Часть первая

Сергей

Первые сообщения о трагедии появились в вечерних выпусках

новостей. Сперва показали изуродованный джип и истерично

рыдающую продавщицу из магазина. Потом обуглившиеся

остатки «Рено» и черный мешок, в котором находилось все, что

осталось от русского киллера, пытавшегося уйти от полиции.

Репортаж с Лангегассе, на фоне дома, в котором готовился к

своему преступлению убийца.

Интервью с лейтенантом полиции, только что закончившим

обыск на квартире преступника и демонстрирующим толстые

пачки денег, очевидно предназначенных в оплату за убийство. В

утренних газетах картина случившегося пополнилась важными

деталями.

Выяснилось, что убийца приехал в Австрию из России полгода

назад и, якобы находясь в состоянии глубокой душевной

депрессии, проходил курс интенсивной терапии в одной из

клиник, откуда уже два месяца как был выписан и поселился на

квартире в Вене. Проживая на Лангегассе, ни в чем

предосудительном замечен не был, регулярно посещал

медицинское учреждение известного доктора Шульце и вел

исключительно размеренный и скромный образ жизни. Не курил,

не употреблял спиртных напитков, не посещал увеселительных и

сомнительных заведений, что свидетельствует о его

профессионализме. Важно отметить, что в этническом

отношении убийца принадлежал к одной из кавказских

народностей. По сведениям из русских газет, именно кавказцы

представляют собой ядро крупнейших преступных группировок и

отличаются исключительной дерзостью и кровожадностью. К

убийству гангстер готовился тщательно. Он долго выслеживал

свою жертву, которая, скорее всего, знала его в лицо. Об этом

свидетельствует тот факт, что непосредственно перед

совершением преступления убийца предпринял определенные

шаги к изменению своей внешности. В квартире преступника

обнаружена крупная сумма наличными, представляющая собой

авансовый платеж за убийство. В том, что убийство является

заказным, полиция была уверена на сто процентов.

нацелилась на десятидневное общение в полном отрыве от

привычной обстановки. Добавление слова «семинар»

превращало одно краткосрочное мероприятие в два и ставило

начальство в тупик.

Плюс еще слово «международная», которое придавало затее

дополнительную весомость. А упоминание «молодых ученых»

вводило для участников точный возрастной ценз — не старше

тридцати трех лет.

Конечно, на лекторов это не распространялось.

Заявленная тематика обеспечивала исключительно широкие

возможности для участия — приехать мог каждый, кто был в

состоянии накропать страничку текста с упоминанием слова

«автоматизация», причем на любую тему — от летающих

тарелок до повышения урожайности зерновых. Отбором

докладов занимались Марк Цейтлин и Ларри Теишвили. При

этом они руководствовались простейшей инструкцией,

начертанной корявым почерком Платона на оборотной стороне

распечатки с институтской ЭВМ:

"1. Иностранцев — всех.

2. Наших — всех.

3. Обеспечить географию.

4. 1:3".

Означало это следующее. Все доклады иностранных участников

принимаются безоговорочно (за исключением явной муры). Так

же принимаются все доклады научного молодняка из Института

— будем писать его с большой буквы, — где работали Платон,

Ларри, Марк и Виктор Сысоев. Преимуществами при отборе

пользуются представители периферийных вузов. И надо

обеспечить как минимум одну девочку на трех представителей

сильного пола.

Исполнение этой инструкции гарантировало веселую и не

обремененную привычными заботами жизнь в течение двух

недель, отсутствие проблем с институтским начальством и еще

более высоким начальством из Академии, а также обещало

массу полезных и приятных знакомств и связей.

Открытие школы было запланировано на четырнадцатое

февраля — с тем расчетом, чтобы заключительный банкет,

именуемый в целях конспирации «товарищеским ужином»,

пришелся на День Советской Армии. Эта конспирация никого не

тут же подключались разбирающиеся в этой проблеме люди,

начинали работать рычаги, проворачивались какие-то колесики,

и проблема получала неожиданное и изящное решение.

Платон был гением. При всей его безалаберности и

разгильдяйстве он безошибочно ощущал потребность в том или

ином контакте, никогда не прибегал к лобовым методам и всегда

мог с удивительной скоростью превратить хаотический перебор

телефонных номеров в четкую последовательность действий,

направленных на достижение цели.

Надо сказать, что до сих пор все школы и конференции, которые

проводились этой институтской компанией, великолепно

обходились без секретариата. Но к платоновским закидонам все

привыкли, поэтому его неожиданный натиск был воспринят с

обычной покорностью. Тем более что особых вопросов

подобранные кандидатуры не вызывали. Нина вообще была из

хорошей семьи, воспитанная, диссертацию не только сама

написала, но и сама же напечатала. Со Ленкой тоже все было

ясно — печатала она не так, чтобы очень, зато любила веселую

компанию и считалась своей в доску. К научному персоналу

отношения не имела, числилась техником. В институте ее

держали по двум причинам. Во-первых, начальник Ленки когда

то имел неосторожность закрутить с ней трехнедельный роман,

который привел к тяжелому выкидышу и двум месяцам

больничной койки, после чего начальник, будучи человеком

порядочным, уже не мог Ленку уволить. А во-вторых, Ленка с

готовностью ездила в подшефный колхоз в любое время года, на

любой срок и в любом обществе. В постели она была

совершенно неутомима и не только никогда и никому не

отказывала, но и сама проявляла инициативу каждый раз, когда

в ее личной жизни намечался вакуум.

Сережка. Начало истории

Самым старшим в компании был Сережка Терьян — ему уже

исполнилось тридцать, а выглядел он на все тридцать пять. Он

был профессиональным математиком, закончил сперва

Новосибирский университет, а потом еще и вечерний мехмат. В

институт экономики попал непонятно каким образом — по

видимому, на волне сплошной математизации экономической

Среди его приятелей нашелся человек, женатый на дочке

ответственного работника ЦК, курировавшего в то время

экономическую науку. Историю замяли. Терьян взял отпуск за

свой счет и по его окончании вернулся в институт экономики

другим человеком.

