан.

— Ну вот. Теперь порядок! — улыбнулся Костя. — Не так и

страшно. А ты спускайся, Длинный, и жди.

Лоб у Ранета был в мелких бисеринках пота.

— Кстати, дом на охране?

— Да.

— Код? Или надо звонить в милицию?

— Код.

— С кодом я разберусь, — пообещал повеселевший Константин

и захлопнул перед носом Фризе окно.

— Моя помощь не нужна?

Ранет даже не обернулся.

Фризе спустился с лестницы и устроился на крыльце веранды. И

опять прислонился спиной к двери.

Он вздрогнул от неожиданности, когда Костя постучал в эту

дверь. Одной рукой Ранет прижимал к стеклу лист бумаги, на

котором было написано синим фломастером: «Проверено. Мин

нет!» В другой — держал огромный бутерброд с ветчиной. Глядя

на розовые пластины ветчины, Фризе почувствовал, как он

голоден.

— Все в порядке?

Ранет самодовольно кивнул.

— Открывай!

— М-м! — Константин покачал головой и показал бутерброд,

давая понять, что откроет только после того, как справится с

едой.

— Кончай издеваться! — Фризе дернул дверь. Она оказалась

— Я так и подумал. А это значит — в доме рот раскрывать не

положено. Моя популярность растет. Особенно в некоторых

сферах.

— Позавтракаем в саду. Ты, Кулибин, заслужил хорошую котлету

по-киевски.

— Не забудь коньяк!

— Ты становишься пьяницей?

— Пс-с-с! — отмахнулся Костя. — Что за дела?! Рюмашку…

— Прекрасно! — обрадовался Фризе. — Можешь не продолжать.

Примолкший было телефон опять зазвонил. Фризе прошел в

гостиную, поднял трубку.

— Наконец-то! — Голос у Юли был тревожный. — Ты почему не

подходишь к телефону?

— А чего к нему подходить? Это первый звонок за все утро. —

Владимир чувствовал себя погано, но сказать правды сейчас не

мог. Не имел права.

— Да-а? — В этом «да-а?» было и удивление, и сомнение, и

даже обида. Фризе рассмеялся.

— Ты чего веселишься?

— Я всегда радуюсь, когда слышу твой голос.

— Правда? — оттаяла Юля. И тут же сказала зловещим

шепотом: — А здесь смертоубийство. Налет на Сорина.

Сорин, один из самых знаменитых московских брокеров,

занимал апартаменты под квартирой Фризе.

— И что же с Сориным?

— Жив-здоров. А киллера нашли мертвым. Висел на веревке

рядом с окнами. Ой, Володя, я как подумаю, что он мимо меня

спускался — жуть берет! Да, кстати, тебя следователь

спрашивал. Хотел поговорить. Teлефон оставил.

— Ты спала и ничего не видела?

— Спала! Ты мне дважды интересный сон спугнул.

— Эротический?

— О-очень! Если честно — после твоего звонка я сразу уснула. A

то… Бр-р! Взглянула бы в окно, а там рожа в маске.

Этого Владимир больше всего и боялся.

— Киллер был в маске?

— Наверное. Они же всегда в масках идут на дело. Ты меня

больше в одиночестве не оставляй, ладно.

— Договорились. Ты откуда звонишь?

суперкофеварок ничем сейчас не занимаешься?

— Никто такой задачи передо мной не ставил, — серьезно

отозвался Константин. — Но если тебя это интересует, можно

прикинуть.

Ранет нахмурил лоб, и взгляд у него стал рассеянным. Словно

он уже начал подыскивать подходящий вариант решения задачи.

Наконец морщины на лбу разгладились.

— А что касается кофеварки, увидев ее, ты поймешь — это

прибор двадцать первого века.

От рюмки коньяка Ранет заметно опьянел. Глаза у него

посоловели, сузились, как у китайца.

— Знаешь, Длинный, я тебя всегда осуждал за то, что ты

возишься со всяким отребьем. — Вальяжно развалившись в

плетеном кресле, Константин с удовольствием подставлял лицо

солнцу. Казалось, что он вот-вот замурлыкает. — Рискуешь

жизнью, не спишь ночами. А теперь я тебя одобряю. Интересно

живешь, старик! Не корпишь над всякими тангенсами. Не

изобретаешь кофеварки.

