Аркадий Натанович Стругацкий

Борис Натанович Стругацкий

Понедельник

начинается в

субботу

( НИИЧАВО - 1 )

Глава первая

Учитель: Дети, запишите предложение: «Рыба сидела на

дереве».

Ученик: А разве рыбы сидят на деревьях?

Учитель: Ну… Это была сумасшедшая рыба.

Школьный анекдот

Я перегнулся через спинку и помог ему расчистить место,

занятое спальным мешком и свёрнутой палаткой. Он деликатно

уселся, поставив ружьё между колен.

— Дверцу прикройте получше, — сказал я.

Всё шло, как обычно. Машина тронулась. Горбоносый

повернулся назад и оживлённо заговорил о том, что много

приятнее ехать в легковой машине, чем идти пешком. Бородатый

невнятно соглашался и всё хлопал и хлопал дверцей. «Плащ

подберите, — посоветовал я, глядя на него в зеркало заднего

вида. — У вас плащ защемляется». Минут через пять всё

наконец устроилось. Я спросил: «До Соловца километров

десять?» — «Да, — ответил горбоносый. — Или немножко

больше. Дорога, правда, неважная — для грузовиков». —

«Дорога вполне приличная, — возразил я. — Мне обещали, что я

вообще не проеду». — «По этой дороге даже осенью можно

проехать». — «Здесь — пожалуй, но вот от Коробца —

грунтовая». — «В этом году лето сухое, всё подсохло». — «Под

Затонью, говорят, дожди», — заметил бородатый на заднем

сиденье. «Кто это говорит?» — спросил горбоносый. «Мерлин

говорит». Они почему-то засмеялись. Я вытащил сигареты,

закурил и предложил им угощаться. «Фабрика Клары Цеткин, —

сказал горбоносый, разглядывая пачку. — Вы из Ленинграда?»

— «Да». — «Путешествуете?» — «Путешествую, — сказал я. —

А вы здешние?» — «Коренные», — сказал горбоносый. «Я из

Мурманска», — сообщил бородатый. «Для Ленинграда,

наверное, что Соловец, что Мурманск — одно и то же: Север»,

— сказал горбоносый. «Нет, почему же», — сказал я вежливо. «В

Соловце будете останавливаться?» — спросил горбоносый.

«Конечно, — сказал я. — Я в Соловец и еду». — «У вас там

родные или знакомые?» — «Нет, — сказал я. — Просто подожду

ребят. Они идут берегом, а Соловец у нас — точка рандеву».

Впереди я увидел большую россыпь камней, притормозил и

сказал: «Держитесь крепче». Машина затряслась и запрыгала.

Горбоносый ушиб нос о ствол ружья. Мотор взрёвывал, камни

били в днище. «Бедная машина», — сказал горбоносый. «Что

делать…» — сказал я. «Не всякий поехал бы по такой дороге на

— пообещал я. — Я знаю недовольных». — «Нам нужен не

всякий программист, — сказал горбоносый. — Программисты —

народ дефицитный, избаловались, а нам нужен небалованный».

— «Да, это сложнее», — сказал я. Горбоносый стал загибать

пальцы: «Нам нужен программист: а — небалованный, бэ —

доброволец, цэ — чтобы согласился жить в общежитии…» —

«Дэ, — подхватил бородатый, — на сто двадцать рублей». — «А

как насчёт крылышек? — спросил я. — Или, скажем, сияния

вокруг головы? Один на тысячу!» — «А нам всего-то один и

нужен», — сказал горбоносый. «А если их всего девятьсот?» —

«Согласны на девять десятых».

Лес расступился, мы переехали через мост и покатили между

картофельными полями. «Девять часов, — сказал горбоносый.

— Где вы собираетесь ночевать?» — «В машине переночую.

Магазины у вас до которого часа работают?» — «Магазины у нас

уже закрыты», — сказал горбоносый. «Можно в общежитии, —

сказал бородатый. — У меня в комнате свободная койка». — «К

общежитию не подъедешь», — сказал горбоносый задумчиво.

«Да, пожалуй», — сказал бородатый и почему-то засмеялся.

«Машину можно поставить возле милиции», — сказал

горбоносый. «Да ерунда это, — сказал бородатый. — Я несу

околесицу, а ты за мной вслед. Как он в общежитие-то пройдёт?»

— «Д-да, чёрт, — сказал горбоносый. — Действительно, день не

поработаешь — забываешь про все эти штуки». — «А может

быть, трансгрессировать его?» — «Ну-ну, — сказал горбоносый.

