Совершенство мыслящих существ, быстрота их

представлений становятся тем прекраснее и совершеннее,

чем дальше от Солнца находится небесное тело, на котором

они обитают.

Иммануил Кант.

Люди исчерпали свой Путь.

Надлежало изменить его

Шан Ян

Глава первая.

Подписка о сотрудничестве

Все расы равны

Конституция Империи

Людей, ст.1.1

Аристарх Фор почувствовал неладное, как только увидел этих

троих. Они шли, четко печатая шаг, и магнитные подковы их

каблуков гремели о плоский литавр палубы. На них были серые

комбинезоны без знаков различия, но их никак нельзя было

принять за гравиэнергетиков.

Или наладчиков ускорителей.

Или специалистов по системам противоэлектронной защиты.

Или любых других спецтехов холдинга «Объединенные

космические верфи», штаб-квартира Рамануссен, сектор Чаши, -

гигантской компании, выполнявшей с недавних пор три четверти

оборонных заказов Империи и, увы, в последнее время

несколько сократившей свою долю на рынке контейнерных

сухогрузов и частных яхт класса «люкс».

ОФИ. Объединенный Флот Империи. Семь Звезд и Дракон.

- Да, - сказал Аристарх. Кончики его крыльев встопорщились, и

усеивавшие их острые коготки слились в сплошную режущую

кромку, обдирая друг с друга слои лака. Аристарх только

порадовался, что он не был человеком. Если бы он был

человеком, он бы сейчас побледнел и пошел пятнами.

Темноволосый военный наверняка обратил бы на это внимание.

Но вряд ли он хорошо был знаком с психосоматикой барров.

Человек вскинул ладонь в приветствии. Каблуки щелкнули, как

курок.

- Коммодор Синего Флота Аоко.

- Чем обязан?

- Плановая проверка. Император просит составить нас рапорт о

продвижении ремонтных работ на борту ОФИ «Эдем».

Если бы Аристарху при поступлении на службу не отрезали

клюв, он бы вонзил его в себя. Или в незнакомца. Но сейчас

заложенная в него психофизиологическая программа диктовала

почти инстинктивное подчинение особи с более длинным носом.

- Прошу пожаловать в мой офис, - церемонно поклонился

трехметровый барр.

***

Кабинет исполнительного директора был его гордостью и

убежищем. Вся левая сторона кабинета была заставлена

голограммами отцов, братьев и племянников Аристарха. Вся

правая жидкокристаллическая стена была занята изображением

черного звездного неба, в который вплывали стальные фермы

станции и далекий елочный шарик Аркуссы.

Два года назад принц Севир выбил для Аркуссы два миллиардов

эргталеров на ликвидацию последствий наводнения в округе

Гиш. На поверхности планеты не было не то что реки или моря -

даже лужи на ней вот уже тридцать тысяч лет как не было, всю

воду доставали с трехкилометровой глубины, и ликвидировать

наводнение на Аркуссе было все равно что подогревать спичкой

голубую звезду.

Тогдашний министр финансов докопался до истины и поднял

ужасный шум. Шум возмутил императора Теофана, и министра

финансов посадили в тюрьму. «Если кто-то проворовался, -

сказал тогда император, - то следует доложить мне, а не

Аристарх Фор всегда полагал, что линейными называются суда с

линейным, а не циклическим ускорителем. Однако однажды в

книге, посвященной истории Земли, Аристарх прочитал про

линкор HMS Victory, с палубы которого человек адмирал Нельсон

руководил сражением при Трафальгаре в 670 г. до э.и.

Аристарх некоторое время пытался себе представить, где был

расположен линейный коллайдер у парусного корабля и как

вообще инженеры Земли в такое раннее время смогли решить

проблему использования гравигенераторов в атмосфере, а

потом понял, что адмирал Нельсон сражался на палубе какого

то другого линкора. Оказалось, что тогда «линейными»

назывались корабли, которые образовывали боевую линию.

После этого Аристарх долго соображал, что такое боевая линия

и зачем в нее строиться кораблям, потому что в космосе корабли

всегда строились в боевую стену, пока до него не дошло, что

линия - это та же стена, только в пространстве с числом

измерений меньшим на единицу.

- Дредноут «Эдем», - сказал исполнительный директор верфи, -

был флагманом Флота Освобождения во время войны с

харитами. На тот момент он являлся третьим по величине

кораблем Империи. Протяженность цитадели составляет 2300

метров, или 87% длины корабля в продольном сечении. В

защите корабля применен принцип так называемой

четырехфазной брони. Главный броневой пояс высотой двадцать

семь метров выполнен из арморпласта толщиной 510 мм, а в

районе гравикомпенсаторов и мостика, - 570 и 570 м.

Армопластовые плиты уложены на композитную рубашку

толщиной 20 мм. Поверх арморпластовых плит нанесена

наномолекулярная противолазерная броня, способная к

самосборке.

Четвертая фаза брони – силовое поле, наводимое переменным

полем Нессиса и эквивалентное арморпластовой плите

толщиной 740 мм. Арморпласт траверзных полупереберок имеет

толщину 490 мм. Барбеты лазерных установок имели толщину

530 мм, а броня в районе ракетных установок дальнего боя –

540 мм. Главный командный пункт имеет 600-мм стенки и 210 мм

крышу, а также автономные генераторы Нессиса. Палубные и

поперечные переборки имеют броню от 50 до 400 мм.

Четырехфазный принцип бронирования обеспечивает

достаточную энергию для разгона и прыжка. Корабль был

приведен сюда, на «Объединенные верфи», и с тех пор наши

инженеры и техники проделали титаническую работу по ремонту

и перевооружению корабля.

- Пять на десять в девятой эргталеров, - сказал темноволосый

коммодор, - из них два на десять в девятой – за последние

полгода. Работы полагалось закончить полтора года назад.

- Да, - кивнул Аристарх, - но три года назад было принято

решение установить на корабле тактические ракеты класса

«Каскад» с гипербоеголовкой «Борей», с дальностью локального

скачка в тридцати метров, и полезной нагрузкой до тысячи

двухсот килограмм. Нам пришлось переделать сорок две шахты.

А еще через полтора года вместо «Борея» решили ставить

новый «Борей-М», и это снова потребовало переделки корпуса.

Нам пришлось резать пятьсотсорокамиллиметровый арморпласт

с псевдоинтеллектуальным противолазерным покрытием.

Темноволосый коммодор глядел на сведенные когти барра.

Аристарх вспомнил, что на космофлоте читают отдельный курс

по психосоматике чужих. Может быть, этот проклятый коммодор

был отличником.

- Давайте посмотрим, - сказал коммодор.

- Конечно. Вот документация.

И Аристарх вежливо протянул коммодору белый

немаркированный чип.

Коммодор вставил чип в торцовый разъем. «Эдем» погас.

Вместо него на плоской поверхности стола загорелся логотип

Высокого банка Локры. Сухая веревочка букв предложила

владельцу чипа ввести произвольно выбранный код для

последующей индентификации, а также произвольную сумму

денег, которую он желает перевести на свой счет.

Глаза коммодора текли по строчкам. Аристарх затаил дыхание.

- Я должен осмотреть корабль, - и коммодор вырвал чип из

стола.

Двери кабинета беззвучно разошлись в стороны, и

исполнительный директор «Объединенных космических верфей»

обнаружил, что за ними стоят уже не трое, а девятеро.

Металлические сферы шлемов были наглухо закрыты, тяжелая

броня активирована, не позволяя определить, люди это были

или модификаты.

президента компании. Он даже подозревал, что его взяли на

работу именно потому, что барры всегда верны старшему.

В Гнезде это проблемы не вызывало. Так уж был устроен мир.

Поздний был верен Раннему, Ранний – тому, кто был еше

Раньше, тот, кто еще Раньше – тому, кто был еше Раньше, и так

как каждый нижестоящий член Гнезда никогда не мог предать

вышестоящего, в обществе царила полная гармония.

Проблемы начинались, если барр работал с людьми. Барр, -

разумеется, если лишить его клюва и яда, - никогда не мог

предать своего начальника-человека. Но это, увы, не означало,

что начальник-человек не будет предателем.

Через два часа Аристарх, вслед за темноволосым коммодором,

вернулся в капитанскую рубку. Здесь, в этой части корабля,

чувствовалось слабое тяготение, - дредноут входил в

искусственное гравитационное поле станции. На пульте горели

россыпи огоньков, и несколько явившихся с коммодором

офицеров Синего Флота деловито пощелкивали кнопками.

Вооруженная охрана была тут же. Трое техников стояли лицом к

стене, расставив ноги на ширину плеч и положив руки на стену.

Коммодор достал чип, который дал ему Аристарх, сунул его в

терминал и пробежал пальцами по клавиатуре, набирая

необходимые коды. Потом вырвал чип и сунул его в карман. От

эдакой наглости у Аристарха аж встопорщились перья.

- Ну что, евнух, - спросил темноволосый, - это корыто хотя бы

летает?

- Я не евнух, - сказал Аристарх, - я могу иметь потомство.

Взгляд темноволосого неторопливо пропутешествовал по чужаку,

снизу вверх, задержавшись на спиленном клюве и

наманикюренных когтеперьях. Кончики губ человека поползли

вверх, открывая белые великолепные зубы, и Аристарх понял,

что он сейчас отпустит какую-нибудь грязную шутку насчет

шансов на то, что какая-нибудь баррийская самка создаст семью

с самцом со спиленным клювом. Аристарх был по крайней мере

на метр выше человека. Он мог бы рассечь его одним

движением режущего крыла, как гравитационный кильватер

крейсера рассекает пополам зазевавшийся челнок. Но почему-то

Аристарху казалось, что человек глядит на него сверху вниз.

- Запусти ускоритель, Кари, - сказал коммодор.

И повернулся к Аристарху:

И именно корвет ван Эрлика потом устроил чудовищную бойню,

расстреливая тех, кто успел выбраться в космос в маленьких,

лишенных двигателей и оружия, спасательных ботах. Из двух

тысяч восьмисот человек, успевших сесть в боты, спаслись

двести семнадцать.

Каждый раз, когда Аристарх думал о том, что глава

«Объединенных верфей» предает императора людей, он

вспоминал про Эйрика ван Эрлика, который предал все

человечество.

Люди – ужасные создания.

Горошина Аркуссы висела в левом углу. Красная звездочка в

центре экрана мигнула и сменилась синим. Корабль вышел из

зоны гравитационной дифракции.

- Подготовка к прыжку, - сказал темноволосый коммодор.

Аристарх изумленно вздохнул. «Эдем» был наверняка способен

к прыжку. Провели же его через гипер пять лет назад! Но в этом

уж точно не было надобности. Любая инспекция могла убедиться

в состоянии корабля, не рискуя превратиться в ведро кварков,

расплесканное от звезды до звезды.

- Но зачем? – сказал Аристарх.

Закованный в силовую броню штурмовик ударил прикладом

веерника по мягкому подбрюшью над гузкой барра. Другой

выхватил из кармана стальные наручники, и через секунду

задыхающийся, ослепший от боли Аристарх был пристегнут за

шею к титановой решетке накопителя.

- Пятый, синхронизация, - сказал темноволосый в черную лапку

комма.

- Есть синхрон, - отозвались из реакторного отсека.

- Треть мощности, - приказал коммодор.

Сверкающее копье гравитационной линзы выросло до двухсот

километров. Тяжесть мгновенно стала нормальной, ускорение

перевалило за 600g, Аристарх с ужасом подумал о том, что

будет, если сейчас откажет гравикомпенсатор.

