Аннотация

Абсолютной властью над сердцами читателей завладел Дэвид

Балдаччи (род. в 1960 г.) после публикации в 1996 году своего

первого романа, по мотивам которого известный голливудский

актер и режиссер Клинт Иствуд снял одноименный фильм

«Абсолютная власть».

В центре романа – расследование тяжкого уголовного

преступления, совершенного при участии президента США.

Посвящается Мишель, моему лучшему другу, моей любимой

жене, моей сообщнице в преступлении, без которой эта мечта

неосуществилась бы.

Моим родителям, сделавшим для меня так много.

Моему брату и моей сестре – они принесли столько жертв

ради своего младшего брата и все еще готовы на новые.

Глава 1

Автомобиль с выключенными фарами медленно остановился, и

он выпустил руль из рук. В последний раз под шинами хрустнул

гравий, и наступила тишина. Какое-то время он прислушивался к

тому, что происходит вокруг, а потом надел старые, видавшие

виды инфракрасные очки. Дом медленно приобрел резкие

очертания. Он удовлетворенно откинулся на спинку сиденья и

огляделся. Справа от него лежала небольшая сумка. Обивка

салона машины была выцветшей, но чистой.

Машина была краденой. Причем из весьма необычного места. С

зеркала заднего вида свисала пара миниатюрных пальм. Он

мрачно ухмыльнулся, взглянув на них. Вполне возможно, он

скоро попадет туда, где растут настоящие пальмы. Спокойная,

прозрачная, голубая вода, оранжево-розовые закаты и поздние

восходы. Нужно было выходить. Пора. На этот раз он был

уверен в себе, как никогда.

Шестидесятишестилетний Лютер Уитни вполне подошел бы на

роль сборщика налогов в Фонд социального обеспечения и

выглядел полноправным членом Американской ассоциации

пенсионеров. Обычно в этом возрасте большинство мужчин

осваивают новую для них специальность: становятся дедушками,

нянчат внуков, давая отдых износившемуся телу.

Лютер же до сих пор своей специальности не изменил ни разу.

Его работа заключалась в том, чтобы тайно, обычно ночью, как

теперь, вторгаться в чужие дома, забирая столько вещей,

сколько он в состоянии был унести.

Постоянно находясь в конфликте с законом, Лютер, тем не

менее, никогда не применял оружия, не считая того времени,

когда участвовал в войне между Северной и Южной Кореями.

Даже размахивать кулаками ему приходилось по большей части

о любви их владельцев к роскоши. Он не мог не отметить

иронический смысл фамилии очередной жертвы – Копперз.

Полицейские.

Каждая подобная вылазка сопровождалась у него выбросом в

кровь огромного количества адреналина. Он ощущал себя

бейсболистом, через все поле несущимся к мячу: стадион затаил

дыхание, пятьдесят тысяч пар глаз устремлены на него, как

будто весь смысл существования этих людей на какое-то время

свелся к его игровому маневру.

Лютер долго осматривал местность своими все еще острыми

глазами. Невдалеке от него мелькнул светлячок. Кроме

светлячка и Лютера вокруг не было ни души. С минуту он

прислушивался к хору цикад, а затем этот звук отошел на задний

план: он был привычным для всякого, кто долгое время жил

здесь.

Он подал машину немного вперед по асфальтированной дороге

и свернул на грунтовую дорогу, ведущую в густой лес. Его седые

волосы покрывала лыжная шапочка, на жесткой коже лица

лежал слой камуфляжной краски, спокойные зеленые глаза

вглядывались в темноту, массивная нижняя челюсть была

похожа на глыбу каменного угля. Он был сухощав и подтянут как

прежде и походил на разведчика-диверсанта, кем он когда-то и

был. Лютер вышел из машины.

Встав за деревом, он изучал цель. Въезд в это поместье, как и

во многие другие в округе, не являющиеся фермами или

конезаводами, закрывала огромная решетка чугунных ворот,

укрепленных на двух кирпичных колоннах, но без ограды. На

территорию можно было проникнуть прямо с дороги или из леса.

Лютер заходил со стороны леса.