— А я готов подыскать себе что-нибудь поспокойнее. Поуютней.

Наверное, старею?

— Нет! — погрозил ему пальцем Костя. — И не думай! Открыли

на тебя охоту, ты и заскулил!

— Не заскулил. И еще не известно, открыли охоту или нет?

Может быть их интересуют только мои разговоры.

— Заскулил! Ты, старик, классный сыщик. А их мы все равно

перехитрим.

— Ранет, да ты напился, свинтус! С одной рюмки! Пойдем-ка на

речку искупаемся.

— Нет! Хочу спать.

— Пойдем в дом.

— Там запишут мой храп. А потом по храпу отыщут. Устрой меня

в бане.

Фризе принес в баню наматрасник и уложил на него приятеля.

Под голову сунул ему те же веники, на которых спал сам.

Костя проспал всего час. Он и правда похрапывал, даже

разговаривал во сне. А проснувшись, выглядел свежим и

абсолютно трезвым. Иначе и быть не могло — дозу-то принял

цыплячью.

— Я тут подумал, Длинный, над твоей просьбой. Есть идея.

Следователь быстро-быстро пробарабанил ладонью по

подлокотнику кресла. И Фризе снова подумало собаках. Так

залихватски стучит по полу своим коротким хвостом

эрдельтерьер.

— Мы нашли пулю. Скорее всего это «беретта». И, как всегда

бывает в таких случаях, в центральном пулехранилище данных

нет. Так что ваш «макаров» вне подозрений. Но может быть, у

вас есть еще и «беретта»? — он так и впился взглядом в лицо

Владимира.

— «Беретты» у меня нет. Есть охотничьи ружья, карабин. Но их

храню на даче.

Колобов понимающе кивнул. Скорее всего, собираясь с визитом,

он поинтересовался у коллег, что собой представляет бывший

следователь районной прокуратуры Фризе. И услышал несколько

баек про то, как тот расправился у себя ка даче с целой оравой

бандитов.

— Убитый, наверное, пытался залезть в квартиру

предпринимателя Сорина. Вы слышали — несколько месяцев

назад на него уже наезжали, взорвали автомобиль.

— Еще как слышал. У нас во всем доме стекла вылетели.

— Сорин клянется, что в киллера не стрелял. Даже не видел его.

Мы проверили — у бизнесмена имеется помповое ружье да

газовый пистолет. Во всяком случае, это оружие

зарегистрировано. Тогда кто убил?

Колобов опять выдал барабанную дробь по креслу и повторил:

— Кто убил?

«Ты следователь, тебе и карты в руки», — внутренне улыбнулся

Фризе.

— Знаете, что показалось странным? Почему Сорин назвал

убитого киллером? Почему? У него ведь и оружия никакого не

было. Нашли в карманах несколько жучков. — Юрий Борисович

опять внимательно разглядывал лицо Владимира.

— Вы спросили у Сорина?

— Успеется. У меня такая привычка — накапливать странности.

Накапливаю. А потом анализирую.

— И на поверку выходит, что это вовсе не странности?

— Да! — с воодушевлением воскликнул Колобов. — Вы

понимаете, что я имею в виду?

— Может быть. У Сорина много конкурентов?

Владимир. Молчание гостя тяготило его.

— Не так все просто, коллега. Не так все просто!

— А мысль о том, что стрелял сообщник, вам, наверное, тоже

приходила в голову?

— Вот! — Колобов оживился. — Я сижу и думаю, почему

опытный сыщик не выдвинет такую версию?! А он взял и

выдвинул!

— Никаких версий я не выдвигал. Следствие ведете вы. Знаю по

своему опыту — не любит наш брат подсказок.

— Не скромничайте, не скромничайте!

Привычка Колобова повторять фразы раздражала Владимира,

но он старался ничем не показать этого. Ему было важно

создать у следователя впечатление, что он готов поделиться

любой информацией, любой догадкой.