— Это тебе не диван. А ты не Кристобаль Хунта, да и я тоже…»

— Да вы не беспокойтесь, — сказал я. — Переночую в машине,

не первый раз.

Мне вдруг страшно захотелось поспать на простынях. Я уже

четыре ночи спал в спальном мешке.

— Слушай, — сказал горбоносый, — хо-хо! Изнакурнож!

— Правильно! — воскликнул бородатый. — На Лукоморье его!

— Ей-богу, я переночую в машине, — сказал я.

паровозном депо, на ржавых железных петлях в пуд весом. Я с

изумлением читал вывески. Их было три. На левой воротине

строго блестела толстым стеклом синяя солидная вывеска с

серебряными буквами:

НИИЧАВО

Изба на куриных ногах

Памятник соловецкой старины

На правой воротине сверху висела ржавая жестяная табличка:

«Ул. Лукоморье, д. №13, Н. К. Горыныч», а под нею красовался

кусок фанеры с надписью чернилами вкривь и вкось:

КОТ НЕ РАБОТАЕТ

Администрация

— Какой КОТ? — спросил я. — Комитет Оборонной Техники?

Бородатый хихикнул.

— Вы, главное, не беспокойтесь, — сказал он. — Тут у нас

забавно, но всё будет в полном порядке.

Я вышел из машины и стал протирать ветровое стекло. Над

головой у меня вдруг завозились. Я поглядел. На воротах

умащивался, пристраиваясь поудобнее, гигантский — я таких

никогда не видел — чёрно-серый, c разводами, кот. Усевшись, он

сыто и равнодушно посмотрел на меня жёлтыми глазами. «Кис

кис-кис», — сказал я машинально. Кот вежливо и холодно

разинул зубастую пасть, издал сиплый горловой звук, а затем

отвернулся и стал смотреть внутрь двора. Оттуда, из-за забора,

голос горбоносого произнёс:

— Василий, друг мой, разрешите вас побеспокоить.

Завизжал засов. Кот поднялся и бесшумно канул во двор. Ворота

тяжело закачались, раздался ужасающий скрип и треск, и левая

воротина медленно отворилась. Появилось красное от натуги

лицо горбоносого.

— Благодетель! — позвал он. — Заезжайте!

Я вернулся в машину и медленно въехал во двор. Двор был

обширный, в глубине стоял дом из толстых брёвен, а перед

домом красовался приземистый необъятный дуб, широкий,

плотный, с густой кроной, заслоняющей крышу. От ворот к дому,

огибая дуб, шла дорожка, выложенная каменными плитами.

Справа от дорожки был огород, а слева, посередине лужайки,

возвышался колодезный сруб с воротом, чёрный от древности и

покрытый мохом.

Я поставил машину в сторонке, выключил двигатель и вылез.

Бородатый Володя тоже вылез и, прислонив ружьё к борту, стал

прилаживать рюкзак.

— Вот вы и дома, — сказал он.

Горбоносый со скрипом и треском затворял ворота, я же,

чувствуя себя довольно неловко, озирался, не зная, что делать.

— А вот и хозяйка! — вскричал бородатый. — По здорову ли,

баушка, Наина свет Киевна!

Хозяйке было, наверное, за сто. Она шла к нам медленно,

опираясь на суковатую палку, волоча ноги в валенках с

галошами. Лицо у неё было тёмно-коричневое; из сплошной

массы морщин выдавался вперёд и вниз нос, кривой и острый,

как ятаган, а глаза были бледные, тусклые, словно бы закрытые

бельмами.

— Здравствуй, здравствуй, внучек, — произнесла она

неожиданно звучным басом. — Это, значит, и будет новый

программист? Здравствуй, батюшка, добро пожаловать!..

Я поклонился, понимая, что нужно помалкивать. Голова бабки

поверх чёрного пухового платка, завязанного под подбородком,

была покрыта весёленькой капроновой косынкой с

разноцветными изображениями Атомиума и с надписями на

разных языках: «Международная выставка в Брюсселе». На

— Не беспокойтесь — всё будет отлично…

Он хотел сказать ещё что-то, но тут бабка дико заорала: «А

диван-то, диван!..» Я вздрогнул и сказал:

— Знаете, я, пожалуй, поеду, а?

— Не может быть и речи! — решительно сказал Володя. — Всё

уладится. Просто бабке нужна мзда, а у нас с Романом нет

наличных.

— Я заплачу, — сказал я. Теперь мне очень хотелось уехать:

терпеть не могу этих так называемых житейских коллизий.

Володя замотал головой.

— Ничего подобного. Вон он уже идёт. Всё в порядке.