В две минуты Лютер достиг края кукурузного поля,

примыкающего к дому. Очевидно, владелец не нуждался в

собственной сельскохозяйственной продукции, но ради забавы

играл роль деревенского сквайра. Лютеру это не мешало: ведь

посадки позволяли ему незаметно подойти почт к парадной

двери.

Несколько мгновений он выжидал, а затем погрузился в заросли

кукурузы.

Его ноги, обутые в спортивные туфли, ступали неслышно, что

было важно, так как звуки здесь распространялись далеко. Он

Он ослабил затяжку лямок своего ранца и затем выскользнул из

кукурузных зарослей, мягко передвигаясь по газону, и через

десять секунд оказался перед массивной деревянной входной

дверью, усиленной стальной рамой, которая соединялась с

запирающей системой, считавшейся одной из самых прочных.

Но эти ухищрения ничуть не волновали Лютера.

Из кармана куртки он достал дубликат ключа от входной двери и

вставил его в замочную скважину, но не повернул.

Еще несколько секунд он прислушивался. Затем снял с плеча

ранец и переобулся, чтобы не оставлять следов. Он приготовил

электрическую отвертку, с помощью которой до электронного

узла сигнализации можно добраться в десять раз быстрее, чем

вручную.

Следующий предмет, который он достал из ранца, весил ровно

шесть унций и был его самым дорогим капиталом. Прозванный

Лютером Мудрецом, этот небольшой компьютер обеспечил

полный успех его последних трех вылазок.

Лютер располагал пятью цифрами, составляющими защитный

код дома, и уже заложил их в память своего мудреца, которому

предстояло разрешить проблему последовательности цифр

кода, чтобы избежать оглушительного рева четырех сирен,

расположенных по углам крепости, в которую он вторгался.

Он взглянул на торчащий из двери ключ и привычным

движением прикрепил компьютер к поясному ремню, так что тог

теперь висел у него на боку. Ключ свободно повернулся в замке,

и Лютер приготовился услышать знакомый звук – низкое гудение

охранной системы, обещающее ему неминуемую кару, если в

нее за короткое время не будет введен правильный код.

Он снял кожаные перчатки и вместо них надел тонкие

резиновые, которые на концах пальцев и на ладони были

двухслойными. Не в его правилах было оставлять улики. Лютер

глубоко вздохнул и открыл дверь. Моментально раздался резкий

сигнал охранной системы. Он вбежал в огромное фойе и через

секунду оказался перед панелью сигнализации.

Автоматическая отвертка работала бесшумно; шесть

металлических болтов упали ему на ладонь, а оттуда – в

кармашек на поясе. Тонкие провода, тянувшиеся от компьютера,

блеснули в лунном свете, проникавшем в фойе, и затем Лютер,

подобно врачу, прослушивающему грудь пациента, нашел

антикварный нож для вскрытия конвертов с украшенной

серебряными накладками толстой кожаной рукояткой.

Все вокруг было солидным и дорогим. В комнате находились

три шкафа, встроенных в стену, по размерам такие же, как

комната, где жил Лютер. В двух были женские платья, туфли,

сумочки, а также все нужные (и ненужные) вещи, на которые

женщина может тратить деньги. Лютер покосился на

фотографию в рамке, стоящую на столике, и криво усмехнулся,

поскольку с нее смотрела очень молодая женщина, а рядом с

ней находился муж, которому было явно за семьдесят.

На нескольких снимках была изображена та же леди,

красующаяся на фоне дома; беглый осмотр ее гардероба

подтвердил, что у нее отвратительная манера одеваться.

Он вгляделся в зеркало высотой в рост человека, изучая

витиеватую резьбу обрамляющей его деревянной рамы. После

этого он обследовал его края. Зеркало было массивным, но

изящным, и казалось вмурованным в стену. Лютер знал, что в

шести дюймах от верхней и нижней его кромок расположены

тщательно замаскированные петли.

Лютер вновь взглянул на зеркало. Полгода назад ему уже

удалось увидеть тайник вблизи.