- Опора прыжка: альфа, семь, семь, три, альфа, один, шесть,

гамма, две семерки и пять.

- Есть опоры.

Цифры на экране сменяли друг друга.

- Пороговая мощность.

- Есть порог!

Огромный желудок космоса переварил серебристую капсулу

спасательного бота: она давно исчезла с экранов, и только в

тактическом кубе на расстоянии двух световых минут от

дредноута вспыхивал зеленый треугольник, при прикосновении

разворачивавшийся в целую лесенку технических характеристик,

запросов системы «свой-чужой» и цифр транспондерного кода.

Человек по имени Эйрик ван Эрлик сидел в капитанском кресле;

он был все в том же сером комбинезоне без знаков различия,

мешком свисавшем с худощавой фигуры. В гладкой сенсорной

панели отражалось его лицо: смуглое, неправильное, с

огромными черными глазами, впалыми щеками и чересчур

длинным носом. Правая бровь была изломлена там, где когда-то

в кожу над глазом вошел раскаленный осколок. Шрама не

осталось, но бровь, с этого места, шла вверх.

С обзорной панели в глаза Эйрику глядела Вселенная:

бескрайний бархат тьмы, засеянный редкими термоядерными

кострами; над звездами парил портрет розовощекого толстяка в

белоснежной форме, затканной золотом от погон до обшлагов, -

последний хозяин «Эдема», командующий Флота Освобождения

принц Севир. Портрет улыбнулся и вскинул руку в жесте победы,

а потом снял и надел белый берет командующего.

Из расступившихся лепестков люка плеснуло довольным

мужским гоготом. Ван Эрлик скосил глаза. За ним стоял его

старпом, Шеб.

- Трус, - сказал ван Эрлик, - какой трус. На этом корабле три

установки, каждая из которых способна компенсировать

семьдесят процентов максимального ускорения. Он приказал

покинуть дредноут после аварийного сброса одного из

компенсаторов.

Шеб был в какой-то полосатой майке и длинных серых

подштаниках. Как и от всякого человека, вылезшего из силовой

брони и не удосужившегося помыться, от него изрядно

пованивало. Шеб взмахнул крепким волосатым кулаком с

зажатой в нем стеклянной бутылочкой.

- Никогда не думал, что мы это провернем, - вскричал Шеб, -

клянусь яйцами ттакки! Девятьсот тысяч тонн металлолома! Еще

один такой рейд - и мы можем все купить по ферме и

выращивать биочипы до самой старости.

Ван Эрлик молча глядел на черную броню космоса, усеянную

себе домашних любимцев-мешочников, эдикт императора

Валентина приравнял владение лоеллианином к владению

лучевым и интеллектронным оружием.

Ван Эрлик выстрелил. Луч прошел лоеллианина насквозь,

испепеляя псевдокости, густо обросшие жгутами центральной

нервной системы. Палуба задрожала от удара трехтонной туши.

Поводырь в броне влетел в черный мешок, брызнула и зашипела

плавиковая кислота, используемая в вакуолях ксеноморфа как

источник энергии. Обмотка «блюдечка» перегорела, и вслед за

ней сорвало силовую петлю. Поводырь рухнул ничком, и,

ошарашенный, стал подниматься на ноги.

В воздухе отвратительно воняло жженым чужаком и керамитом.

Тут же двое свалились откуда-то сверху, как пауки, - один

закричал, когда выстрелом ему оторвало руку, другой и

закричать не успел.

Оба напавших были затянуты в черную с серебристым

просверком бронеткань. Цвет - ерунда, цвет этой экипировки

хамелеон, рассеянный чип сам определял преобладающие цвета

помещения и выбирал максимально незаметный, а вот на плечах

у этих парней, если приглядеться, можно разглядеть эмблему:

семь кругов – семь солнц семи цветов радуги, и все семь солнц

держит в когтях дракон с распахнутыми крыльями, с рогом на

лбу и глазом. Дракон – тот же хамелеон с пририсованными

крыльями, и сама Служба Опеки - хамелеон с когтями и

веерником...

Над головой загремела общекорабельная связь:

- Ван Эрлик! Именем императора - сдавайтесь!

Яйца ттакки! Если у них связь - то у них и обзор. Они видят его...

До аварийных ботов - две палубы.

Ван Эрлик поднял веерник и выстрелил - луч вздребезги разнес

черный видеошар, плававший над потолком. В следующую

секунду луч рубанул наискось по вентиляционной решетке - та с

грохотом упала, открывая путь на нижние палубы.

Ван Эрлик головой вниз бросился в отверстие.

Когда он пролетал между пятой и шестой палубой, «Эдем» мягко

содрогнулся, кто-то врубил компенсаторы на двойной режим,

палубы с удесятеренной скоростью рванулись мимо, и ван

Эрлик, вместо того, чтобы приземлиться на руки в легком поле

инверсного тяготения, с хрустом вляпался в пол с ускорением в

объема карцера, и ван Эрлик заметил, что коробочка

голопроектора находится у него в ногах, где-то на уровне пояса.

Коробочку было довольно легко закоротить. Для этого

достаточно было плеснуть в нее водой, или (ван Эрлик повертел

облепленной биопластом башкой и ничего, кроме себя, койки и

Теофана, в карцере не обнаружил) – или попросту на нее

помочиться.

Ван Эрлик отбросил простыню и резко сел на кровати. И тут же

тело, сверху вниз, вспорол клинок боли, - колени пирата

подогнулись, он рухнул на пол, подставил руку, чтобы уберечь

голову, и новая боль была уже не клинком, а волной, океаном,

накрывающим пловца с головой и бьющим его о камни.

Боль отпускала минут пять. Ван Эрлик, мокрый, сидел спиной к

стене, откинув голову и вытянув перед собой руки. На них

красовались нейронаручники. Любое резкое движение - и

соответствующий импульс твоей нервной сети транслируется

браслетом и возвращается обратно болью. Чем быстрее

движение, тем острей боль.

А он, ван Эрлик, двигался очень быстро.

Встав так осторожно, будто он был стеклянный, ван Эрлик

повернулся лицом к коробочке голопроекта, и расстегнул мотню.

Император зашипел и погас. Стальная стена за спиной пленника

отъехала в сторону.

Ван Эрлик неторопливо повернулся. Около растворившейся

диафрагмы двери стояли двое «боевых хамелеонов».

Камуфляжный режим был отключен, комбинезоны сияли

ослепительной белизной, которая по мнению Службы Идей

должна была означать необычайную чистоту помыслов Службы

Опеки. Но для любого, хоть немного разбирающегося в

биочипах, она означала просто один из режимов работы

комбинезона-перевертыша.

У «хамелеона», стоявшего справа, на плечах были нашивки

курсанта Высшей Школы Опеки. Ему было лет шестнадцать, не

больше – возраст, в котором на патриархальном Харите уже

становились мужчинами, а в более индустриальных обществах

еще только заканчивали школу. У него был пухлый детский

подбородок и глаза цвета арморпласта.

- Что ж вы императора-то в карцере держите, - спросил ван

Эрлик, неторопливо застегивая ширинку.

сновали кривые и числа, и у человека за столом, были белые

волосы с черными кончиками и глаза с характерным

фиолетовым просверком, выдававшем уроженца столичной

Митры. На белом кителе сверкали серебряные погоны, на груди -

алый трилистник. Медаль «За доблесть и принца Севира», -

выпущенная в считанных экземплярах после войны. По

официальной формулировке, медаль вручалась «не токмо за

героизм и храбрость, но ежели отличившийся совершил нечто,

приблизившее час победы над чудовищами, или действиями

своими способствовал устранению смертельной для

человечества угрозы». Всего медалей было роздано двести

тринадцать штук, к каждой полагались сорок тысяч гектаров

земли на планете рождения. Если присмотреться, было видно,

что ровные полоски погон слегка шевелятся: параживая ткань.

Технология локров.

Но не человек приковал к себе внимание ван Эрлика.

Вдоль левой стены медотсека,отражаясь в гроздьях экранов и

слепя глаза зеркальными гранями, стояли тринадцать

саркофагов с включенной системой искусственного

жизнеобеспечения. Посверкивали зеленые огоньки,

свидетельствуя исправную работу оборудования, и время от

времени над командным столом вместо цифр и кривых

возникало чье-то запрокинутое, без кровинки, лицо.

Тринадцать саркофагов, которые в любой момент могут

превратиться в тринадцать гробов. Тринадцать выживших

членов его команды.

Позвоночник ван Эрлика заледенел.

Стажер усадил ван Эрлика в кресло напротив командного пульта

и захлопнул тяжелые захваты на руках и ногах. В грудь впились

присоски датчиков. Напоследок курсант снял нейронаручники,

повернул правую руку ван Эрлика ладонью кверху и всадил в

вену тонкий волос детектора.

В ходе допроса сотни датчиков проанализируют реакции

пленника; прочтут все, что можно прочесть, и часть того, что

прочесть невозможно. Ван Эрлик не сомневался, что запись

допроса будут изучать снова и снова, хотя основные данные

сидящий перед ним человек мог видеть уже сейчас. Ван Эрлик

не думал, что изучение записи много добавит сидящему перед

ним человеку. Он наверняка читал приборы в реальном времени.

красные, сенсор щелкнул снова.

- Или ты разговариваешь, или они умирают, - сказал Станис

Трастамара.

Ван Эрлик молча кивнул. Горло его пересохло. Молоденький

курсант подошел к нему сзади и поднес к его губам стакан с

прозрачной жидкостью, которая с равным успехом могла быть

водой, антифризом или сывороткой правды. Ван Эрлик пил, пока

вода не потекла за ворот.

- Скажи «да».

- Да.

- Скажи – «да, сэр».

Ван Эрлик молчал. Полковник чуть усмехнулся. Его волосы

казались отлитыми из вольфрама.

- Два года назад ты ограбил торговый конвой в секторе Роза.

Груз принадлежал государственной компании. Возглавлял ее

свояк министра торговли. Какова была реальная стоимость

добычи?

- Четыре на десять в седьмой эргталеров, - сказал ван Эрлик.

- Свояк министра торговли заявил сумму убытков у четыре на

десять в восьмой. Ты подтверждаешь, что он лгал?

- Это его дело. Я выручил за груз двадцать миллионов. Краденое

вдвое дешевле.

- Полтора года назад ты ограбил поместье некоего

Аркова, главы корпорации «Райлех». Больше всего в этом

грабеже господина Аркову взволновала пропажа его коллекции

бумажных книг дозвездной эпохи. Арков знал, что император

увлекается собиранием этих редкостей, и намеревался сделать

ему подарок. Но книги пропали, а спустя два месяца губернатор

Исхейи, старый враг Арковы, подарил императору коллекцию

редких книг и получил для племянника выгодный заказ на

отделку императорской яхты. Кто заказал тебе этот грабеж,

Эйрик?

- Никто.

Полковник саркастически покосился на показания датчиков.

- Восемь лет назад, при ограблении пассажирского лайнера

«Спартак», ты лично всадил пулю в голову губернатору Тирры.

После этого губернатором планеты стал его племянник. За три

недели до гибели губернатора племянник перевел на счет

неустановленного владельца три миллиона эргталеров. После

стажера.

- Смотри какая интересная вещь, - сказал полковник, -

«Объединенные верфи» получили два на десять в девятой

эргталеров. Потом еще полтора. Потом еще два. «Эдем» - самый

дорогой корабль, построенный за пределами Императорских

Эллингов. Рань или поздно корабль бы пришлось предъявить.