— Каждый раз я это делать не смогу, — предупредил Платон. —

Хочешь заниматься математическим анализом основной

движущей силы современности — валяй. Только не рассказывай

никому. Сожрут и не подавятся.

Терьян оценил предупреждение по достоинству и переключился

на менее рискованную проблематику.

В личной жизни он вел себя скромно. Был женат, успел

обзавестись двумя дочками, в которых души не чаял. После

работы всегда бежал домой, играл с девочками, а после десяти

закрывался на кухне и работал до глубокой ночи. В близких

друзьях, особо после злополучного семинара, числил только

Платона.

Росту Терьян был среднего, больше любил молчать, чем

говорить, и внешне ничем особым не отличался. Однако же

девушки, натыкаясь на него на всяких новогодних вечеринках,

проявляли интерес. Впрочем, про его сердечные дела никому и

ничего известно не было. Сергей не любил об этом

распространяться. И вообще не любил мелькать.

Влюбленный Марк

…Минутная стрелка на вокзальных часах совершила очередной

прыжок, прозвучал недовольный голос толстой рыжей

проводницы, лязгнуло железо.

Поехали!

Как вскоре выяснилось, компания отправилась в Ленинград все

же в полном составе: Платон, не успевший добежать до своего

вагона, прыгнул-таки в хвостовой, промчался через двенадцать

тамбуров и, разрядив беспокойство, занял свое законное место.

— Где Муса? Муса, иди сюда, быстро. И Серегу тащи, — сразу

же начал командовать Платон. — Впрочем нет, Муса, ты не

нужен, ты там с девочками займись, чтобы минут через десять

можно было начать. Серега, быстро иди сюда!

Оказалось, Платон едва не опоздал по той причине, что до

и свернулась калачиком, положив голову Сергею на колени.

— Смотри, какая интересная закономерность, — сказал,

свесившись с верхней полки, Муса. — Была бы одна бутылка,

выпили бы одну, было бы две — выпили бы две, и нормально. Я

взял пять штук, и тоже все выпили. Черт знает что.

— А сколько всего было? — спросила Нина. Она уже

переоделась в халатик и стряхивала со своего одеяла крошки. —

По-моему, очень много. Марик просто невменяемый стал.

Марк Цейтлин в общем-то умел пить, однако на сей раз

несколько рюмок произвели на него неожиданный эффект. Он

заметно побледнел и, вставая, плохо держал равновесие.

Типичный для него уровень общительности от этого не снизился,

она только потекла по какому-то новому руслу. Сначала Марк

приставал к Ленке, громко вспоминая о веселых днях,

проведенных когда-то в колхозе, а потом переключился на ее

подругу и, сдернув со стола бутылку «Хванчкары», стал

уговаривал Нину пойти с ним в соседнее купе. Когда Нине

удалось отбиться, Марк разобиделся так, как могут обижаться

только совершенно пьяные люди, и, не выпуская из рук бутылки,

выскочил в коридор, чтобы найти там себе достойную компанию.

Только совместными усилиями Виктора и Мусы его удалось

остановить, отнять бутылку, затащить в купе и уложить спать.

Марка разбудил громкий стук в дверь купе — поезд подходил к

Ленинграду.

Некоторое время Марк лежал, не открывая глаз. Он слышал, как

спрыгнули с верхних полок Платон и Виктор, как загремела

мелочь — она высыпалась из брюк одевавшегося Ларри, — но

подавать признаки жизни не спешил. У него болела голова, и к

горлу подступала тошнота. Марк попытался вспомнить, что же

все-таки происходило ночью: сели, выпили, потом рассказывали

анекдоты, потом он зачем-то полез к Ленке, кажется, она

обиделась, потом что-то было с Ниной, потом… Он услышал, как

открылась дверь купе, и кто-то сел с ним рядом, отчего полка

жалобно застонала.

— Марик, милый, — прожурчал женский голос. — Не могу, чтобы

мы так просто расстались. Какая была ночь… Ну поцелуй же

меня на прощание.

Марк открыл глаза. В свете, проникающем из коридора в купе, он

с ужасом увидел, что на его постели сидит проводница, у

ним смеялись.

Сашок. Первый контакт

На перроне их встречали двое из горкома комсомола: высокий,

худой, уже начинающий лысеть Лева Штурмин и Саша Еропкин,

плотный, с черной бородой под молодого Карла Маркса.

— Ну, какие планы? — спросил Лева. — Мы можем сейчас

поехать ко мне позавтракать, машины пока подождут, а потом

разделимся. Платон, мы с тобой должны подъехать в горком,

переговорить там, есть кое-какие проблемы. И надо с книгами

все-таки разобраться…

Во время школы-семинара решено было развернуть книжный

киоск с дефицитной литературой. Идея принадлежала Виктору.

Все восприняли ее на «ура» и быстренько воплотили в жизнь

известное положение, что инициатива наказуема. Запасшись

письмами со всеми необходимыми подписями, Виктор двинулся

по инстанциям выбивать дефицит.

В «Академкниге» его встретили хорошо и выделили кучу научной

литературы плюс пять наименований из серии «Литературные

памятники» — по двадцать экземпляров. Зато из «Москниги»

просто выгнали, посоветовав походить по магазинам и купить что

понравится за наличные. Пришлось обратиться к Платону.

Тот сразу же рванул к директору «Москниги», планируя сообщить

ему кое-что о механизме снабжения московских спецавтоцентров

запчастями, однако директор оказался человеком избалованным,

сидел на дефиците уже не первый десяток лет, никаких личных

проблем, кроме диабета, не имел и визиты молодых наглецов из

какого-то там оргкомитета воспринимал отрицательно. А также

он был явно не дурак, и когда Платон начал объяснять

директору про международное значение школы, тот с надменной

улыбкой поинтересовался, зачем иностранцам русские книги.