— Версию с сообщником мы отрабатываем, — продолжал

Колобов. На чердаке служебную собаку пускали. Она попетляла

там и вывела проводника во двор. Через первый подъезд. И

легла. Дальше — ни шагу. Гильзы на чердаке не нашли. И, судя

по раневому отверстию, стреляли из дома. Или снизу, со двора.

— А личность убитого?

— Надежды на идентификацию мало. Ни документов ни личных

вещей в карманах. Покажем портрет по телевидению в передаче

«Петровка 38». Но, сами понимаете… Кстати, не хотите

взглянуть? — Следователь протянул Фризе фотографию.

Широкое простоватое лицо, большой рот и маленький, с глубоко

вырезанными ноздрями, нос. Зачесанные назад прямые волосы.

Убитому, наверное, не было и тридцати. Внешне он никак не

подходил под категорию «быков», из которых мафия вербует

наемных убийц. Так, ничем не примечательная серенькая

личность.

Владимир поймал себя на мысли, что лицо убитого совсем не

согласуется с общим обликом человека, которого он увидел в

прибор ночного видения на своей даче. Быстрого, эластичного, с

мягкой кошачьей повадкой.

— Его лицо мне не знакомо.

— Есть еще одна деталь. — Колобов достал вторую карточку.

Это была фотография правой руки с небольшой аккуратной

татуировкой на тыльной стороне ладони. В щите — крест. В

центре креста — круг в обрамлении двух восьмиугольников. Над

— он ощущал необыкновенный прилив энергии, голова

становилась ясной, восприятие обостренным. Одна

всепоглощающая мысль овладевала им — действовать.

Действовать немедленно. Иногда ему казалось, что погасить

этот порыв можно лишь одним способом: вскочить на коня и

скакать, скакать… коня у Фризе не было. Да если бы и был — по

Садовому кольцу далеко не ускачешь.

— Володя, мы останемся в городе? — прервала его

галопирующие мысли Юля. — Или съездим на дачу?

Выкупаемся. — В глазах девушки застыл вопрос: «Неужели тебе

меня не жаль? Совсем забыл свою любимую».

Фризе рассмеялся.

— Я такая смешная?

Он притянул Юлю к себе. Обнял. Подумал: «И угораздило же

вас, Владимир Петрович, закрутить роман с такой сыроежкой?!»

— Поедем на дачу? Да?

— Хоть на Багамские острова.

— Хорошо бы! — серьезно отозвалась Юля и вздохнула. —

Только у некоторых пай-девочек экзамены.

— Багамы и Гаваи отменяются. Едем на дачу.

— Прямо сейчас? — Юля решила ковать железо, пока горячо.

— Как только соберешься. Хорошим ужином угостишь?

— Еще каким хорошим!

Пока Юля готовила ужин, Фризе решил позвонить Таиске.

Наверно, она уже дома. Вот только не занята ли на кухне, как

Юля? У заведующей, наверное, семья, дети, сердитый муж,

вернувшийся с работы голодным».

«А, была не была!» — решил Владимир и набрал номер.

Голос мужчины, поднявшего трубку, оказался и в правду,

неласковым. Не ответив на приветствие, мужчина спросил:

— Вам кого?

— Таисию Игнатьевну.

— Кто спрашивает?

«Наверняка муж, — решил Владимир. — И очень ревнивый».

В трубке раздался грохот — так бывает, когда ее не слишком

осторожно кладут на стол. Фризе услышал, как мужчина крикнул:

— Таиска! Тебя какой-то Фризе.

Оказывается, дома Таисию Игнатьевну величали так же, как

звала ее Генриетта. Только брюнетка осмеливалась делать это

— Значит, виноватых, кроме Павлова, быть не может? — Фризе

стало грустно. Уж очень явно чувствовалось желание Таисии

Игнатьевны свалить вину на человека, которого уже нет в живых.

— Он последний работал с этими документами! И ничего о

потерях не заявил. Завтра я все проверю.

— Не возражаете, если я вам помогу?

— Нельзя! Это наши дела, служебные. И займусь я ими до

открытия читального зала. Вас и в здание архива в это время не

пропустят. А как с вашими предками?