Запирающую систему, встроенную в раму зеркала, можно было

бы вскрыть, используя лом и грубую силу, но на это уйдет много

драгоценного времени. К тому же останутся очевидные следы

взлома. И хотя дом, вероятно, будет необитаемым еще

несколько недель, кто знает, что может случиться. Когда он

покинет особняк, здесь не останется явных следов его

пребывания.

Лютер быстро прошел к телевизору, расположенному у стены

огромной комнаты. Здесь же стояли обитые ситцем стулья и

большой кофейный стол. Он взглянул на три пульта

дистанционного управления, лежащие на столе. Один для

телевизора, другой для видеомагнитофона, а третий должен

облегчить его ночную работу на девяносто процентов. На

каждом из них стоял фирменный знак, и все три были похожи

друг на друга, но он быстро установил, что два пульта подходят к

соответствующим устройствам, а один – нет.

Лютер вернулся к зеркалу и, направив на него пульт, нажал

красную кнопку в его нижней части. С помощью этой кнопки

делала вид, что не обращает внимания на этот нелепый

спектакль, сопровождающийся хихиканьем и пыхтеньем, но в

действительности пристально наблюдавшая за каждым их

движением. Внимание женщины было сосредоточено на

большой книге, лежащей у нее на коленях, страницы которой

были испещрены заметками и датами, и на мужчине, сидящем

напротив. Он как раз воспользовался тем, что его подружка

решила скинуть свои туфли на шпильках, и налил себе еще

выпить. А пить он мог невероятно много. Поглоти он алкоголя в

два раза больше, чем за эту ночь, даже тогда его поведение не

изменилось бы заметно: не было бы ни бессвязной речи, ни

нарушенной координации движений, что могло бы иметь

фатальные последствия для человека в его положении.

Она была вынуждена обожать его, его странности, порой грубые

манеры и одновременно его способность на публике

производить впечатление человека безупречно честного,

сильного, такого, как все, но в то же время великого. В него были

влюблены все женщины Америки, их покорял его

безукоризненный внешний вид, потрясающая уверенность в

своих силах, а также то, кем он был для всех них. И он охотно

отзывался на это восхищение ответными эмоциями, хотя и не

всегда уместными, что ее порой изумляло.

К сожалению, эти эмоции никогда не были адресованы ей,

несмотря на ее тонкие намеки: прикосновения, чуть более

долгие, чем следовало бы; то, что она стремилась сразу же

показаться ему на глаза утром, когда хорошо выглядела;

сексуальный подтекст некоторых ее высказываний во время их

деловых совещаний. Но пока еще время не пришло, – а оно

придет, уверяла она себя, – ей приходилось быть терпеливой.

Она выглянула в окно. Все это слишком затянулось, и

остальные дела, естественно, откладывались. Ее губы

скривились, выражая недовольство.

* * *

Лютер услышал, как в главные ворота въехали машины. Он

бросился к окну и проводил взглядом автомобили, скрывшиеся

за особняком. Он сосчитал людей: из лимузина вышли четверо,

находилось раньше, а его вещи были при нем. Единственное, к

чему он прикасался – это пульт, но и он был помещен вровень с

тонкой полоской пыли на столе. Теперь Лютер различил три

голоса – один мужской и два женских. Похоже, одна из них была

пьяна, а другая разговаривала с деловыми интонациями в

голосе. Затем Деловая исчезла, дверь закрылась, но не была

заперта, а Пьяная осталась наедине с мужчиной. Где же

остальные? Куда ушла Деловая? Опять послышалось хихиканье.

Шаги приблизились к зеркалу. Лютер как можно плотнее вжался

в угол, надеясь укрыться за креслом так, чтобы его не видели,

хотя и знал, что это вряд ли возможно.

Затем в его глаза ударила вспышка света, и он чуть не

вскрикнул – столь неожиданным был переход от полной тьмы к

яркому свету. Он поморгал, чтобы быстрее привыкнуть к свету, и

его зрачки сузились за несколько секунд.

Затем, когда прошла примерно минута, он выглянул из-за

кресла, и снова испытал потрясение. Казалось, что дверь

тайника исчезла, прямо у него перед глазами была эта чертова

спальня. Он чуть не упал навзничь, но удержался. Тут Лютер

понял, зачем нужно кресло.