Нашим? Ну, наши и так перебьются. Подключать тяжелую

артиллерию в лице ВП Платон не хотел — по-видимому, успел

похвастаться, что они затевают аховую школу-семинар и уже все

сделали, — поэтому обратился за помощью к Ларри.

Теишвили подумал, пошевелил усами и решил проблему за два

дня. Какая-то его знакомая работала в Центросоюзе и

заведовала там именно книжной торговлей.

с этим он разберется сам, быстро оценил, что означают на деле

квартирмейстерские функции, и промолчал.

— И еще, — продолжал Платон. — У Сергея будут все деньги,

надо взять сейф и положить туда. Как только поселишься,

позвони, — он сунул Марку бумажку, — и продиктуй все номера

комнат.

* * *

Пансионат производил впечатление. Недавно отстроенный, он

находился прямо на берегу. Сразу за ним начинался и тянулся

куда-то в глубь суши сосновый лес, сиявший в лучах утреннего

солнца. От центрального входа в разные стороны разбегались

следы лыж. В холле было чисто, светло, и над регистратурой

уже висело полотнище с надписью «Приветствуем участников

международной школы-семинара».

Марк достал сигарету, вставил ее в мундштук, закурил и

подошел к регистратуре:

— Доброе утро, девушки. Меня зовут Цейтлин, Марк Наумович,

кандидат наук, заместитель председателя оргкомитета.

Директора можно увидеть?

Беседа с директором началась не лучшим образом. Места для

иностранцев, к счастью, были забронированы, но по всем

остальным вопросам понимание отсутствовало. Например,

директор почему-то считал, что советских участников будет

около пятидесяти, а их ожидалось, как минимум, вдвое больше.

И к лекторам он отнесся без особого тепла, считая, что они

вполне могут жить в одноместных номерах. Обследовав один

такой номер, Марк убедился, что жить в нем вполне можно, но

только не академику. Что касается люксов и полулюксов, то

здесь директор вообще отказался что-либо обсуждать —

отрезал: все занято. Пришлось привлекать Еропкина.

Проблема, как выяснилось, состояла в том, что одновременно со

школой в пансионате должен был проходить слет женских

молодежных команд по лыжному спорту, и организовывал его

все тот же горком комсомола, только другой отдел.

Еропкин сел на телефон. Через час удалось несколько развеять

сгустившиеся тучи.

Оказалось, что в пансионате существует так называемое «левое

крыло», куда обычно засовывают простых смертных,

приезжающих по путевкам. Сейчас это крыло наполовину

побольше, и шкаф с посудой стоит. И холодильник. Поселим

твоих профессоров по одному в двухместные номера, они

разницы и не заметят. Зачем им, понима-аешь, холодильники?

Выйдя в холл, Еропкин и Марк увидели, что Ленка дремлет в

кресле, а Терьян и Сысоев таскают пачки книг из микроавтобуса

и складывают их у стенки. Пока директор о чем-то говорил с

регистраторшей, Марк подбежал к Виктору:

— Что, все получилось? Что-то очень быстро.

— Да ни хрена еще не получилось, — ответил Виктор, бросая

пачку на пол и вытирая рукой лоб. — Ларри там воюет. А это то,

что по линии «Академкниги» пришло. Нам бы надо все это куда

нибудь сложить, в надежное место, чтобы не растаскали. А то к

обеду уже приедут проверять, как храним материальные

ценности. Если что, Серега в жизни не отчитается. Тут книг на

шесть тысяч. С директором поговорили? Нам же еще и место

для киоска понадобится.

— А я тебя сейчас познакомлю, — сказал Марк и потянул

Виктора к регистратуре. Но директор уже заметил необычную

суету и сам шел к ним.

— Это что, материалы для вашей школы? — спросил он, с

удивлением глядя на гору пачек.

— Да нет, — сказал Виктор. — Материалы еще должны подвести

из Москвы. Это литература. Книжный киоск у нас будет.

— По специальности? — поинтересовался директор. В глазах

его что-то блеснуло.

— Ну и по специальности, конечно, — сказал Марк, наступая

Виктору на ногу.

— То есть, эта партия лишь наполовину по специальности, к

вечеру должны подвезти остальное. Между прочим, тут уже кое

что есть. — Он поднял с пола пачку, на которой было написано

«Алиса в стране чудес» («Алиса» вышла в «Памятниках»

примерно за месяц до школы, и достать ее было совершенно

невозможно).

— Хм, — сказал директор. — А нельзя посмотреть списочек, что

вы там вообще ждете?

— Да о чем речь, Борис Иванович, конечно, можно. Только, если

не возражаете, ближе к вечеру, когда совсем все доставят. Нам

бы какое-нибудь помещение, чтобы сложить эти пачки. А

вечером, когда остальное привезут, и список представим, и

Виктор снова уехал в город. Еропкин куда-то пропал еще до

обеда.

Сергей проснулся от телефонного звонка и не сразу сообразил,

где находится. Солнце уже заходило, шторы были задернуты, в

номере царил полумрак.

Звонил Платон.

— Сережка, как дела?

— Книги привезли, сложили в администрации. Ключ у меня. Там

же стоит сейф с деньгами. Первые двадцать пять рублей я уже

получил — директор попался образованный. У Марка ключи от

трех люксов. Но я считаю, что один надо вернуть — зачем зря

платить деньги? Возьмем, когда кто-нибудь приедет.

— А зачем он хапнул три люкса? Я же ему сказал — два. Это он

третий для себя взял. Фиг ему! Скажи, чтобы третий ключ сдал,

но чтобы мы всегда могли его получить. Что еще?