— В свои архивы я заглянуть не успел.

— Ну и ладно! Когда надумаете разобраться с родословной — я

к вашим услугам. И постараюсь вспомнить, кто запрашивал

сведения о ваших дедушках.

— Сейчас не помните?

— Дома я свои архивные клеточки выключаю.

Таисия Игнатьевна положила трубку. В ее голосе сквозили

тревога и раздражение. А ведь в начале разговора она была

такой безмятежной! Фризе подумал о том, что вырванная из

дела страница — большая неприятность для Таиски. А вдруг ее

предположение окажется верным и завтра обнаружится, что

пропало само дело Антонова. Неужели Павлов? Все, что узнал

Фризе о своем предшественнике, исключало возможность

воровства. Не просто воровства — варварства! Могут ли быть

хорошее воспитание, университетский диплом и блестящие

статьи гарантией от больших и малых подлостей в быту?

Подлостей, совершенных в уверенности, что никто тебя в них не

уличит.

Это был риторический вопрос. Ответ на него знал любой

школьник.

И первые полчаса пребывания на даче Владимир с трудом

пересиливал внутреннюю скованность. Взгляд как магнитом

притягивали предметы, в которых сидели эти проклятые жучки.

Фризе казалось, что, находясь рядом с ними, он кожей ощущает

их излучение. Как дуновение слабого сквозняка. Но даже после

того, как нервное состояние прошло, некоторые реплики Юли

заставляли внутренне поеживаться. А ведь это был их обычный

ласковый треп. «Дразнилки», как называла его Юля.

Фризе, прячась за щитом иронии, именовал его телячьими

нежностями. Интимные любовные игры молодой красивой пары.

Наверное, никогда еще они не вели себя в постели так игриво и

раскованно, так много дурачились, выдумывая все новые

ласковые слова и Фризе видел, что его подруга счастлива.

Глубокой ночью, погасив ночник, он показал язык запрятанному в

нем микрофону. Разговор о том, что Юле придется пожить у

матери, Владимир отложил до утра.

Уснули они обнявшись, и в этом же положении проснулись. Было

без десяти одиннадцать.

— Я хочу, чтобы ты пожила с мамой, — сказал Фризе, увидев,

что она открыла глаза.

— Володя, какой ты смешной. И уютный. А когда я увидела вас

впервые, мой господин, то подумала: ну и задавака! Лицо

непроницаемое. Глаза холодные. Вот я и решила проверить,

такой ли ты неприступный?

— Как ты меня разглядела? Вышла из спальни сонная,

полуодетая. Прошлепала мимо, даже не заметила.

Это был тот день, когда Юлькина мать, вдова убитого

Председателя телерадиокомпании, предложила Фризе найти

убийцу своего супруга.

— Ой, сыщик! — Юля засмеялась. — Да минут десять я

разглядывала вашу милость из-за приоткрытой двери! Потом

привела в беспорядок свой туалет, притворилась заспанной

первоклашкой и вышла к вам на смотрины.

— Придумываешь на ходу.

— Хочешь, дам страшную клятву?

Дать «страшную клятву» означало у Юли поклясться всеми

родные близкими.

— Притвора! Значит, ты меня разыграла?

— Да. И попала в вашу постель. Теперь расплачиваюсь. Со мной

поиграли и отсылают к мамочке.

— Юля!

— Шучу. Недельку я у мамы выдержу. Только объясни — это так

серьезно? С тем убитым? Он к нам лез? Не к Сорину?

— К Сорину. Какие у нас с тобой секреты?

— Ну-у-у… — многозначительно протянула Юля. — Как знать?

Может быть, одну из твоих бывших любовниц наши разговоры о

о-о-очень интересуют.

— У нас даже на окнах сигнализация, — пропустив мимо ушей

выпад, продолжал Фризе. — Серьезные люди сто раз все

улыбка, подаренная Зинаидой Владимиру, заставила ее

насторожиться.

Заведующая сидела за своим столом мрачнее тучи. На

приветствия посетителей отвечала слабым кивком и тут же

отводила глаза в сторону. Всегда хорошо причесанная, скромно,

но элегантно одетая, Таисия Игнатьевна выглядела сегодня не

лучшим образом. Прежде всего из-за растрепанной прически.