Скандал был бы тот еще. А теперь никакого скандала нет. Где

пять миллиардов? На «Эдеме». Где «Эдем»? Угнали враги.

Ярко-голубой свет, казалось, выжигал исподнюю сторону век.

Вряд ли опытный палач Трастамара сделал ошибку и принял

свою собственную световую норму за располагающий

допрашиваемого полусумрак.

- Ты пытаешься врать, чтобы не подводить деловых партнеров.

А ты знаешь, что «Объединенные верфи» давно не принадлежат

Нину Ашари? Их реальный владелец – принц Севир. Ты видал

пневмокрепежник? Такую штуковину, которая выплевывает

жидкие гвозди? Говорят, принц лично пробил этой штукой колени

Ашари.

Смуглое некрасивое лицо ван Эрлика осталось совершенно

неподвижным. Уголок заломленной брови чуть дернулся.

- Кто поручил тебе угнать корабль? Кто снабдил тебя кодами?

Сколько ты получил за угон? От кого?

Рука Станиса Трастамары легла на крышку саркофага.

Эйрик наклонился вперед, так стремительно, что полутонное

кресло чуть не сдвинулось с места, а линии на столе заметались

стайкой разноцветных колибри.

- Сделай милость, - сказал ван Эрлик, - поверни. Я – мертвец.

Мои люди все мертвецы. Нас приговорили к смерти двадцать

раз. Лучше умереть во сне, чем на стенде. Ты дурак, полковник.

Тебе нечем меня пугать. Я купился один раз - я не куплюсь

второй.

- А что ты сделаешь, чтобы они были живы?

Сердце ван Эрлика прыгнуло. Уже открывая рот, он понял, что

его слова будут ошибкой. И что это та самая ошибка, к которой

Трастамара шел с начала беседы. Все остальное – и саркофаги,

и датчики, и нестерпимый, на грани пытки свет, - были лишь

антуражем. Декорацией. Пышным фоном, с помощью которого

фокусник отвлекает внимание от того, что действительно

происходит на сцене. И все же ван Эрлик договорил фразу до

приказал поджарить планету с орбиты. Он убил всех твоих

друзей, Эйрик, и людей, и чужих, и он сделал это потому, что

маленькая бескровная война должна была привести его на

престол. Так как война оказалась не такой уж маленькой и

совсем не бескровной, он до сих пор вместо престола сидит на

Рамануссене.

Трастамара помолчал.

- Это проблема продолжительности жизни. Когда-то люди жили

недолго. Человек рожал сына в двадцать и умирал в пятьдесят, и

сын был почтительным сыном и верным учеником. Императору

Теофану семьдесят четыре, и он бодр и здоров. Принц Севир не

хочет ждать еще пятьдесят лет.

- Отдай императору меня и это разбитое корыто, и принцу

Севиру придется ждать до следующего Большого Взрыва.

Полковник помолчал. Его фиолетовые глаза были теплыми, как

жидкий азот. Крепкие руки с длинными аристократическими

пальцами, - пальцами прямого потомка Живоглота, - лежали на

столе совершенно неподвижно. Из-под смуглого запястья,

унизанного кружками коммов, разбегались инверсионные следы

вен.

- Ты знаешь, - сказал Станис Трастамара, - что шесть лет назад

принц Севир стрелял в Генерального прокурора? Генеральный

прокурор расследовал исчезновение племянника императора, и

так как принцу Севиру не понравились предположения

прокурора, он зашел к прокурору во время коллегии, и стал

стрелять ему по ногам. Прокурор прыгал, принц стрелял, а

зрители побежали прочь, и по итогам этой стрельбы император

уволил прокурора. Что с того, что я покажу эти бумаги? Пять на

десять в девятой эргталеров? По нынешним временам - пустяк.

Я Трастамара, а он – сын императора. Меня бы сдали на

биочипы. Но если ты выяснишь, что происходит на Рамануссене,

и привезешь доказательства, то на биочипы сдадут принца

Севира. С властью не шутят. Император простит сыну все.

Позорную войну, украденные миллиарды, пропавшего

племянника, Нина Ашари, которому в тюрьме вогнали гвозди в

колени, чтобы он отдал свой холдинг, и танцовщиц, которым эти

гвозди вгоняют в колени просто так, от скуки. Но вот покушения

на трон он не простит.

Эйрик ван Эрлик молчал. Станис Трастамара откинулся в кресле,

от фиолетовых гляделок полковника. Пот заливал лоб под

биопластом, немилосердно жег шрам.

- Ты пересолил, Трастамара, - сказал ван Эрлик, - Ты почти

купил меня. Но ты пересолил. Я знаю вашу породу. Вы убийцы и

трусы. Ты не умеешь переживать за тех, кого ты убил. Ты только

умеешь говорить то, что нравится твоему собеседнику. Я не

думаю, что ты спрятал трупы и переживал по этому поводу. Ты

знал, что начальство тебя наградит, если ты спрячешь трупы. И

ты знал, что мне понравится, если ты будешь играть роль

раскаявшегося палача. Ты пересолил два раза. Сначала - когда

вон тот щенок заступился за меня в карцере. А второй раз

сейчас. Обещав жизнь друзей. Вы всегда обещаете – в обмен на

душу. А когда человек продает вам душу, он обнаруживает, что в

контракте было примечание. Мелким шрифтом. Ваша империя

умеет лишь убивать и лгать. Вашему императору плевать на

пять миллиардов налогов и на убитых племянников. И если ты

получишь от меня компромат на Севира, ты пойдешь и продашь

его самому Севиру. И ты будешь смеяться, когда по твоему

приказу мне всадят луч в голову, а потом в оплату ты попросишь

от Севира Службу Опеки и еще одни орден. И будешь

рассказывать очередному дураку, как он жжет тебе сердце.

Наследственный генерал империи, полковник Станис Александр

Рашид Трастамара молчал несколько мгновений. Потом

повернулся к молоденькому курсанту и приказал:

- Забери его и убей.

***

Все остальное произошло очень быстро. Два охранника отвели

ван Эрлика в соседнюю палату. Жестом ему велели лечь на

операционную койку, а когда ван Эрлик не шелохнулся, его

скрутили и привязали к койке за несколько секунд. Почему-то с

того момента, когда Трастамара произнес свой приказ, всякая

воля к сопротивлению покинула ван Эрлика. Он молча смотрел в

потолок и только желал, чтобы все поскорее закончилось.

Откуда-то появился медтех со шприцем, наполненным

мутноватой жидкостью. Трастамара вошел в палату и

остановился справа от койки.

Все так же молча медтех проверил шприц и всадил его чуть

шелуха печеной картошки; биопласт на лбу, казалось, налился

свинцом, при каждом выдохе в воздухе повисало облачко пара.

Ему казалось, что кто-то вспарывает его тело изнутри: острым

молекулярным ножом каждую клетку. Боль превратилась в пытку,

а пытка – в ад.

В палате никого не было. Эйрик попытался что-то сказать, но его

язык зацепился за губы. Под прикрепленными к коже датчиками

жгло и буравило. Кривые отплясывали на экранах пьяный танец.

Руки ван Эрлика сами потянулись к красной кнопке, но пальцы

его не слушались.

Эйрик потерял сознание.

***

Ван Эрлик очнулся на той же самой койке. Полковник Станис

Трастамара сидел на краю одеяла и смотрел на ван Эрлика

большими печальными глазами. Руки ван Эрлика были

свободны, он попытался пошелевить пальцами, и обнаружил,

что тела у него нет. Вместо тела был кожаный мешок с

растворенными обрывками нервов.

- У тебя очень сильный организм, Эйрик, - сказал Трастамара, –

ты продержался семь часов. Так ты согласен?

Эйрик моргнул в знак согласия.

- Хорошо. Я жду тебя на Митре через три стандартных месяца.

Ты угнал «Эдем» - попробуй-ка угнать то, что строят на

Рамануссене. У нас с тобой появится валюта для торговли. У

тебя будет корабль, у меня – твои люди.

- А если я опоздаю на пять дней?

Голос ван Эрлика был тихий и хриплый. Звуки прятались за

губами, как нашкодившие первоклашки в подвале, их

приходилось выталкивать силой.

- Тогда, Эйрик, тебе ничто не поможет. Штамм Венора ведь не

убит. Просто микроорганизмы, запускающие процесс,

парализованы токсином. На время. Срок действия токсина

истекает через три стандартных месяца и два дня. Я не советую

тебе пытаться заменить кровь. Штамм Венора уже везде.

Бактерии угнездились в печени, мышечной ткани и костном

мозге. Разумеется, можно создать противоядие, но на это нужно

несколько лет. А у тебя в запасе три месяца.

Наследственный генерал империи, полковник Станис

Трастамара молча оглядел в зеркале ослепительно белые

полоски погон, на которых, благодаря биохимии локров, никогда

не бывало пятен, поправил алый трилистник медали, повернулся

и вышел.

Глава вторая

Губернаторское гостеприимство

Боевой корабль – это машина по

производству трупов. Если вы правильно организовали

производство, трупы не ваши

Император Чеслав

Стажер Чеслав плохо спал без своего любимого сна.

Месяц назад, после второго курса, Чеслав оказался на Большом

Императорском приеме. На прием приглашали только тех, кто

набрал свыше ста баллов, и Чеслав оказался на приеме, потому

что окончил курс экстерном, и набрал сто двадцать очков.

Кадет Чеслав не спал всю ночь перед приемом, он выгладил

форму и щеточкой чистил сапоги. Утром он отправился на

пробежку, как обычно.

В императорском дворце было семь крыльев, по числу Секторов,

и семьдесят парадных залов, по числу покоренных миров, и

каждый из семидесяти залов был отделан минералами и

растениями данного мира; ослепительно белый порфир Альтайи

сменялся голубоватыми малахитами Ттакки-5, и в зале Ксианы

силовые поля прижимали к стене фосфоресцирующую воду,

заполненную мириадами крошечных шестигранных существ,

образовывавшие в своем беспрестанном движение узоры с

такими высокими степенями симметрии, что почти полтора века

ксианитов считали разумными существами.

Теперь Ксиана была осушена. Ксианиты остались лишь в

аквариумах да в зале Ксианы.

Когда кадет Чеслав попал в Зал Всех Миров, он увидел, что пол

себя кадету. С той только разницей, что пространство,

причитавшееся одному заключенному, они разделили на три

части: жилой отсек, рубка, и шлюз.

Челнок класса «Подсолнух» был излюбленным кораблем во

флоте ван Эрлика, и главной тактической единицей

оперативного штаба СО. Сходные задачи влекли за собой

сходные технологические предпочтения.

Все было в норме: приборы дремали или светились зеленым,

пилотское кресло было пусто..

Пусто?

Чеслав рывком сел, тут же влепившись головой о переборку. Сон

как рукой сняло.

В катере стояла могильная тишина. Тяготение составляло около

единицы, но вибрации, сопровождавшей работу компенсаторов

крошечного «Подсолнуха», явно не было. Не было слышно и

шелеста систем жизнеобеспечения, не выключавшися в космосе

ни на минуту.

Пока Чеслав спал, преступник выбрал планетку себе по вкусу и

сбежал!

Чеслав выкатился из каюты, взлетел вверх по укрепленной

поверх санитарного блока лестнице и кинулся в раскрытый

внутренний створ шлюза.

Уже в шлюзе Чеславу пришло в голову, что он действовал, как

распоследний дурак, что надо было для начала включить обзора

и полюбопытствовать, где стоит корабль - а вдруг посереди

болота из азотной кислоты? – но лепестки уже разошлись,

открывая Чеславу вид на окрестную местность.