— Все. Пообедали и легли спать. А как у тебя? Что Ларри?

— У меня все в порядке, — расплывчато ответил Платон. —

Ларри, кажется, решил проблему, но книги привезут только

завтра. И завтра же приедут проверять, как мы их храним. А

сейчас вот что. Ты знаешь ресторан «Кавказский» на Невском?

Не знаешь? Ну ладно. Пойди, возьми деньги — рублей двести,

больше не надо, — разбуди ребят, бегите на автобус, берите

такси, как угодно, но чтобы к семи часам вы уже были там. Не

будут пускать — скажешь, что Зиновий Маркович звонил.

Стол уже будет накрыт, посмотри, чтобы все было в порядке,

садитесь, но не очень гуляйте, дождитесь меня. А где Еропкин?

— Знаешь, он еще до обеда куда-то сгинул и больше не

появлялся. Наверное, в городе.

— Нет, здесь его не было. Кстати, как он тебе?

Саша Еропкин не понравился Сергею с первого же взгляда. Он

определенно не принадлежал к их кругу, но главным было не

это. Что-то в нем сразу оттолкнуло Сергея. Может быть,

полуграмотная речь, засоренная постоянным «понима-аешь»,

может, беспокойно бегающие глаза, а может — какая-то

настойчиво выпячиваемая самоуверенность. Но, скорее всего,

Сергею не понравилось, как Еропкин смотрел на Ленку. Сергей

ничего не знал об этой женщине, впервые увидел при посадке в

поезд, и сильного впечатления она на него поначалу не

произвела, к тому же Терьян был человеком семейным и жену

лестнице вниз.

Еще шагов за десять до Ленкиного номера Сергей услышал

странный шум — будто ритмично соударялись два тяжелых

предмета, а когда подошел к двери вплотную, понял, что шум

этот доносится как раз из Ленкиной комнаты и производит его,

по-видимому, стукающаяся о стенку кровать. Еще он услышал

тяжелое мужское дыхание, а чуть позже — Ленкин стон.

Сергей постоял несколько секунд, пытаясь понять, что,

собственно, происходит, а когда понял — развернулся и, уже

медленно, пошел по лестнице в свою комнату. Хорошее

настроение, с которым он проснулся утром в поезде,

растворилось без остатка. Его сменили обида и жуткая злость на

Ленку.

Вспомнилось, как ночью Марк что-то спьяну нес про колхозы и

сеновалы, но тогда Сергей не придал этому никакого значения. А

сейчас он — без всяких на то оснований — вдруг ощутил, что

Ленка его предала. Ощущение предательства было настолько

ярким, что Сергей категорически решил: еще два-три дня, школа

наберет обороты, и он уедет в Москву.

Вернувшись в свой номер, он снова закурил и набрал Ленкин

телефон. К его удивлению, Ленка сняла трубку сразу же.

— Привет тебе, — сказал Терьян, стараясь говорить как ни в чем

не бывало.

— Платон звонил, срочно требует нас в город. В семь мы

должны быть в ресторане.

Давай одевайся, а то через сорок минут нам уже выходить.

— А я одета, — неожиданно для Сергея ответила Ленка. —

Сейчас только причешусь и через пять минут буду внизу.

Сергей повесил трубку, помотал головой, пытаясь осознать

услышанное, решил оставить размышления на потом, схватил с

вешалки куртку и вышел из номера.

Спустившись вниз, он увидел Цейтлина и Еропкина. Сидя за

столиком в буфете, они пили кофе, а перед Еропкиным стояла

еще и рюмка коньяка.

— Давно сидите? — спросил Терьян, стараясь не смотреть на

Еропкина.

— Я только что подошел, — ответил Марк, чье настроение с

момента пробуждения заметно улучшилось. — А Сашок просто

живет тут. Я спустился, вижу — перед ним уже четыре пустые

По-видимому, они пришли давно и уходить не собирались.

Мужчина непрерывно говорил, время от времени целуя своей

спутнице руку, а та внимательно его слушала.

Ленка окинула девушку взглядом, на мгновение замялась, а

потом села к ней спиной. Еропкин опустился на стул напротив,

Марк и Сергей устроились рядом с ним. Несколько минут все

неловко молчали, затем Еропкин подозвал официанта и заказал

водку и шампанское.

— Есть хорошие грузинские вина, — сообщил официант.

— Красного не пью, — заявил Еропкин, но, спохватившись,

обратился к остальным:

— Не будем мешать, правда?

Сергей даже не успел возразить — Марк немедленно затребовал

у официанта карту вин, долго с ним препирался, капризничал и

наконец попросил принести четыре бутылки «Телиани». Вино

появилось в ту самую секунду, когда к столу подошел Платон.

Еще через несколько минут в дверях показались Виктор и Муса,

следом прибыл Лева Штурмин с девушкой, которая оказалась

его женой Генриеттой.

— А где Ниночка? — спросила Ленка.

— Она с Ларри, печатает списки книг, — махнул рукой куда-то в

сторону Платон. — Ларри ее сюда привезет, а сам поедет в

пансионат. Он совсем замучился, говорит, хочет выспаться.

* * *

Ларри появился через час, когда уже прозвучала команда

подавать горячее, — привез замученную до синевы Нину, выпил

рюмку водки, посовещался о чем-то с Платоном и исчез. На

вопросительно поднятые брови Виктора — что, дескать, с

книгами? — Платон показал большой палец, но

распространяться не стал.

За столом было весело. Марк хорошо танцевал и стал по

очереди приглашать девушек. Быстро выяснилось, что Лева ему

не уступает, и между ними сразу же разгорелось соревнование.

Все наблюдали. Виктор рассказывал, как он маялся с

американским специалистом по вычислительной технике,

которого сам же и пригласил в Институт читать лекции, имея

далеко идущие планы личного участия в налаживании

международного сотрудничества.