Он узнал обоих людей, находившихся в комнате. Женщину он

уже видел сегодня на фотографиях: молодая жена хозяина,

одевающаяся, как шлюха.

Мужчину он видел при других обстоятельствах, и уж точно тот не

был хозяином дома. Лютер изумленно покачал головой и

выдохнул. Руки его дрожали, сердце бешено стучало. Он

подавил позыв тошноты и стал пристально наблюдать за

происходящим в спальне.

Дверь тайника пропускала свет только со стороны спальни, и он

как будто смотрел на огромный экран телевизора.

Затем он увидел то, от чего у него перехватило дыхание:

бриллиантовое ожерелье на шее женщины. Двести тысяч,

оценил он, взглянув на него опытным глазом. Может, больше.

Одна из тех безделушек, которые, как правило, кладут в

домашний тайник, прежде чем перейти к ночному отдыху. Он

облегченно вздохнул, когда женщина сняла украшение и

небрежно бросила его на пол.

После того как страх медленно отступил, Лютер поднялся,

подошел к креслу и осторожно сел. Значит, старик здесь

общественно значимых фигур, которые должны были

символизировать близость власти к народу.

Он допил пиво и включил телевизор. Туфли отлетели в сторону,

сорокадолларовые носки, подаренные его невестой, повисли на

абажуре лампы. Со временем она купит ему подтяжки за двести

баксов и подходящий по расцветке галстук ручной работы. Черт!

Растирая пальцы на ногах, он подумал еще об одной банке пива.

Телевизор не вызывал у него интереса. Он убрал со лба прядь

густых темных волос и в тысячный раз задумался над тем, как со

скоростью космического корабля проносится его жизнь.

Служебный лимузин, принадлежащий компании отца

Дженнифер, отвозил их в ее особняк в северо-западной части

Вашингтона, куда Джек, возможно, переедет после свадьбы. Она

терпеть не могла его квартиру. До свадьбы оставалось месяцев

шесть, по меркам невесты всего ничего, а он сидит здесь,

мучаясь в догадках.

Дженнифер Райс Болдуин была так ослепительно красива, что

вслед ей оборачивались не только мужчины, но и женщины. Она

была также умна и хорошо воспитана, имела богатых родителей

и собиралась выйти замуж за Джека. Ее отцу принадлежала

одна из крупнейших и богатейших компаний в стране. Торговые

центры, банки, радиостанции, крупные дочерние компании. Этот

список можно было продолжать и дальше, и везде он внес свой

вклад. Немного было людей так же полезных для этой компании,

как он. Ее прапрадедушка был одним из первых промышленных

магнатов Среднего Запада, а семейству матери когда-то

принадлежал большой участок земли в деловой части Бостона.

Боги были благосклонны к Дженнифер Болдуин. Все знакомые

парни Джека безумно завидовали ему.

Он поерзал в кресле и попытался достать зачесавшееся место

на спине под плечом. За неделю он не уставал на работе.

Шестифутовое тело Джека, даже в его тридцать два года, было

таким же крепким, как в годы учебы в школе, где он опережал

всех в любом виде спорта, и в колледже, где конкуренция была

намного жестче, но где ему удалось стать лучшим борцом в

тяжелом весе. Джек поступил на юридический факультет

Вирджинского университета, где выпускал “Юридическое

обозрение”, окончил университет среди лучших студентов и

вскоре занял место общественного защитника в системе

помощи. Он не ожидал, что в дальнейшем будет испытывать

такие же трепет и волнение, как на прежней работе; по его

мнению, такое время бывает лишь раз в жизни, и для него оно

позади. Пришла пора двигаться вперед; даже маленьким

мальчикам вроде Джека Грэма когда-то приходится взрослеть.

Возможно, для него настал как раз такой момент.

Он выключил телевизор, взял пакет попкорна и отправился в

спальню, перешагнув через кучу грязного белья, набросанную

перед дверью. Джек не обижался на Дженнифер за то, что она

не любила его жилище; в быту он был порядочным лентяем. Но

его действительно волновало то, что, даже будь эта квартира

безукоризненно опрятной, Дженнифер никогда не согласилась

бы жить здесь. Во-первых, не тот район. Конечно, это

Капитолийский холм, но не самая престижная его часть.