В сером освинцованном небе плыли тучи, похожие на

взорванные штурмовые челноки, и из них сеялся крупный снег.

Снег таял, едва коснувшись земли, ничуть не скрывая ее наготы

- и оттого Чеслав с дрожью понял, что челнок стоит в самой

середине плазменного пятна. Десять лет назад почва на глубину

пять метров вскипела здесь, все микроорганизмы и растения

сварились в адском огне, плодородный чернозем превратился в

спекшийся песок - но вот теперь, потихоньку, ветер наметал на

обоженную землю плодородную пыль, и странная зелень, то ли

не убоявшаяся мороза, то ли вот-вот готовая от него погибнуть -

потихоньку брала свое.

Это совсем не походило ни на один из Семидесяти Залов,

капсулы.

- Здесь нормальный воздух, - спокойно отозвался Эйрик. - До

того, как на планете появились люди, воздух здесь был

непригоден для дыхания человека. Но лет через пять после

Поселения хариты изменили для людей воздух. Можешь дышать

сколько влезет.

Стажер беспокойно завертел головой.

- А-а... Где же они сами?

Пират молчал. Его глаза были того же цвета, что и земля после

плазменного удара.

- Но их же не убили - не всех, то есть! Просто вас, людей -

освободили от их ига, а их… император в своем бесконечном

милосердии даже им позволил стать подданными империи… и…

пользоваться всеми правами и возможностями… вплоть до

пенсии и страховки…

Голос стажера звучал как-то неуверенно.

- Они живы? – шепотом спросил Чеслав.

- Они живы, - сказал Эйрик, - они не хотят со мной говорить.

- Почему?

Эйрик ван Эрлик не ответил.

- Иди.

- Но…

- Я не наследный принц, а ты не кормилица, чтобы меня

опекать. Пойди погуляй. Подыши воздухом планеты, которую

чужая раса сделала пригодной для жизни людей. Может быть,

это будет полезно для сотрудника службы, которая занимается

тем, что отравляет жизнь везде, где только сможет. Для

преставителей своего же собственного биологического вида.

Смуглое лицо преступника ничего не выражало. Голос звучал

монотонно и сухо. Чеслав вдруг вспомнил, как три дня назад этот

человек равнодушно согласился на смерть собственных людей –

более того, бравировал этой смертью, бросал вызов самому

главе Оперативного Штаба.

Неужели он до сих пор верит в то, что чудовищные чужаки

вложили ему в голову? Это было всем известно – хариты

контролировали разум людей! Они превращали их в зомби,

готовых исполнять самые чудовищные приказы.

Семь Звезд!

Это произошло за год до его рождения, но он знал все, он видел

обрывом начиналось черное небо.

- Подожди! Парень! - отчаянно закричал Чеслав.

Ребенок оглянулся. Чеслав прыгнул. Затрещала прочная ткань

курточки - ребенок, неведомо как выживший на пустой, давно

убитой планете, забился в его руках.

- Тише, - сказал стажер, - тише, все будет хорошо.

Вдруг глаза мальчишки сделались угольно-злыми, и он довольно

таки ловко двинул стажера коленом в пах. Чеслав,

растерявшись, выпустил мальчика.

Тот мгновенной птицей взлетел на обрыв, Чеслав - за ним.

Мелькнула внизу тридцатиметровая пропасть.

- Нет! - закричал Чеслав.

Мальчишка прыгнул. Стажер застыл в ужасе на краю обрыва - но

через мгновение понял, что мальчишка на разобьется. Он летел

вниз как-то очень медленно, словно над ним распустился

невидимый парашют, и когда паренек коснулся земли,

перевернулся и вскочил на ноги, Чеслав внезапно выхватил

веерник и начал палить в воздух.

Воздух тут же стал густеть и сворачиваться, как молоко.

Очертания предметов переломились, словно между Чеславом и

горизонтом встала гигантская линза. Чеслав выстрелил - и новый

миллион килоджоулей неожиданно разлетелся снопом искр о

непонятную преграду.

В следующий миг что-то невидимое, но мощное толкнуло его в

спину, Чеслав поскользнулся и, не удержавшись, кувырком

полетел вниз. В последнее мгновение перед приземлением

Чеслав дотянулся до кнопки на поясе, - шумно ухнул

антигравитационный патрон, падение на миг замедлилось, земля

перевернулась и шлепнулась в лицо.

Он очнулся очень скоро - вечер еще не успел превратиться в

ночь. Он лежал у подножия обрыва, живой и невредимый, а

мальчишка сидел на корточках рядом и смотрел ему в глаза. Как

и все мальчишки в этом возрасте, он состоял из одних царапин и

спутанных черных волос. Голые ноги пошли пупырышками от

холода. Он был вдвое моложе Чеслава, и потому Чеслав с

полным на то правом мог считать себя по сравнению с ним

опытным искушенным оперативником.

- Ты кто? - спросил мальчик.

- Меня зовут Чеслав. Я… э…э… пилот этого челнока. А ты кто?

которых глядели настороженные глаза.

- Мне не говорили.

- Почему ты побежал от моего товарища?

- Потому что люди, которые прилетают сюда - плохие люди, -

сказал мальчик. - Они роются в том, что осталось от мира, и

когда они появляются, надо выключать свет и уходить из дома.

- Сюда кто-то прилетает? – с изумлением спросил Чеслав.

- Почему бы нет? – тускло отозвался ван Эрлик. – Если вы кого

то окрестили дьяволом, всегда найдется масса желающих

продать дьяволу душу. Собирайся, Денес, да побыстрей. Со

мной тут никто не хочет разговаривать, а ждать гостей нам не

имеет смысла.

***

Так получилось, что им не повезло.

Эйрик уже лежал в кресле пилота, когда в тактическом кубе

возник неопознанный белый треугольник. Руки ван Эрлика были

опутаны внешними сенсорами, глаза закрывал летный шлем: по

панели бегали дьявольские разноцветные огоньки, дублируя

изображения, передававшиеся на внутреннюю поверхность

шлема.

- Развертка! - заорал Эйрик - двадцать вправо! Вверх!

Увеличение!

На экране плыли грязные облака.

- Бета-диапазон!

Облака погрузнели, налились желтым - и сквозь эту желтую

пленку проступила черная плывущая точка. С такого расстояния

точка перемещалась плавно и неспешно, но «коробок»

определял ее скорость в три маха.

А потом на экране проступила еще одна точка, куда более

медленная и жирная, стремительно превращавшаяся в черный

закругленный кокон, словно танцующий на своем хвосте.

- Космоатмосферник и корабль на орбите, - сказал Эйрик, -

двигатели на нулевой режим!

- Плотность потока на тридцать процентов ниже критической, -

раздался бесстрастный голос машины, - борт к взлету не готов.

- Я хочу домой, - сказал мальчик, - пожалуйста, я хочу домой.

Эйрик повернул голову и что-то прошипел. Чеславу на мгновение

посвист.

- Не выйдет. Отдавай мальчишку и возвращайся на базу.

Их явно приняли за патрульный катер.

- Во-первых, - сказал ван Эрлик, - мне не кажется, что нас

отпустят на базу. Как только мы отдадим мальчишку, мы вам

станем не нужны. Куда проще сбить нас на взлете и списать все

на харитов. А во-вторых, вы удивительно ненаблюдательны. Вам

даже не пришло в голову задуматься, почему мальчик, который

умел скрыться от ваших зондов, оказался в нашем корабле

добровольно. Вам не кажется, что мы знаем о харитах больше

мальчишки?

И, не дожидаясь ответа, ван Эрлик врубил левую пару

планетарных двигателей. Никто и никогда не стартует с планеты

на одной паре двигателей -- корабль неминуемо завалится и

спустя несколько секунд после старта врежется обратно в

землю. Катер - не космоатмосферник. Соотношение его массы к

мощности двигателей несколько меньше, но все равно

стартовать на левых двигателях с него никто, сколько было

известно Чеславу, еще не пытался. Как никто не пытался

перепрыгнуть пропасть на одной ноге.

Катер рыскнул. Земля встала дыбом, Чеслав на миг увидел

струи пара и огненные клочья грязи, вылетающие из сопел.

Противник замешкался. Капитан космоатмосферника тоже

никогда не видел косого старта, - и, смущенный последними

словами собеседника, он никак не мог решить, что делать -

стрелять? Самому уйти вверх, дабы спасти катер с драгоценным

мальчишком и, возможно - не менее драгоценными пилотами?

Поверхность планеты встала вертикальной стеной. Катер,

заваливаясь, словно летел по узкому коридору между почвой и

облаками.

В следующую секунду, за мгновение до того, как столкновение с

землей стало необратимым, ван Эрлик врубил правые движки.

Мир закрутился волчком. Катер рванулся вверх, вверх, прочь от

выжженной войной планеты - минуя сверкающую паутину, в

центре которой висел сторожевик. Где-то в полукилометре над

почвой катер сильно тряхнуло, словно он ударился о невидимую

стену. Но напряженность силового поля падает обратно

пропорционально кубу расстояния. На такой дистанции поле

было не плотней листа бумаги, - катер рыскнул, отчаянно взвыл,

это было - оружие харитов?

- У харитов нет оружия, - прозвучал насмешливый ответ, -

держитесь крепче, детеныши. Мы уходим в гипер у внешнего

слоя атмосферы, если не хотим познакомиться с тем, кто

болтается на орбите.

***

Наследственный генерал империи, глава Оперативного Штаба

Службы Опеки полковник Станис Александр Рашид Трастамара

сидел в кресле перед монитором транссвязи и глядел на

разноцветные сполохи на экране.

Десять стандартных минут назад ординарец почтительно

доложил ему, что с ним хочет говорить светлейший Ассен Ширт,

начальник Службы Опеки, хочет с ним говорить. Канал связи

был установлен, - информационный луч прорезал

гиперпространство, стянув в одну точку добрых две сотни

световых лет, треть ресурсов «Астарты» работала на поддержку

канала, передающая установка на Митре пожирала столько

энергии, сколько небольшой молибденовый завод, - а его

сиятельство Ассен Ширт не торопился нажать на кнопку приема.

Может, брился. Или рассматривал свое отражение в зеркале.

Или занимался любовью с секретарем.

Трассвязь была абсолютной монополией государства. Частных

компаний в эту сферу не допускалось. Сообщения обычных

граждан передавались только как записи после просмотра их

Службой Опеки.

Одна минута транссвязи потребляла столько же энергии, сколько

переброска шестидесяти тысяч тонн массы покоя на

аналогичное расстояние. Масса покоя «Астарты» составляла

пятьдесят четыре тысячи тонн, а время прыжка до Митры –

семьдесят три часа; стало быть, потраченной за эти десять

минут энергии фрегату хватило бы на тридцать дней в гипере.

Это впечатляло.

Особенно это впечатляло для цивилизации, чья денежная

единица была привязана к энергии. Энергии, которой вот уже

третий месяц не видели имперские истребители над крупнейшей

в этом секторе базе на Баррой.

Наконец цветные полосы распались, - и на Трастамару сквозь

Службы Опеки и троюродный брат первого министра Хабилунки,

с детства считал, что рот нужен для двух вещей, - чтобы жрать и

чтобы хвастаться.

- Да, - сказал полковник, - это огромный успех. По счастью, это

общий успех Службы. Передайте моему другу Тино, что я

поздавляю его, ибо мы все вместе служим одному делу –

Империи Людей, и какие-то распри между нами неуместны.