— Сразу же началась самодеятельность. Купил он в каком-то

только надо будет заплатить за номер и вообще со вниманием,

так сказать. Если проблемы какие будут, ну мало ли что, он

подключится.

— А в каком он звании? — вызывающе спросил Сергей. Он весь

вечер внимательно следил за Ленкой и Еропкиным, пытаясь

увидеть что-нибудь такое, что могло бы хоть как-то прояснить

ситуацию, но ничего не увидел. Ленка сидела между Платоном и

Мусой, ела, пила, хохотала, танцевала то с Левой, то с Марком и

не обращала на Еропкина ни малейшего внимания. Только раз

он что-то спросил у нее через стол, но было шумно, и Сергей не

услышал ни вопроса, ни ее ответа.

— Ну, понима-аешь, у тебя и вопросы, — сказал Еропкин, по

видимому, пожалевший уже, что заговорил. — Хочешь, когда он

приедет, я тебя познакомлю, у него и спросишь. Только не забудь

о себе рассказать: кто такой, откуда. А то он не любит, когда про

него спрашивают, а про себя ничего не говорят.

— Знаешь что, — начал было Сергей, который всегда заводился

быстро и сейчас ощутил, как его подхватывает волна бешенства,

— мне ведь… — тут он почувствовал, что кто-то наступает ему

на ногу. Терьян взглянул через стол.

— Сереженька, — сказала Ленка, улыбаясь, — ты вообще не

танцуешь или тебя наше общество не вдохновляет? Дама

приглашает кавалера.

Когда они медленно задвигались в танце, Ленка положила голову

на плечо Терьяна и тихо сказала:

— Сереженька, если я тебя о чем-нибудь попрошу, обещай, что

сделаешь.

Обещаешь?

Сергей хотел ответить что-нибудь привычно легкое, ни к чему не

обязывающее, но у него почему-то перехватило горло, и он

сипло пробормотал:

— Говори. Для тебя сделаю.

Ленка подняла голову и посмотрела ему в глаза:

— Сереженька, это очень нехороший человек. И очень вредный.

И друзья у него такие же. Хочешь — разговаривай с ним, не

хочешь — не разговаривай, только не вздумай ссориться.

Пожалуйста.

Какое-то время они танцевали молча. Наконец Терьян смог

придумать вопрос:

нашел ошибки — я переделала. Но как я могу напечатать то,

чего у меня нет?

— А у кого все это должно быть? — продолжал заводиться Марк.

— Ах, видите ли, мы занимаемся принципиальными вопросами.

А позвонить секретаршам и спросить — это что, мы с Сергеем

должны делать? Что, трудно взять и обзвонить секретарш?

— Сережа, — тихо сказала Ленка, — ты не можешь его

угомонить? Нина вот-вот разревется. Если ты чего-нибудь сейчас

же не сделаешь, сделаю я. Только это будет намного хуже.

Сергей встал и двинулся к Марку. Но тот, уже войдя в пике и

побелев от ярости, резко развернулся и выскочил из люкса,

хлопнув дверью.

— Интересно, есть ли жизнь на Марсе? — глядя в потолок,

спросила Ленка. — А если есть, нельзя ли частично провести

школу там и отправить туда Цейтлина руководить?

— Ты молодец, Ленка, — сказала Нина, улыбаясь сквозь

набежавшие слезы. — Только на Марсе жизни нет.

— Если оставить в стороне истерику, — заметил Терьян, подходя

к телефону, — то, по существу, Марк прав. Мы же действительно

это упустили. Давайте бросим все силы на обзвон, и через

полчаса у нас будет полная картина.

— Дай мне несколько телефонов, я позвоню от себя, — сказала

Нина, посмотревшись в зеркало. — Мне все равно умыться

надо.

Она вышла из люкса. Сергей подошел к телефону, но не успел

набрать первый же номер, как дверь открылась и вошел Марк —

на ладони правой руки он нес свой походный поднос, накрытый

салфеткой, а левой рукой придерживал за локоть Нину.

— Давайте перекусим, — сказал Марк как ни в чем не бывало и,

выпустив Нину, элегантно сдернул с подноса салфетку. Под ней

обнаружились бутылка полусладкого шампанского, лежавшая на

боку, и блюдо бутербродов с сыром. Поверх сыра на каждом

бутерброде красовались два огуречных кружочка, один

помидорный, кольцо репчатого лука и пирамидка из томатной

пасты. Понятно было, что Марк жалеет о случившемся, но

никогда про это не скажет.

— Сейчас поедим, — продолжил он, — а потом быстро

доделаем все дела. Нам же еще таблички с фамилиями

понадобятся. Ну и по мелочи кое-что.

чувствуя, как колотится его сердце.

— Обнять — можно, — разрешила Ленка. — Только не спеши.

Сергей обнял Ленку и нежно, едва касаясь, провел ладонью по

ее теплой и сухой спине. Ладонь покалывало, будто от

муравьиных укусов…

* * *

Потом они лежали рядом, курили одну сигарету и молчали.

Первой заговорила Ленка.

— Сереженька, сейчас нас искать начнут. Не хочу, чтоб они про

это знали.

Пойди, покажись кому-нибудь.

— Пойдем вместе.

— Не надо. Ты иди один. И возьми ключ с собой. А я тут посплю

немножко.

— Пойдем, Ленка. Не хочу тебя одну оставлять. Ну пойдем.

— Да не могу я, как ты не понимаешь! По мне сразу все бывает

заметно. Я подожду тебя. Только возвращайся быстрее.

Когда Сергей оделся и подходил к двери, Ленка окликнула его

уже наполовину сонным голосом:

— Сереженька, если хочешь, я останусь на всю ночь. Хочешь?

* * *

Платона и Ларри Сергей обнаружил в номере оргкомитета.