Одета она была в легкий, темно-синий шелковый пиджак, юбку в

мелкий белый горошек, скромные черные туфельки. Но, взглянув

на Таиску, невольно приходила мысль о том, что она давно не

смотрелась в зеркало: ворот пиджака завернулся внутрь, одна из

пуговиц трикотажной кофточки расстегнулась. Казалось, пятью

минутами раньше Таиска сошлась с кем-то в рукопашной

схватке и, проиграв ее, забыла привести себя в порядок.

Фризе понял, что его самые худшие прогнозы оправдались.

И правда, папки с делом Антонова на полке, куда обычно

приносили заказанные из хранилища документы, не было.

— Не ищите, Фризе! Заказанное вами дело на столе у

директора, — громко, на весь зал, крикнула заведующая. Это

было явное отступление от правил. Прежде свое неудовольствие

Таисия Игнатьевна высказывала только шепотом. От дела

остались только рожки да ножки!

Все исследователи. как по команде, подняли головы.

Владимир подошел к столу заведующей и сел. Ему не хотелось,

чтобы разговор с Таиской стал достоянием всех присутствующих,

но надежды посекретничать уже не осталось.

— Пропали все документы?

— Все пропало. Даже Опись! — Голос заведующей звенел от

возмущения. — Такой наглости я не припомню! Крали. Да!

Случалось. Крали редкие манускрипты, письма выдающихся

людей. Отклеивали старые марки. Тащили все, что можно было

потом продать коллекционерам. Но выдрать с корнем дело

какого-то безвестного попика?! — Таисия Игнатьевна с

ненавистью посмотрела на Фризе. Глаза в глаза.

— И это все — от разъевшихся «новых русских»! Все, что плохо

лежало, они уже прибрали к рукам. Теперь захотелось иметь

родословные, выглядеть респектабельно. Ах, мой дедушка князь!

A бабушка графиня! Закончила институт благородных девиц! И

вы помогаете им присваивать чужие титулы. Ясно же — за

ваших особых примет? Как изволите записать?

— Бесстыжие — сердито бросила проходившая мимо Генриетта.

Фризе и не заметил, как она вернулась. Вслед за ней вошла

заведующая. Ее глаза были заплаканными.

— Господин Фризе! — позвала она. — Можно вас на минутку?

Когда Владимир устроился на стуле перед ее огромным столом,

она сказала:

— Материалов по вашей теме больше нет. Будете заканчивать

свою работу?

В ее вибрирующем, готовом сорваться голосе Фризе опять

услышал едкую иронию, которой встретила его Таисия

Игнатьевна во время первого визита. Ему очень хотелось

сказать, что он ничем не заслужил такого обвинения. Но по

опыту Фризе знал: логика и разгневанная женщина — понятия

несовместимые.

— Нет, госпожа заведующая, не буду заканчивать. Мне так у вас

понравилось, что я решил потревожить и своих предков. Вы о

них очень своевременно упомянули.

— Для этого нужен новый запрос.

— Таисия Игнатьевна! — проникновенно сказал Фризе, — Не

требуется никакого нового запроса! Вы же сами выписали мне

пропуск на полгода. За это время я успею разобраться и со

своими предками. — И добавил совсем тихо, чтобы не услышали

остальные: — И съездить с вами на Москву реку. Покупаться.

— И правда! Я что-то зарапортовалась! — Она вздохнула. —

Пишите требование на предков.

На сегодня все его дела в архиве были закончены. Заказанные

материалы поступят в читальный зал только через два дня. И

никакие улыбки, никакие посулы свозить Таиску на дачу не

помогут получить их пораньше.

Фризе поднялся со стула. Генриетта смотрела на него с

надеждой.

ГЕНРИЕТТА ВСПОМНИЛА

— У тебя есть женщина?

— Почему ты не спросила, есть ли у меня жена?

— Не вижу обручального кольца.

— Так просто?

— Разве спрашивал?

— Спрашивал! Я даже подумала — не шпик ли ты?