***

Они вышли из гипера в пятидесяти миллионах километров от

Лены и вот уже двенадцать часов шли вглубь системы, излучая

транспондерный код курьера Службы Новостей; автоматические

станции передавали их друг другу; таможня отказалась от

осмотра после каких-то малопонятных Чеславу переговоров, и

крошечная горошина планеты уже выросла до огромного,

позолоченного солнцем диска, похожего на круглую яшму с

белыми прожилками облаков.

Чеслав, в пилотском кресле, от волнения грыз ногти. Они

должны были войти в атмосферу через двадцать минут, по

меньшей мере пять орбитальных фортов вели катер, но ван

Эрлик до сих пор не пытался сбить их с толку; не связался с

сообщниками или с мафией. Все шло так, как будто они и в

самом деле собирались сесть по предписанной тракетории на

официальном космодроме, - но как это мог сделать человек, за

голову которого любой служащий космодрома получил бы два на

десять в десятой эргталера?

Ван Эрлик, в кресле второго пилота, с легкой успешкой

наблюдал за стажером, идущим точно по курсовому лучу.

- Вход в атмосферу через пять минут, - сказал Чеслав, -

приготовить «трутня», сэр?

- Нет.

- Мы будем садиться на космодром в Карре?

Пират, не отвечая, лениво протянул руку. Комм-пульт ожил. С

него смотрел пожилой грузный человек в белом, расшитом

цветочками пончо.

- Привет, старый лис, - сказал Эйрик, - я слыхал, что в твоей

столице вот-вот зацветут лилии, - и подумал - неужели у моего

приятеля не найдется местечка, откуда я мог бы ими

высоты, не горка, а холм по местным масштабам, - на которой

расположилась резиденция губернатора, возвышалась над

западными пригородами. Дворец напоминал паутину,

подвешенную последними лучами заката к невидимым, парящим

на орбите спутникам.

Из кружевной беседки, где был накрыт ужин на четверых,

открывался прекрасный вид на город, и на самой грани между

городом и резиденцией раскинулся залитый огнями парк Пяти

Тысяч Героев, - разноуровневые прожекторы, сиреневые шары

деревьев, и над ними, в воздухе, - серебряная стрела,

увенчанная древним десантным катером.

Над массивным столом парил огромный красный конус из

переливающихся углей; гости особыми вилочками цепляли

сырые ломтики чего-то, что, на взгляд Чеслава, могло быть с

равным успехом моллюском, мясом или овощем, и сами клали

их в угли. Угли шипели, из шара стекал пьянящий ароматный

сок.

В воздухе лениво кружились несколько шаров, излучающих

теплый красноватый цвет; вверху, над шарами, поблескивала

голографическая копия памятника Пяти Тысячам. Губернатор

Тарета был верным слугой отечества. По его распоряжению

копия памятника должна была быть закуплена каждым

учреждением на Лене, частным ли, государственным. Кстати, и

монополией на производство патриотических сувениров владела

сестра губернатора.

Угли уже догорали. Сырые ломтики кончались, к великому

облегчению Чеслава, который боялся опозориться.

Губернатор Эрад Тарета, полный, длинноволосый мужчина лет

шестидесяти, положил на тарелку двузубую вилку,

удовлетворенно рыгнул и откинулся в кресле.

- Я и не знал, что у тебя такой взрослый сын, Эйрик, - сказал

губернатор.

Ван Эрлик улыбнулся. От всей его фигуры исходило довольство

и уверенность; довольство хорошей пищи, уверенность дорогого

костюма и гладко выбритых щек. Это был совсем не тот человек,

который, сломленный болью и смертью, капитулировал перед

главой Оперативного Штаба, не тот, кто с веерником в руках

сидел в разрушенном доме на выженной планете; наглый тип,

ненавидящий людей и любящий деньги. Такого невозможно

самые уши, и, чтобы скрыть свое смущение, с размаху глотнул

неведомого дива, выращенного на дезактивированной почве

далекой Земли.

Жидкость едва не обожгла небо, Чеслав закашлялся. Далекий

напиток легендарных предков, по правде говоря, оказался

довольно-таки гадким. На его, во всяком случае, вкус.

Губернатор щелкнул пальцами и сказал:

- Детка. Оставь нас.

Девушка улыбнулась. Платье ее стало розовым. Глаза еще раз

встретились с глазами Чеслава. Она улыбнулась и вышла.

Губернатор перевел вопросительный взгляд на Чеслава.

- У меня нет тайн от Че, - сказал ван Эрлик.

Губернатор запустил руку в карман и вынул оттуда карточку

Высокого банка Локры. Локрийские кредитки позволяли снять

безо всяких документов положенные на них суммы в любом

банке империи. В качестве владельца они опознавали любое

лицо, введшее в них произвольно выбранный код. Служба Опеки

очень любила эти кредитки.

Губернатор вежливо поклонился и протянул карточку ван Эрлику.

Ван Эрлик ответил таким же поклоном. Одна его рука накрыла

карточку, другая забегала по ней, вводя случайные цифры.

Чеслав, не отрываясь, глядел на пирата: на длинные, чуть

сплюснутые пальцы с неровно остриженными ногтями, на резко

выступающие бугры костяшек и на его смуглое, резко

вылепленное лицо с короткими темными волосами и черными

боеголовками глаз.

- Этот подарок, - сказал губернатор, - скромный дар

потомственного генерала Каницы за то, что его корабли

чувствуют себя столь безопасно на космических трассах вот уже

целый год.

- Я благодарен твоему шурину, - с едва заметной долей иронии

откликнулся ван Эрлик.

Губернатор вздохнул.

- Ты давно не был в наших местах, коммодор, - сказал он.

- Разве моему другу генерале Канице так хочется повидаться со

мной опять?

Губернатор сдавленно засмеялся.

- У тебя прекрасный катер, - сказал он.

- Стандартный «Подсолнух».

доходы на незаконно созданный им флот! Да Основатель

Империи за такое отдал бы его Живоглоту – на опыты!

Чеслав был готов провалиться сквозь холм. Он был удивлен еще

перед посадкой, когда губернатор империи приветствовал пирата

и военного преступника как своего ближайшего друга. Он был

поражен, когда губернатор передал ван Эрлику немалые деньги,

- судя по всему, просто за то, чтобы тот не трогал корабли его

родича. Но это! Война! Губернатор планеты просит пирата

напасть на соседа! Разнести флот двоюродного племянника, под

тем предлогом, что тот появился не из той яйцеклетки, хотя

яйцеклетки здесь были вообще не при чем – губернаторов

назначали!

И если в некоторых случаях губернатором становился сын или

дочь, это ничего общего не имело с право собственности на

планету! Просто сын или дочь оказывались достойны этого

поста! И вот этот человек предлагает им, пиратам, грозить

орбитальной бомбардировкой, убить, возможно, миллионы, для

того, чтобы снять с поста официально назначенного на эту

должность человека!

- Так ты согласен? – спросил губернатор.

- Я подумаю, - ответил ван Эрлик.

Гости и хозяин уже распрощались друг с другом, когда

губернатор наклонился к пирату и сказал ему вполголоса:

- Кстати, Эйрик, ты привез с собой прелестного мальчонку. Я мог

бы его купить - тысяч за двадцать.

- Мальчик не продается, - сказал Эйрик.

- Тридцать тысяч.

- Это мой племянник.

Лорд Эрад Тарета, высокородный губернатор планеты Лена,

вздрогнул и обиженно отошел.

Этой ночью стажер Чеслав плохо спал без своего любимого сна.

Вместо императора Теофана ему приснилась девица в

прозрачном и розовом, и когда он проснулся утром, он сгорел со

стыда при мысли о сенсорах, которыми наверняка была набита

спальня.

***

Черно-серый эсминец массой покоя в двести тридцать тысяч

- Сообщи им, что нам надо всего лишь похоронить своих людей.

Что мы извиняемся за беспокойство.

С клубкового тела локра соскользнуло несколько чешуек.

Просыпавшись на панель управления, чешуйки подхватились,

слепились в клубок поменьше и зашныряли по клавиатуре.

- Скажи им, - продолжал человек, - что мы – враги принца

Севира. Что нам нужно оружие, чтобы победить его. Враг моего

врага - мой друг!

На экране внезапно вспыхнули строки:

- У Детей Плаща нет друзей. У Детей Плаща есть лишь Плащ.

Ваш корабль опознан, Верховный Брат. Улетайте.

Верховный Брат Плаща медленно повернул голову.

Его штурман оплывал в пилотажном кресле, принимая удобную

шарообразную форму. Отдаленные части тела сбились в кучку

на панели управления.

- Ты запомнил тех, кто был на катере?

На главном экране медленно проступили три изображения.

Девятилетний мальчик с ониксовыми глазами. Высокий

подросток с военной выправкой и холодным взглядом

спецназовца или преступника. Смуглый темноволосый человек

лет тридцати пяти с изломанной бровью и улыбкой теплой, как

реликтовое излучение.

- Первых двух нет в банках данных, - сказал штурман, - третий –

Эйрик ван Эрлик. Уроженец Харита. В возрасте девятнадцати

лет командовал корветом «Томия», нанесшим смертельные

повреждения флагману Флота Вторжения. Был объявлен

военным преступником. Занялся пиратством. За голову его

назначена награда в два на десять в восьмой эргталеров.

Согласно неподтвержденным сведениям, пять дней назад Эйрик

ван Эрлик был уничтожен спецгруппой «Алайя», которой

руководит один из заместителей начальника Службы Опеки,

генерал Чебира. Согласно другим неподтвержденным

сведениям, Эйрик ван Эрлик три дня назад угнал из

орбитальных доков Аркуссы дредноут «Эдем». Всего

зафиксировано восемнадцать случаев сообщений о гибели

Эйрика ван Эрлика.

- Ну что же, брат, - сказал человек, - если коренные уроженцы

планеты отказываются говорить с нами, быть может, мы можем

побеседовать с их приемным сыном? Ты засек след?

регистрировать допрос на трех уровнях – вербальном,

визуальном, и физиологическом. Результаты сводили в таблицы,

загоняли в память, снова сводили в таблицы и снова

анализировали. На один допрос приходилось пятнадцать

рапортов. Полковник Трастамара не очень-то любил эти

рапорты. После операции на Ондайе родилась мрачная шутка,

что праправнук Живоглота предпочитает допросам расстрел,

дабы не отягощать душу писаниной.

Анализ ответов ван Эрлика полковника интересовал меньше

всего: он не стремился вытянуть из пирата правду, он хотел

завербовать его.

Майор Син вставила чип в один из разъемов стола и доложила:

- Аппаратура наблюдала за состоянием ван Эрлика в течение

трех периодов времени. До допроса нейронаручники передавали

данные на стационарный носитель. Во время допроса съем

информации шел по семи параметрам – от уровня химии клеток

до скрытых моторных реакций.

- Ну?

- Взгляните сами, сэр.

Поверхность стола полыхнула ворохом кривых.

- Вот здесь. Здесь. И здесь – точеный палец Родай Син указывал

узловые точки. – Это совсем незначительные отличия.

Практически – у границ нормы.

График мигнул и переменился снова.

- Это график со штаммом Венора. Как видите, вначале реакция

не отличается от реакции обычного человека. Кривая Веноры.

Пик. Паралич дыхательных мышц. Вот – здесь он пытается

дотянутся до кнопки. Потом ему вводят нейтрализатор. А вот

здесь – посмотрите. Это произошло через пять минут после

вашего разговора. Его печень начинает вырабатывать белок,

подавляющий «венору». А еще через полчаса этот белок начали

вырабатывать его лейкоциты.