Видно было, что оба здорово умотались, но результатами

довольны.

— Вот пришел финансовый гений, — объявил Платон. — Как

дела, Сережа? Где народ?

— Половина спит, половина гуляет. Я, например, спал, —

сообщил Терьян.

— Что ты говоришь? — сумрачно удивился Ларри. — Спят,

гуляют. Прямо курорт. А как с лекторами?

Сергей коротко рассказал, что было сделано. Показал таблички с

фамилиями, распечатанную программу. Передал Платону график

заезда лекторов.

— Так, ладно. Это отдашь Еропкину, он сейчас появится. И

давай поднимай всех. Тут, оказывается, сауна есть. Я

договорился, нам ее через полчаса откроют.

Через десять минут все были в сборе.

— Кого-то не хватает, — заметил Платон, окинув взглядом

оргкомитетский номер. — Сашок здесь? Кого нет?

* * *

…За закрытой дверью парной священнодействовал Марк, обучая

Мусу нелегким премудростям банного дела. Еропкин отозвал в

сторону Платона.

— Слушай, а чего ж мы так не подготовились? Кого будем — это

самое? Полна баня, понима-аешь, мужиков, а девок — только

одна. И та — де-юре. Нам бы надо что-нибудь де-факто. Давай,

я сбегаю.

Платон с удивлением посмотрел на Еропкина. Во-первых, он не

мог представить себе, что Еропкин знает такие мудреные слова.

Во-вторых, хотя предложение звучало вполне привлекательно,

Платон колебался, не зная, стоит ли соглашаться на него в

присутствии Нины. Одно дело — полностью мужская компания.

И совсем другое дело, если рядом с Ниной окажутся

приведенные Еропкиным девицы.

Для того, чтобы догадаться, кого именно приведет Еропкин, не

нужно было обладать чрезмерно развитой интуицией.

— Сашок, — подвел итог своим размышлениями Платон, — мы

здесь еще о делах хотели поговорить. Чужих — не надо бы.

— Ну как знаешь, — сказал Еропкин. — Я тогда пойду. Дай ключ.

На секунду замявшись, Платон вытащил из пиджака ключ от

номера оргкомитета.

— Только поаккуратнее там. И без шума, чтобы проблем не

было. Имей в виду, утром ключ будет нужен.

— За завтраком отдам. — И, выпив из горлышка бутылку пива,

Еропкин исчез.

* * *

Сергей проснулся от непонятного шума. Уткнувшись ему в плечо,

тихо дышала Ленка. Дверь в номер сотрясалась от стука. Сергей

высвободил левую руку и встал. Ленка что-то пробормотала,

затем отвернулась к стене. Натянув джинсы, Сергей рванулся к

двери.

— Кто там?

— Серега, ты что, умер, что ли? — раздался голос Марка. —

Открывай быстрее. У нас проблемы.

Когда Терьян открыл дверь, глазам его предстало

фантастическое видение:

Марк — в брюках, резиновых тапочках на босу ногу и кое-как

заправленной рубашке — был красным и мокрым, к щеке прилип

— Сережа, хорошо, что ты у себя. Деньги есть?

— Слушай, что там у вас творится? Я же отдал Марку.

— Еще надо минимум полсотни. Наскребешь?

— В сейфе пусто, — решительно соврал Терьян, понимая, что

школа еще не открылась, а около тысячи рублей уже ушло. — У

меня есть сорок рублей своих.

— Ладно, справимся. Сейчас придет Виктор. Ты не знаешь, где

Ленка?

— У себя, наверное. Тут Марик такой шорох навел. Может, ты

объяснишь, что случилось?

— Потом. Все, обнимаю, — и Платон бросил трубку.

Через десять минут в дверь постучал Виктор, схватил деньги и

растворился.

Сергей позвонил Ленке — телефон не отвечал. Молчали

телефоны у Ларри и Мусы, по телефону Марка почему-то

ответил женский голос. Удивительно, но не отвечал и номер

оргкомитета. Сергей позвонил Платону, трубку снял кто-то

незнакомый и сказал: «Егоров слушает». Сергей нажал на рычаг.

Подумал, набрал номер Нины, и она сразу ответила.

Оказалось, Нина тоже ничего не понимает. Все были в бане,

когда постучали в дверь. Открыл Марк, поговорил со стоящим за

дверью человеком, затем подозвал Платона и что-то ему сказал.

Платон пошептался с Мусой и Ларри, они быстро оделись и

убежали. Потом Муса вернулся, забрал Марка и Виктора. Нина

подождала минут пятнадцать, оделась, пошла к себе в номер и

легла спать. А только что прибежал Виктор. Забрал у нее

двадцать рублей, ничего не объяснил и исчез.

Сергей подождал еще полчаса. Ничего не происходило. В

очередной раз набрал Ленкин номер — по-прежнему никто не

снимал трубку. Он набросил на постель покрывало, снял ботинки

и лег не раздеваясь. Хотел закурить, но передумал — от

подушки пахло Ленкой, и Сергей не стал перебивать этот запах.

Подвинул поближе телефон и сам не заметил, как заснул.

Терьян проснулся, когда в комнате было уже светло. Посмотрел

на часы — девять утра. Значит, проспал завтрак. А ужина, если

не считать шампанского, и вовсе не было. Тут он вспомнил, что

около девяти как раз должна заехать первая группа участников и

надо заниматься расселением — внизу, наверное, уже стоят

столы для регистрации.

ухо. А Еропкин спустил его с лестницы. Тогда кавалер, долетев

до самого низу, привел с собой весь вокально-инструментальный

ансамбль. И они отметелили Еропкина. И девкам досталось. А

дежурный по корпусу вызвал милицию.