Горбоносый Роман подошёл к нам, взял меня за руку и сказал:

— Ну, всё устроилось. Пошли.

— Слушайте, неудобно как-то, — сказал я. — Она, в конце

концов, не обязана… Но мы уже шли к дому.

— Обязана, обязана, — приговаривал Роман.

Обогнув дуб, мы подошли к заднему крыльцу. Роман толкнул

обитую дерматином дверь, и мы оказались в прихожей,

просторной и чистой, но плохо освещённой. Старуха ждала нас,

сложив руки на животе и поджав губы. При виде нас она

мстительно пробасила:

— А расписочку чтобы сейчас же!.. Так, мол, и так: принял, мол,

то-то и то-то от такой-то, каковая сдала вышеуказанное

нижеподписавшемуся…

Роман тихонько взвыл, и мы вошли в отведённую мне комнату.

Это было прохладное помещение с одним окном, завешенным

окна и сел на диван. И мне сейчас же захотелось спать. Я

подумал, что вёл сегодня машину четырнадцать часов, что не

стоило, пожалуй, так торопиться, что спина у меня болит, а в

голове всё путается, что плевать мне, в конце концов, на эту

нудную старуху, и скорей бы всё кончилось и можно было бы

лечь и заснуть…

— Ну вот, — сказал Роман, появляясь на пороге. —

Формальности окончены. — Он помотал рукой с

растопыренными пальцами, измазанными чернилами. — Наши

пальчики устали: мы писали, мы писали… Ложитесь спать. Мы

уходим, а вы спокойно ложитесь спать. Что вы завтра делаете?

— Жду, — вяло ответил я.

— Где?

— Здесь. И около почтамта.

— Завтра вы, наверное, не уедете?

— Завтра вряд ли… Скорее всего — послезавтра.

— Тогда мы ещё увидимся. Наша любовь впереди. — Он

улыбнулся, махнул рукой и вышел. Я лениво подумал, что надо

было бы его проводить и попрощаться с Володей, и лёг. Сейчас

же в комнату вошла старуха. Я встал. Старуха некоторое время

пристально на меня глядела.

— Боюсь я, батюшка, что ты зубом цыкать станешь, — сказала

она с беспокойством.

— Не стану я цыкать, — сказал я утомлённо. — Я спать стану.

— И ложись, и спи… Денежки только вот заплати и спи…

Я полез в задний карман за бумажником.

— Сколько с меня?

Странный это был мусор, неожиданный: крупная сухая рыбья

чешуя. Колко спать будет, подумал я, повалился на подушку и

сразу заснул.

Глава вторая

…Опустевший дом превратился в логово лисиц и барсуков, и

потому здесь могут появляться странные оборотни и

призраки.

А. Уэда

Я проснулся посреди ночи оттого, что в комнате разговаривали.

Разговаривали двое, едва слышным шёпотом. Голоса были

очень похожи, но один был немного сдавленный и хрипловатый,

а другой выдавал крайнее раздражение.

— Не хрипи, — шептал раздражённый. — Ты можешь не

хрипеть?

— Могу, — отозвался сдавленный и заперхал.

— Да тише ты… — прошипел раздражённый.

— Хрипунец, — объяснил сдавленный. — Утренний кашель

курильщика… — Он снова заперхал.

— Удались отсюда, — сказал раздражённый.

— Да всё равно он спит…

— Кто он такой? Откуда свалился?

— А я почём знаю?

— Вот досада… Ну просто феноменально не везёт.

Опять соседям не спится, подумал я спросонья. Я вообразил,

Фантом — призрак, привидение. По современным

представлениям — сгусток некробиотической информации.

Фантомы вызывают суеверный ужас, хотя совершенно

безобидны. В институте их используют для уточнения

исторической правды, хотя юридически считаться очевидцами

они не могут.

А. Привалов

Упырь — кровососущий мертвец народных сказок. Не бывает. В

действительности упыри (вурдалаки, вампиры) — это маги,

вставшие по тем или иным причинам на путь абстрактного зла.

Исконное средство против них — осиновый кол и пули, отлитые

из самородного серебра. В тексте слово «упырь» употребляется

везде в переносном смысле.

16 «Мужские» (англ.).

17 Где ты ни на что не способен, там ты не должен ничего хотеть

(лат.).

18 Рыцарь без страха и упрёка (франц.).

19 Когда будет нужно, вас позовут (франц.).

20 Привет! Вы с той стороны? (Англ.)

21 Да (англ.).

22 Ну и как у вас там? (Англ.)

23 Ничего. А здесь? (Англ.)

24 Порядок (англ.).

25 Дикси (dixi) — Я сказал (лат.).