- То есть он сейчас вне опасности? – тупо спросил Трастамара.

- Сэр. Я не понимаю, каким образом иммунная система человека

может начать вырабатывать белок, уничтожающий специально

сконструированный ретроштамм.

Полковник молчал минуты полторы. Потом вызвал мостик.

- У нас есть пеленг на ван Эрлика?

Мостик отозвался в том смысле, что последний сигнал был

- О чем это ты?

- Вчера они были белые, - мальчик указал на роскошные плети

цветущих орхидей. Но пришел такой большой человек, которого

зовут господин Эрад, и сказал, чтобы они были красные, и

другие люди выкопали белые цветы и посадили красные. Я

думал, что как только он это скажет, цветы станут красными. А

они не стали. Почему?

- Потому что губернатор не может превращать цветок из

красного в белый по своему желанию, вот почему, - сказал

Чеслав.

- А почему люди стали пересаживать цветы?

- Потому что они слуги губернатора.

- А что значит - губернатор?

- Это значит, что любой человек на планете должен его

слушаться.

- А кого слушается губернатор?

- Генерала сектора.

- А генерал сектора?

- Императора. Император выше всех людей, Денес.

- А генерал сектора сильнее губернатора, да?

- Да.

- Значит, - спросил Денес, - если генералу сектора надо

поменять цвет орхидей, ему не надо отдавать приказаний

слугам, так?

- Нет, - сказал Чеслав, и стряхнул с брюк раздавленный стебелек

травы, - ни один человек не может вот так вот, силой мысли

взять и изменить цвет орхидеи.

- А император может?

- Нет. Император такой же человек, как другие.

- Но ты сам сказал, что император выше всех людей. Как можно

быть выше и таким же?

- Я имел в виду, что все приказания императора должны

исполняться.

- Но почему они должны исполняться, если он такой же человек,

как и все другие?

Молодой стажер Службы Опеки улыбнулся.

- Потому что люди несовершенны, Денес. Есть люди, которые

лгут, крадут и убивают. И надо, чтобы кто-то говорил, что людям

можно делать, а что нельзя. Чтобы кто-то устанавливал нормы

добра и зла.

неделю драить сортир зубной щеткой. Люди не могут

предотвращать все преступления. Они умеют их только

наказывать. Власти же не всевидящие!

- Разве нельзя устроить власть так, чтобы она была

всевидящей?

Чеслав стряхнул еще одну травинку. К его досаде, они так и

липли к брюкам. Травинки были переливчатого серо-зеленого

цвета, и когда он пригляделся к ним, то он увидел, что они

украшены гербом империи. Так было задумано. Каждая травинка

в парке должна была напоминать посетителям о подвигах героев

и величии империи; свыше пяти миллионов эргталеров ушло на

исследования, свыше семи миллионов – на ежегодный уход за

парком. К сожалению, как вчера объяснили Чеславу охранники,

невежественные посетители топтали траву и писали свои имена

на памятнике, и когда губернатор расширил свою резиденцию,

парк пришлось закрыть для народа.

Теперь парк Пяти Тысяч Героев могли посещать только гости

губернатора.

- В разные времена люди устраивали власть по-разному, -

сказал Чеслав. - Были, например, времена, когда правителей

избирали из богатых людей. Обычно богатые избирали самых

богатых. Они принимали решения, обязательные для всех

остальных. Это называлось олигархия. Но эти люди принимали

решения, которые были выгодны богатым и невыгодны бедным.

Богатые богатели, а бедные становились бедней, и в конце

концов такое общество погибало потому, что во время войны

бедные не хотели погибать за богатых.

- Эти богатые люди были очень глупы, - сказал Денес, - они

должны были избирать правительство из всех. А не только из

себя.

Чеслав был рад, что полгода назад он прослушал

дополнительный курс Основ Истории Общества. Курсанты редко

выбирали дополнительные курсы. Свободное от учебы время

они проводили в барах. Они считали, что для того, чтобы

опекать общество, достаточно иметь погоны. Но Чеслав всегда

полагал, что для того, чтобы опекать общество, надо знать, как

оно устроено.

- Такие правительства тоже были, - сказал Чеслав, - При них

принимали законы, которые нравились большинству. Но так как

переоденусь, и мы пойдем.

Через минутут Чеслав скрылся за поворотом дорожки.

Мальчик продолжал сидеть, не шевелясь.

Нет, белые лепески определенно красивей. Мальчик поднял руку,

и его пальцы сомкнулись со стеблем цветка.

Как же сделать лепестки - белыми?

Орхидея начала медленно менять свой цвет.

***

Эйрик ван Эрлик покинул резиденцию губернатора Эрада Тареты

еще затемно. Весь день он бесцельно бродил по городу,

заныривая в маленькие магазинчики и пересаживаясь с одного

флайера на другой; в одном магазине он сменил одежду и обувь,

в другом воспользовался общественным коммом.

Дело шло уже к вечеру, маленькое зеленое солнце заваливалось

за кружева небоскребов, и на востоке поднимался бледно

салатовый круг отражателя. Эйрик ван Эрлик, в оранжево-желтой

рубашке, просторных брюках и сандалиях на босу ногу, вышел из

наземной машины на пригородной улочке, забранной с обеих

сторон в глухую броню заборов, над которыми цвели синие и

фиолетовые деревья.

Калитка, к которой он подошел, немедленно распахнулась: за

ней стоял высокий человек лет шестидесяти. Его седые волосы

и необыкновенно гладкое лицо заставили бы любого

заподозрить, что обладатель лица совсем недавно побывал в

руках специалиста по травматической регенерации.

Ван Эрлик и хозяин дома обнялись, и хозяин приветливо

улыбнулся, обнажая крепкие белые зубы.

- Ты выполнил мое поручение?

- Он придет.

- А вещь, которую я просил?

Хозяин дома молча подал ван Эрлику белую пластиковую

коробочку. Тот сунул ее в карман и шагнул внутрь.

- Еще что-нибудь?

- Да, Сури. Полное обследование организма. На имплантаты.

Сури кивнул и молча повел ван Эрлика за собой в глубь дома.

Через пятнадцать минут пират встал с кресла, отцепляя от тела

последние датчики.

по мере уменьшения числа тарелок и наконец погасшее совсем.

Ротата оказалась чем-то вроде непроваренной древесной коры.

Когда прибыл шнасс, Чеслав поковырялся палочкой в тарелке,

пытаясь определить составляющие вони, и спросил:

- Это что, личинки жука-навозника?

- Да, - сказал ван Эрлик, - у крийнов они деликатес. Они

выдерживают их на солнце десять дней, чтобы они как следует

протухли, а потом лепят из них котлетки. В качестве

скрепляющего фермента они используют собственную слюну.

Они пережевывают личинки во рту, а потом отрыгивают их и

заправляют маслом.

Чеслав посмотрел на тарелку своего собеседника, где дымилось

что-то восхитительно прозрачное, с острыми рыбьими костями,

торчавшими наружу, и запахом курицы, и принялся за шнасс. На

курсах выживания их заставляли есть даже дерьмо барров.

В заключение им принесли кофе, налитый в суповую тарелку.

- Сэр, - спросил официант-крийн ван Эрлика, - вам не

понравилось?

- Все замечательно, - сказал Эйрик.

- Просто я заметил, что на вашей тарелке много костей, – сказал

официант, и одобрительно покосился на пустую тарелку

Чеслава.

- Люди не едят кости, - объяснил Эйрик.

Последним официант принес блюдечко, на котором горкой

лежали темно-серые камушки.

- Гравий для заточки задних зубов, - сказал официант и гордо

удалился.

- Зачем вы меня вчера оставили на ужин, - спросил в упор

Чеслав, - Вам хотелось поставить под сомнение мою верность

Императору, да?

Ван Эрлик пожал плечами.

- Губернатор одной планеты просит напасть на другую. Он же не

просит нападать на императора? Причем тут верность империи?

- При том, что это война! «Эдем» может разнести целую планету,

и губернатор Тарета не поставил никаких ограничений!

- Это война, - сказал Эйрик ван Эрлик, - но сектор, которым

правила Маргарита Тарета, был слишком велик, и император

Валентин намеренно раздробил его. А потом его наследник

нарочно стравил родственников друг с другом, чтобы они не

- А что, если так? – спросил ван Эрлик.

- Это очень плохо, - сказал Дом Келен.

- Что же тут плохого, - сказал ван Эрлик, - если я получу «Эдем»

и приведу в порядок кое-какие счеты?

Если бы Дом Келен был человеком, можно было сказать, что он

засмеялся.

- Я сомневаюсь, - проговорил таир нараспев, - что для того,

чтобы привести в порядок Галактику, нужно оружие. Я

сомневаюсь, что любое оружие, разработанное людьми,

искоренит алчность, зависть или предательство.

- У меня нет корабля, - медленно проговорил ван Эрлик, - это

была ловушка. Тринадцать моих людей остались заложниками у

Трастамары, и он пообещал мне вернуть их, если я принесу ему

голову принца Севира.

Фасеточные глазки таира медленно повернулись к Чеславу.

- А кто же этот юноша? - спросил таир.

- А это юноша, с которого я буду срезать мясо кусочек за

кусочком, если с моим экипажем что-то случится, - криво

улыбнулся ван Эрлик.

Чеславу, который не совсем так представлял себе свою роль,

слова эти понравились даже меньше, чем шнасс, - и в эту

минуту ван Эрлик, сидевший лицом ко входу, застыл и подался

вперед.

Чеслав обернулся.

В ресторан, покачиваясь, входили трое. За ушами смешно

топорщились кисточки, фасеточные глазки бегали по залу.

Таиры. Такие редкие на этой планете.

- Пошли, - сказал Эйрик.

Но было уже поздно. Бурые филины в комбинезонах

космолетчиков углядели соплеменника и радостно направились к

нему.

- Гарш! - громко сказал один из таиров - канакхи ва?

Таир растерянно смотрел на соотечественников.

Пилоты отступили на шаг. Тот, который говорил – Чеслав готов

был поклясться, - слегка изменился в лице. Ушные кисточки

поднялись вертикально.

- Это не таир, - завизжал таир на Стандарте, - Держите его, это

не таир!

Эйрик ван Эрлик распрямился, как согнутая пружина. Пятка его

шнасса, Чеслав отпрыгнул от спутника.

- На мостовую! На мостовую, тварь поганая! Только шевельнись,

и мы тебе два мегаджоуля меж глаз всадим! Харит не харит, ему

хватит!

Когда пинок полицейского бросил его в грязь, Чеслав на

мгновенье увидел улицу за собой и бесконечный ряд фонарей,

уходящих к самой луне. И внезапно осознал, что их -

задержанных - только двое. Ван Эрлик словно растворился в

мокрой темноте.

***

Дальнейшее напомнило Чеславу те операции, в которых он сам

принимал участие: правда, со стороны охотников, а не со

стороны дичи. Их положили брюхом на мостовую, прямо в

грязную лужу, и скрутили руки за спиной, предварительно обвив

шнур силовых наручников вокруг горла.

Чеслав ожидал все время, что попавшийся с ними субъект

растечется туманным мраком, или обернется драконом, или

полицейским - но ничего подобного. Тот так же страдальчески

тыкался носом в грязь и пыхтел, когда шнур слишком сильно

врезался в кожу.

Спеленутых, как начинка в пельмене, пленников погрузили на

подоспевшее “блюдечко” и довезли по воздуху до участка.

Спустя десять минут они были водворены в камеру: клетку из

грубых стальных прутьев.