Еропкин к этому времени уже успел одеться. Кроме того, он что

то шепнул старшему наряда, и милиция стала заниматься

вокально-инструментальными дебоширами. Но тут одна из девок

заорала, что у нее пропали золотые сережки, и орала так громко,

что приехал второй наряд и начал составлять протокол. Еропкин

и им попытался что-то шепнуть, но тут уже ничего не

получилось, потому что валить было не на кого. Запахло

серьезным скандалом. Две другие девицы быстро

сориентировались и тоже стали вопить, что сережки были, а

потом пропали. Вот тогда-то струхнувший Еропкин и вызвал

подмогу.

— В оргкомитетский номер я пришел намного позже, — говорил

Виктор, — поэтому все со слов Тошки. Он прибежал первым, с

ним еще Муса был и, кажется, Ларри. В номере все вверх дном,

на полу битое стекло — это Еропкин от музыкантов бутылками

отбивался. Сашка сидит в углу, держится за голову. Под глазом

фонарь, рубашка до пояса разорвана. Три девки — одна в

полотенце, вторая в простыне, третья — из-за которой весь сыр

бор — прикрывается подушкой. И два мента — счастливые

беспредельно. Девки орать уже перестали. Лыка не вяжут

совершенно. В общем, удалось договориться, что пока протокол

не пишем, а ищем пропавшие драгоценности. Еропкина под

конвоем отвели к Мусе в номер. Стали искать. И представляешь

— одну сережку действительно нашли, в углу под торшером

валялась. А второй — нету. Может, она была, может — не было,

никто не знает.

Милиция уже устала, говорит — разберитесь полюбовно, и

разойдемся. Ну, тут и началось. Потерпевшая заявляет, что

сережки — бабушкины, большая историческая ценность, стоят

тысячу рублей. Договорились на пятистах. Марк принес деньги,

отдал. Ларри за это время окрутил ментов — я к тебе еще за

деньгами заходил, — взяли две бутылки коньяка, и он повел их к

Платону в люкс отмечать конец дежурства. А мы втроем

остались с этими шлюхами. Та, которая с сережками, стала

требовать, чтобы мы отправили ее домой на такси. Наверное,

А через пятнадцать минут зовет обратно и говорит — вот

товарищ будет присматривать за вашей школой, вы его поселите

в одном из люксов и позаботьтесь, чтобы все было в порядке.

Мы вышли, я этому товарищу отдал ключ и поинтересовался, не

нужно ли чего. Он попросил — вежливо так — найти Еропкина и

прислать к нему в номер. Вот теперь хожу, ищу.

— А Ленка где? — осторожно спросил Сергей.

— Мы втроем позавтракали, и она сейчас приводит в порядок

оргкомитетский номер. Муса уехал в город — у него какая-то

встреча. Где остальные, понятия не имею.

Платон, Ларри и Марк объявились через полчаса. Оказывается,

они тоже были у директора, получили свое, потом зашли

представиться незнакомцу, искавшему Еропкина. Звали

незнакомца, как выяснилось, Федор Федорович, было ему лет

тридцать, и появился он вовсе не для расследования ночных

событий, а в связи с заездом большого числа иностранцев.

Помимо Еропкина, ему был нужен список иностранных

участников, схема их расселения, а также все материалы школы,

и чтобы о мероприятиях типа круглых столов и дискуссий ему

заблаговременно сообщали, дабы мог поприсутствовать. Если

же будут какие переговоры с иностранными учеными, то

проводить их не в номерах или коридорах, а в специально

отведенном для этого помещении на восьмом этаже. Ну и,

естественно, список книг, предназначенных для розничной

продажи, занесите, пожалуйста.

— Витюша, — сказал Платон. — Хрен с ним, с Еропкиным. Беги

в номер, неси список. Идея с книгами — классная. Смотрите, как

они все западают.

Когда Виктор, повинуясь любезному «Заходите, не заперто»,

вошел в номер, он увидел таинственного Федора Федоровича,

сидящего за столом в сером костюме, голубой рубашке и

тапочках. Галстука на нем не было. На столе красовались

бутылка коньяка и два фужера. А еще за столом сидел

неуловимый Еропкин. Под левым глазом у него виднелся

припудренный синяк, правая бровь и подбородок были заклеены

пластырем.

Виктор представился, протянул Федору Федоровичу список и сел

за стол.

Федор Федорович, потянувшись, извлек из буфета еще один

две ночи она приходила, тихонько скреблась в дверь. Но до утра

не оставалась ни разу: как только Сергей засыпал, сразу же

уходила. Флакончики, тюбики и зубная щетка очень быстро

исчезли. И хотя Ленка в первую же ночь сказала скороговоркой,

уткнувшись Сергею в плечо: «Хорошо, хорошо, очень здорово

хорошо», — была она какой-то скучной, все время

отмалчивалась, если же Терьян начинал ей что-нибудь

рассказывать, слушала без видимого интереса, а то и

перебивала Сергея, причем довольно грубо.

Как-то Сергей попытался выяснить, в чем дело, но Ленка вместо

ответа приподнялась на локтях, посмотрела на него, подмигнула

и, чмокнув в щеку, отвернулась к стенке. А один раз ему

померещилось, что она плачет, и он повернул ее к себе, но

понял, что ошибся, потому что глаза Ленки были сухими, а через

секунду и размышлять о чем-либо стало невозможно.

* * *

Когда миновала половина отведенного семинару срока, приехала

Вика. О ее романе с Платоном мало кто не знал, но вели они

себя очень сдержанно и отношений не афишировали. Платону

лишние неприятности были ни к чему, а заработать их ничего не

стоило. Во-первых, сам он был человеком семейным, и всякого

рода аморальное поведение, да еще на глазах у коллектива,

могло обойтись довольно дорого, а во-вторых, отношения с

Викой тянулись уже пять лет — с тех пор, как Платон, выкрутив

Виктору руки, заставил взять ее в лабораторию, — и время от

времени прерывались, утрачивая остроту.