Во-вторых, размер. Площадь ее городского особняка равнялась

примерно пяти тысячам квадратных футов, не считая помещений

для прислуги и гаража для двух машин, где размещались ее

“ягуар” и только что купленный “рэйндж ровер” – как будто кому

нибудь, кто живет в округе Колумбия, с его забитыми

транспортом дорогами, действительно необходим автомобиль,

способный заехать на гору высотой двадцать две тысячи футов.

У него же было четыре комнаты, не считая ванной.

Он вошел в спальню, снял одежду и лег в постель. Напротив

висела карточка, которая одно время была у него в конторе, пока

смертельно ему не надоела. На ней было извещение о его

приеме на работу в “Паттон, Шоу и Лорд”, крупнейшую

юридическую фирму в Вашингтоне, осуществляющую

обслуживание самых солидных и надежных компаний, в том

числе и компании его будущего тестя. Своей деятельностью

Джек должен был обеспечить поступление многомиллионной

суммы на счет фирмы. Такое поступление гарантировало бы

ему, что в будущем он станет компаньоном. Компаньоны в “ПШЛ”

получали по меньшей мере полмиллиона долларов в год.

Конечно, для Болдуинов это не более чем чаевые, но он не был

Болдуином. Во всяком случае, пока.

Он натянул на себя одеяло. Теплоизоляция дома была

неважной. Он проглотил пару таблеток аспирина, запил их

остатками кока-колы в бутылке, стоящей на тумбочке, и оглядел

свою тесную, неряшливую спальню. Это напомнило ему о

Он медленно выговорил ее имя, его рука инстинктивно

коснулась ее губ и ямочки на левой щеке, придававшей ее лицу

легкую асимметричность. Миндалевидные скулы, изящный нос и

чувственные губы. Острый, упрямый подбородок. Джек

остановил взгляд на больших глазах с поволокой, которые,

казалось, всегда были полны озорства.

Он лег на спину и поставил снимок себе на грудь, так что она

смотрела прямо на него. При мысли о Кейт он всегда вспоминал

и ее отца, с его острым умом и кривой усмешкой.

Джек часто навещал Лютера Уитни в его маленьком домике в

окрестностях Арлингтона, видавшем лучшие годы. Они

проводили время, попивая пиво и рассказывая разные байки,

причем рассказывал в основном Лютер, а Джек – слушал.

Кейт никогда не бывала у отца, и он тоже не делал попыток

встретиться с ней. Джек узнал о нем почти случайно и, несмотря

на возражения Кейт, захотел познакомиться с ним получше. На

ее лице редко появлялось что-нибудь, кроме улыбки, но отец

никогда не был для нее поводом улыбнуться.

Когда он окончил университет, они переехали в округ Колумбия,

и ее приняли в Джорджтаунскую юридическую школу. Жизнь

казалась идиллией. Она приходила на его первые судебные

заседания, где его от волнения била нервная дрожь, иногда

пропадал голос и он едва не забывал, за каким столом должен

сидеть адвокат. Но по мере того как возрастала тяжесть

преступлений его клиентов, ее энтузиазм стал иссякать.

Они расстались на первом году его практики.

Причины были просты: она не могла понять, почему он решил

защищать интересы людей, нарушивших закон, и не могла

вынести, что ему нравится ее отец.

Он отлично помнил, как в этой комнате умолял ее не покидать

его. Но она ушла, это произошло четыре года назад, и с тех пор

он не видел ее и ничего не слышал о ней.

Он лишь знал, что она поступила на работу в прокуратуру штата

Вирджиния, где она теперь, несомненно, занимается тем, что

усаживает на скамью подсудимых его бывших клиентов. В

остальном ее жизнь была ему неизвестна.

Но лежа в постели и глядя на ее улыбку, говорящую ему о

множестве вещей, о которых он так и не узнал от женщины, на

которой через полгода собирался жениться, Джек размышлял,