От сильного пинка Чеслав полетел кувырком. Между прутьями

клетки с негромким хлопком вспух пузырь силового поля.

- Эй, - закричал Чеслав в мутнеющий воздух, - позвоните

губернатору, - слышите, позвоните губернатору! Я гость Эрада

Тарады!

Ни звука в ответ.

Чеслав изо всей силы пнул ногой прут, - тот мягко спружинил и

отозвался внушительным электрическим разрядом, от которого

стажер покатился наземь.

- Не стоит, - тихо сказал Дом Келен, - эти стенки реагируют на

силу, с которой их пихаешь.

Чеслав оглянулся на бурую птицу. Кое-как вскарабкался на

колени и сел подальше. Вколоченный годами ужас перед

Полицейский лихо козырнул.

- Имеется распоряжение освободить вас и доставить в

резиденцию губернатора.

В машине Чеслав забился как можно дальше от попутчика. Тот

сидел неподвижно, раскрыв большие овалы глаз и внимательно

смотря перед собой. Впрочем, кто мог поручиться, что эта тварь

смотрела глазами? А не руками, ушами, носом или любой другой

частью того, что было ее телом?

И этой… этому… этим Эйрик ван Эрлик собирался доверить

человеческое дитя! Без малейших колебаний рассказал о

«Эдеме»! Засветил спецоперацию, за которую принц Севир

уничтожит участников до последней ДНК!

Их провели через ночной сад в кабинет губернатора. Личная

охрана Эрада Тареты сняла с Чеслава наручники еще на входе в

дом. С Дом Келена наручники сняли тоже, но стажер заметил,

что охранники старались при этом не прикасаться пушистым

перьям.

Кабинет был залит мягким красноватым светом. Над головой

Эрада Тареты висел огромный портрет императора. Эйрик ван

Эрлик сидел за столом напротив.

При виде вошедших губернатор встал.

- Приветствую, - сказал он, - я рад, что это маленькое

недоразумение благополучно улажено.

Холеные пальцы щелкнули в воздухе - охранники убрались,

закрыв за собой двери. Губернатор вынул из кармана

небольшую коробочку, нажал на кнопку. Стенка коробочки, в

которой Чеслав узнал индикатор чистоты помещения, налилась

зеленым - знак того, что помещение чисто на предмет

посторонних “жучков”.

- Мне следовало помнить, - сказал губернатор, - что мой друг

Эйрик вырос на странной планете среди странных существ, и он

может захотеть повидать кого-то из наставников. Право, не знал,

что на моей планете обосновались твои уважаемые, - губернатор

запнулся, не желая произносить бранного слова, заколебался в

выборе, и докончил: - Сограждане.

- Это легко не знать, - ответил Эйрик, - хариты не нуждаются в

машинной цивилизации.

- Не подумайте, коммодор, меня обижает лишь ваше недоверие.

Если бы вы хоть словом обмолвились о ваших дополнительных

Молодой стажер вскинул голову и сделал шаг вперед. Его

ломкий голос внезапно приобрел твердость брони. Подбородок

был воинственно задран вперед.

- Что ж, губернатор, - сказал Чеслав Ли Анастас Трастмара,

потомственный генерал и отличник Высшей Школы Опеки, - если

вам стало известно, что коммодор ван Эрлик отныне является

секретным и доверенным агентом Оперативного штаба, то вы

тем более должны способствовать успеху нашей миссии, в чем

бы она ни заключалась...

- Боюсь, что вы неправильно оцениваете ситуацию, - покачал

головой губернатор, - я вел с коммодором ван Эрликом

некоторые разговоры, весьма уместные между губернатором и

пиратом, но совершенно неуместные при общении с агентом

секретной службы. К тому же сын Трастамары вряд ли будет

держать язык за зубами.

Чеслав прыгнул.

Он казался хрупким подростком, с ломким голосом и тонкой

талией. Когда Чеславу было тринадцать, он поступил в Высшую

Школу и в первый же день был бит Вано. Вано был родом с

Дарассы, где гравитация составляла 1,8 стандартной, был

чемпионом курса по боям без правил и старше Чеслава на три

года. Чеслав поднялся, вытер кровавые сопли и бросился на

Вано снова. И снова был бит.

На следующий день Чеслав напал на Вано с ножом, Вано

перекинул его через себя и сломал ему руку. Когда Чеслав

вернулся из лазарета, он подошел к Вано и снова полез с ним

драться. Через пять схваток Вано смирился и дал себя побить.

Вано понимал, что Чеслав не успокоится, пока кто-нибудь из них

не убьет друг друга, и ему не хотелось сидеть за убийство

потомка Живодера и не хотелось быть убитым.

Два года спустя на первенстве курса Чеслав отправил Вано в

нокаут, хотя тот по-прежнему был тяжелее его на тридцать

килограмм. «Победа – это вес, помноженный на скорость, -

сказал перед поединком тренер. – Если в тебе не хватает веса,

не переживай. Луч лазера ничего не весит». «Он дерется на

ковре, как на улице», - сказал судья.

Быстроте Чеслава позавидовал бы даже барр.

Бдительно вспискнул детектор движения, и между губернатором

и его гостями с негромким щелчком от схлопывающегося воздуха

- Так в чем дело? – пожал плечами ван Эрлик, - убей мальчишку,

Эрад, я только приплачу.

Губернатор Лены озадаченно нахмурился.

В следующий миг пальцы ван Эрлика сомкнулись на запястье

стоявшего за ним охранника. Ботинок с композитными

подковками ударил, не целясь. Хрустнула коленная чашечка,

охранник упал на пол, ван Эрлик вскинул отобранный веерник.

Двое других охранников выстрелили мгновенно. В том месте, где

стоял ван Эрлик, вспыхнул столб раскаленного воздуха. У пирата

не было ни единого шанса.

Локальный гиперпереход - забавная штука.

Когда космический корабль прыгает от звезды к звезде, он не

движется в обычном пространстве. Он складывает его, как лист

бумаги, в пространстве большего числа измерений, и таким

образом счастливо избегает релятивистких эффектов. К

сожалению, вероятностные принципы, лежащие в основе мира,

доставляют при гиперпереходе массу неприятностей: точку

выхода при прыжке на сто световых лет нельзя определить с

точностью, превышающей две-три тысячи километров, а само

пространство, деформированное мощными двигателями,

начинает трястись, словно пораженное нервным тиком. Не

очень-то страшно для корабля, но напрочь исключает все

попытки прямого гиперперехода с одной планеты на другую. Не

очень-то приятно промахнуться на две тысячи километров вверх

или вглубь.

Другое дело - локальный гиперпереход. Белая коробочка,

врученная ван Эрлику владельцем ресторана, давала

возможность перенести небольшую - не свыше 113 кг массу на

столь же небольшое - до 7 метров расстояние. При таких

характеристиках вероятностные эффекты не достигали порога

Хейзенхоффера.

За мгновение до того, как лучи скрестились на ван Эрлике,

Эйрик сжал коробочку. Воздух схлопнулся вокруг того места, где

он только что стоял. Пират исчез - чтобы появиться по ту

сторону силового барьера. Губернатор сдавленно охнул, когда

ему в ребра уткнулся тяжелый шатровый «Шторм», только что

отобранный у охранника.

- Бросьте оружие, - скомандовал ван Эрлик стражникам.

И - губернатору:

этом роде, возник конфуз, кто-то закричал, что это не таир,

бандита и его спутников схватили.

- Спутников?

- Да, таира, который был э-э… харитом, и подростка лет

шестнадцати. Услышав, что на вверенной моему попечению

земле обнаружился подозрительный чужак, я велел доставить

задержанных в резиденцию, дабы принять должные меры, или,

напротив, убедиться в ложности слуха. Увы – злоумышленники

перехитрили мою охрану…

- И это был первый раз, когда вы видели Эйрика ван Эрлика?

- Клянусь, я даже не знал, что это ван Эрлик!

- В таком случае почему его катер сел на ваш личный

космодром?

Губернатор развел руками.

- Именно это я сейчас и выясняю, полковник! Насколько я

понимаю, речь идет о возмутительнейшем случае коррупции,

проявленной кем-то из начальников смены.

- Я был бы рад помочь вам в расследовании этого случая

коррупции, - вежливо сказал полковник Трастамара.

***

Люди Станиса Трастамары ворвались в ресторанчик для крийнов

в полночь. Штурм был внезапным и жестоким: кое-кто спьяну

принял лазерные лучи за часть ночного шоу. Потом ничего не

подозревавших посетителей клали на пол штабелями, а по

всему зданию шел великий шмон.

Имперская СО обнаружила в здании три лишних подземных

этажа, автоматы с виртуальными играми, установленные без

лицензии правительства, наркоцветы и небольшой бордельчик,

где в мире уживались представительницы и представители

самых разных рас. Там же, в бордельчике, были застигнуты

некоторые высокопоставленные чиновники, причем не всех из

них застали с особями собственного вида: межрасовый секс был

до удивления популярен в определенных кругах общества.

Бедолага Сури пытался было качать права и, схлопотав от

десантника изрядную оплеуху, завопил, что паршивые

“хамелеоны” еще пожалеют о своей самодеятельности.

Он прекратил вопить только тогда, когда в кабинет его втащили

поставь отпечаток сетчатки.

Сури зажмурился было, чтобы не «оставить зрачок», но

здоровенный детина, нежно сжавший ему шею, заставил его

переменить свое мнение.

- Уважаемый господин полковник, - пролепетал Сури, поднимая

глаза от планш-сканера, - а мы не могли бы как-то договориться?

- И что же ты можешь мне предложить?

- Мое скромное заведение приносит около тридцати тысяч в

год...

Тут голова Сури взорвалась болью, а когда он очнулся, он

обнаружил, что сидит, крепко принайтованный к стулу в своем же

кабинете, а напротив него, за его собственным роскошным

столом, сидит полковник Трастамара. А посереди стола лежит

маленький красный инъектор.

- Ты, вероятно, имеешь в виду чесцианский год? - осведомился

Трастамара.

Чесция обращалась вокруг солнца за двадцать пять стандартных

суток.

Сури вежливо захихикал.

- Мне достаточно дать этому ход, - известил Трастамара,

помахав планш-листком в воздухе, - и тебя посадят на тридцать

лет за уклонение от налогов. Мне достаточно передать

начальнику Службы Порядка тебя и кристалл с твоими записями

- и тебя найдут повесившимся в камере через три дня. Почему

через три, хочешь ты спросить? Потому что на руках и

гениталиях трупа будут обнаружены многочисленные порезы и

ожоги, а также травмы внутренних органов, которые самоубийца,

по своей наглой привычке, наносил себе в течение трех дней

перед тем, как покончить со своей никчемной жизнью... Я ясно

выражаюсь?

Сури кивнул. Да куда уж яснее.

- Ты у меня как птичка в кулаке. Будешь врать - раздавлю.

Скажешь правду - подумаю. А ты мне с самого начала врешь,

как харит...

Сури во все глаза глядел на красный инъектор на столе. Он

совершенно точно догадывался, что в инъекторе. Ксеникс. Или

альфаран. Любая штука, которая развязывает язык качественно

и быстро. У ксеникса есть два недостатка. Один - тот, что

человек под его воздействием говорит правду и только правду.

несколько кораблей, которыми управляли люди, но на них

привезли харитов. Люди боялись, что Харит просто сотрут на

термоядерной терке. Они увезли несколько семей - говорят,

психологов. Говорят, даже в конце войны только харитские

психологи могли поверить, что люди действительно способны

уничтожить их мир.

- Где они живут?

- Не знаю. Есть человек, родом с Харита, Илик-Ка, который

знает, как с ними связаться. Когда появился ван Эрлик, я

связался с ним, а он - с харитами. Они не доверяли даже ван

Эрлику - они не пустили его к себе.

Ресторатор умолк. Полковник Трастамара задумчиво

разглядывал скорчившегося в кресле человечка.

- У меня есть двадцать четыре стандартных часа, - сказал

полковник, - чтобы оформить эти данные официально. Если за

это время ты узнаешь, откуда взялся твой вчерашний гость,

считай, что я тебя не видел.

***

У дверей ресторанчика ждала майор Син.

- Сэр, - сказала Родай, - мы отпустили ван Эрлика и дали ему в

напарники Чеслава. И что сделал ван Эрлик? Он отправился

сначала на Харит, а потом на Лену. Он стал разыскивать

существо, которое способно принять любое обличье на свете. В

том числе и обличье приставленного к нему агента.

Полковник некоторое время смотрел на вечернюю улицу.

Зеленое солнце таяло в белых облаках, и верхушки деревьев,

казалось, трогали небо. Потом повернулся к женщине.

- Майор, не верьте фильмам ужасов. Обычный харит не может

стать сколько-нибудь достоверной копией человека. А эта тварь,

которую они подобрали на Лене - обычный харит. Думаю, что

дело обстоит гораздо хуже, чем вы предполагаете.

***

Полковник уже садился во флайер, когда к нему, козырнув,

подошел один из спецназовцев.

- Сэр, там родственник посетителя. Рвется поговорить.

Губернатор принял своего старого друга Эйрика ван Эрлика и

обихаживал его до тех пор, пока ему не донесли о том, что

случилось на Аркуссе.

Возможно, губернатор перепугался. И решил, что человек,

угнавший орбитальный крейсер класса «Адрон», слишком

опасен, а вот двести миллионов, напротив, могут пригодится. Но

с куда большей вероятностью губернатор догадался, что дело

нечисто.

В людях, знавших все детали операции, Трастамара был уверен.

Но, так или иначе, о том, что «Эдем» попал в руки Службы

Опеки, знали как минимум два десятка человек, а, как говорит

старая поговорка, “что знают двое - знает и свинья”, хотя как

“свинья” - плодовитая лоеллианская водоросль, служащая

источником дешевого протеина для бедных слоев империи,

может чего-то знать, полковник Трастамара не понимал.

Впрочем, вроде бы “свинья” в древности значила какую-то

другую пищу. Из чего следовало заключить, что “свиньи” за эти

века сильно изменились, а вот люди - нет.

Следовало исходить из того, что губернатор Лены узнал, что у

ван Эрлика нет «Эдема». А стало быть, губернатор узнал о

заговоре против империи.

Весь вопрос заключался в том, кто был заговорщиком.

Продолжать или нет?

Комм вспыхнул в полной темноте, как тормозные огни перед

столкновением. Трастамара утопил кнопку связи.

- Полковник? Вы интересуетесь неким поселением на Лене. Оно

расположен в западном полушарии, в дельте Шорха, в

тринадцати километрах к западу от городка Лисс.

***

Полковник Трастамара лежал на опушке туземного леса и

рассматривал объект в тринадцати километрах к западу от

городка Лисс.

Он был вынужден отдать противнику должное: хариты на

удивление умели маскироваться. Больше всего объект

напоминал обыкновенную ферму, каких были тысячи в этом

благословенном сельскохозяйственном мирке.

За высоким сплошным забором виднелась белая кровля

харит был в облике таира. Таиры редки на этой планете. Но

таиры умеют летать. Полковник решил, что харит принял облик

крылатого существа, чтобы прилететь на встречу самому, не

прибегая к услугам техники. Хариты не просто не любят технику.

Считается, что они вообще не могут ее использовать. Считается,

что у них мозги не так устроены, чтобы нажимать на кнопки и

дергать за рычаги…

Что-то негромко хлопнуло - фонари на дороге погасли. Какой

дуболом отключил генератор?! Он же велел... Десантник рядом

чуть слышно свистнул.

Трастамара оглянулся вовремя.

Инфразвуковой шнур исчез вместе со светом на дороге. Шары,

учуяв запасы белка у опушки леса и более не стесненные в

загородке, неторопливо катились туда, где залег штурмовой

отряд.

Трастамара вскочил на ноги.

Один из полуторатонных шаров с неожиданной легкостью

выплеснулся влево и облепил сапоги одного из “хамелеонов”.

Десантник дернулся, нанося шару удар ребром руки. Эффект

был тот же, как если б десантник вздумал драться с кучей клея:

рука намертво завязла в розовато-белом существе, обитателе

Антареса-7, усовершенствованном генными инженерами.

- Оно меня переваривает, - удивленным полушепотом сообщил

десантник.

В следующую секунду кто-то разрядил свой «Шквал» в

розоватый шар.

Бело-голубая вспышка осветила лес.

И тут же с фермы ударил, захлебываясь стальным кашлем,

стационарный веерный излучатель. Какой-то шибко умный

фермер использовал генетически усовершенствованное сырье

для производства биочипов как сторожевых собак. И когда шары

в подозрительных количествах стали скапливаться у опушки

леса, выключил инфразвук и стал смотреть, что получится.

И тут полковник Трастамара понял, что его мучало с самого

начала: хариты не используют веерных излучателей. Они не

используют боевые флайеры и ультразвуковые датчики. Они

вообще не используют технику.

- Не стрелять! - закричал Трастамара, запоздало осознавая

невыполнимость приказа.

«Летающая крепость» с эмблемой Службы Опеки, зависшая над

лесом, развернулась. Корабль мирных фермеров пер вверх, в

небо, танцуя под призрачным светом четырех лун. У серо

стального бока его расцвел красный цветок - выпущеная

«крепостью» ракета. Корабль рыскнул. Поднялся еще на

несколько сот метров. Вторая ракета. Корабль огрызнулся. В это

было трудно поверить, но пилот, уводивший корабль с земли,

нашел в себе нахальство и умение ответить обидчику. По

периметру корабля вдруг скользнули вниз бронированные щитки,

открывая спящие очи лазеров, и окрестности фермы залил

неверный струящийся свет.

Десантный флайер превратился в огненный шар.

Стены фермы начали сыпаться, словно сделанные из соломы.

Вихревые потоки в атмосфере превысили границы допустимого

при взлете. Аэродинамика корабля была нарушена

открывшимися лазерными глазницами.

Корабль словно поскользнулся в воздухе. В следующую секунду

у самого его верха разорвался гиперснаряд.

Гравитационный конус исчез. Поднявшийся на километровую

высоту катер лопнул посередине и стал заваливаться назад, на

то место, откуда вылетел. Трастамара уткнулся носом в землю и

прикрыл голову руками. Ему казалось, что пятьсот тонн

композитных сплавов, иридия и тетракса падают прямо на него.

Он ошибся на какую-то сотню метров.

Земля вздрогнула и закачалась, как лист осоки. Грохот чуть не

порвал барабанные перепонки. Сверху на полковника и его

солдат сыпался огненный фарш из обломков двигателей,

носовой брони, и человеческих, или нечеловеческих, тел.

Что-то хлестнуло Трастамару по ногам. Новый удар по голове - и

полковник потерял сознание.

Он очнулся довольно скоро.

Обломки корабля и «летающей крепости» догорали где-то на

опушке, неразличимые в общей стене огня, в которую

превратился лес. С фермы, по ту сторону дороги, доносились

слабые крики: три тяжеловооруженных флайера крутились над

полуразрушенным зданием, заливая его ослепительным светом,

и еще десяток флайеров стояли на дороге и в поле.

Полковник огляделся. Первое, что он заметил, был его

собственный тяжелый шатровый “Шквал”.

катился вперед.

В округлом боку шара поблескивал какой-то предмет, в котором

Трастамара, поразмыслив, признал тетраксовую броню.

Композитный лист был скомкан, как промокашка. Судя по всему,

кусок раскаленной обшивки корабля на скорости, близкой к

звуковой, угодил в жирную животину и едва не развалил ее на

части. Но никаких важных жизненых органов он не задел, потому

что не было у твари важных жизненных органов. “Вот и разгадка

ее неуязвимости”, - мелькнуло мимоходом.

Трастамара попытался встать на ноги. Бессмысленно.

Он вцепился руками в землю, подтянулся и пополз.

Шар катился за ним.

Трастамара оглянулся. Он полз со скоростью пять километров в

час. Шар катился со скоростью семь километров в час.

Под руку попалась какая-то железка: полковник швырнул ее в

безмозглую тварь. Шар отпрянул, потом продолжал движение.

Ладонь Трастамары поскользнулась на мокрой, ровной глине.

Трастамара взглянул вниз и понял, по чему он ползет:

гравитационный удар впечатал в почву одного из его солдат.

Было такое впечатление, что человек превратился в переводную

картинку. Трастамара пополз дальше. Обернулся. Шар на

мгновение приостановился над кусочками человека,

вдавленными в почву, негромко чавкнул и покатился вперед:

видимо, количество биомассы, оставшееся после

гравитационного удара, показалось зверюге совершенно

неудовлетворительным.

Почва под полковником начала осыпаться. Трастамара

обнаружил, что он скатывается в глубокую воронку. Воронка

была знатная, добрых два десятка метров диаметром - никак

сюда угодило что-то важное. “Радиации нахватаюсь”, -

механически отметил про себя полковник, как будто это имело

сейчас хоть какое-то значение.

На дне воронки булькала и ворочалась горячая грязь. Что-то

шевельнулось в ступнях, на мгновение мир застила острая боль

- к ногам возвращалась чувствительность.

Шар показался на краю воронки и неторопливо покатился вниз.

Трастамара, раскорячась, как упившийся крийн, полз по другому

склону. Земля не держала его и осыпалась внутрь. Склон был

слишком крут. Трастамара взобрался метра на два, потом почва

Кто-то хитрый и влиятельный решил руками Трастамары

разгромить конкурента. Трастамаре очень хотелось найти этого

хитрого парня и вышибить ему все зубы, или, допустим,

повыдирать клешни, но он не был уверен, что в его нынешнем

состоянии это технически исполнимо: ног своих он по-прежнему

не чувствовал.

****

Придурка по имени Сури, подсказавшего с чужих слов

расположение фермы, Служба Порядка нашла еще до конца

кровавого бардака: он сидел на улице у столба объявлений с

ножом в сердце. Нож был из нержавеющей стали с

фермопластиковой рукоятью: такие ножи продавались во всех

лавочках Лены и стоили пятачок ведро.

Из отряда спецназа «Лавина» погибли семнадцать человек;

двадцать три были ранены. Врачи оглядели ноги Трастамары и

вынесли вердикт: валяться бы ему три месяца в регенерации,

если бы в земельное крошево затесался хоть один стальной

осколок.

Люди полковника отыгрались на крийнах, превратив их к утру в

нечто, более или менее напоминающее сырье для биочипов.

Локров собрали в мешки.

Операция по обезвреживанию наркогнезда попала в новости как

пример героической деятельности спецслужб вообще и лично

начштаба СО Станиса Трастамары. Оставаться на Лене смысла

не было: кого на самом деле ищет полковник Трастамара, знали

на Лене все, кроме, разумеется, ведущих Службы Новостей.

Утром усталый, затянутый в поножи экзоскелета полковник

вылез из флайера и проковылял до парадного входа в

резиденцию губернатора, около которого его и ожидал Эрад

Тарета. Губернатор был одет неформально: в легкую рубашку и

шорты.