В один из таких перерывов Вика вышла замуж, причем не за

какого-то аспиранта, а за человека, незадолго до того

вступившего в должность заместителя директора по режиму.

Прежний зам — Дмитрий Петрович Осовский — внезапно умер, и

прислали нового, молодого. Он походил, огляделся и сделал

Вике предложение, которое она приняла неожиданно быстро.

Легко понять, что после этого общение с ней стало просто

опасным. Впрочем, Платон отнесся к происшедшему

удивительно легко и, судя по всему, даже не помышлял об

окончательном разрыве. Ларри частенько говорил ему: «Если у

нас человек такое делает, он сначала завещание пишет. Ты

понимаешь, что будет, когда он вас расколет?» — «Ерунда, —

отмахивался Платон и щурил глаза. — Никто никого и никогда не

Эту ночь Сергей запомнил на всю жизнь. И вовсе не потому, что

она была заполнена какими-то сверхъестественными изысками,

хотя опыта Ленке было не занимать. Напротив, была в этой ночи

какая-то сдержанная простота, которая вытеснила все

перепробованное ранее, но при том довела обоих сначала до

исступления, а потом, ближе к утру, и до полной прострации.

Странная нежность заволакивала темную комнату, вздымалась и

опадала, неслышно клубилась, путаясь во влажных от пота

простынях и спотыкаясь о сброшенные на пол подушки.

Только с очень большим опозданием Сергей понял, что с ним

таким образом прощались. Но это было уже потом.

А закончилась ночь тем, что Ленка вылезла из постели и уселась

нагишом на подоконнике, обхватив руками колени и уставившись

в окно. Сергей пытался заговорить с ней, но она не отвечала.

Когда же он наконец решил, что пора встать и выяснить, в чем

дело, Ленка по-прежнему молча спрыгнула с подоконника и

стала быстро собирать свои вещи. Уже одевшись, она сказала

Сергею, что у нее разболелась голова, уклонилась от поцелуя и

выскочила за дверь.

На следующий день, направляясь вечером в оргкомитетский

номер, Сергей зашел за Ленкой и застал ее в куртке.

— Ты откуда? — спросил Сергей.

— Не откуда, а куда, — ответила Ленка, натягивая шапочку. —

Хочу пойти погулять.

— Одна?

— Давай пойдем вместе, — безразлично сказала Ленка.

— А я думал, мы заглянем к ребятам, — Сергей попытался

перехватить инициативу. — Там стол накрыли, Марик каких-то

сказочных бутербродов накромсал…

— Ты что, голодный? — таким же непонятно-безразличным

голосом спросила Ленка. — Тогда иди поешь.

В результате они все-таки пошли гулять. В лесу Ленка

преобразилась — бегала по сугробам, пряталась за деревьями,

смеялась, бросала в Сергея снежками, но когда он, поймав ее в

каком-то кустарнике, попытался поцеловать, уперлась ему

варежками в грудь и не далась. А всю обратную дорогу молчала.

В пансионате Сергей снова пригласил ее в оргкомитетский

номер. Ленка неожиданно легко согласилась, но, пробыв там

около получаса, исчезла, не сказав Сергею ни одного слова.

очень близких приятелей. Впрочем, с Платоном иначе и быть не

могло.

— Я приблизительно в курсе, — соврал Сергей. — Хотя,

конечно, деталей никаких не знаю. Даже не думал, что это

сколько-нибудь серьезно.

Из рассказа Виктора получалось, что какое-то время назад

между Ленкой и Платоном был очень бурный роман, который

около месяца находился в стадии вулканической, а потом

постепенно пошел на угасание. И вроде бы Ленка это

переживала очень тяжело, потому что часто появлялась на

людях с заплаканными глазами. А потом все резко оборвалось.

И произошло это потому, что возникла Вика. С тех пор Ленка

ненавидит Вику сильнее, чем любого фашиста. Хотя с Платоном

у нее точно все закончилось. А Вика про Ленку знает, и ей очень

нравится всячески Ленку изводить.

— Понимаешь, — говорил Виктор, — я ведь знаю Вику с тех

самых пор, как она только появилась в Институте. Хорошая

была девочка — веселая, добрая. Парнями крутила как хотела,

но все это без злости. А сейчас, особенно после того, как вышла

замуж за своего топтуна, — просто не узнать. Даже когда Ленки

рядом нет, Вика постоянно показывает, кто есть царица бала, а

уж при Ленке тґак расходится, просто держись… Я иногда боюсь,

что Ленка ей при людях в волосы вцепится. Вика и с Тошкой

себя поставила — гранд-дама, да и только. Я просто не

понимаю, что он в ней находит. Ну, конечно, экстерьер — тут

ничего не скажешь.

Но ведь стерва — не приведи господь! Если он ей когда-нибудь

дорогу перейдет или в чем-нибудь не потрафит — сожрет с

костями. Ты заметил, как она Ленку называет? Лену-уля!.. Как

горничную… И со всеми остальными так же… Она только Ларри

побаивается, потому как не знает, что от него можно ожидать. И

еще заметь — Ларри с ней ласковый, обходительный, усами

шевелит, смеется. У него, когда он с ней говорит, акцент

прорезается. Это он так дурака валяет, а на самом деле чует

все, как хорошая гончая. И железно понимает, что у Платона из

за Вики могут быть неприятности. Думаю, что если она какой

нибудь фокус выкинет, Ларри ее схавает, как кот золотую рыбку.

Разговор перешел на Ларри, Вику и иные, менее интересные для

Терьяна предметы. Переваривая полученную информацию,

Закат

Умер Брежнев.

Великая империя, сцементированная нищетой и ненавистью,

раскинувшаяся на пол-Европы и еще на пол-Азии, создавшая

свои форпосты на Севере и на Юге, на Востоке и на Западе,

отгородившаяся от всего мира видимой и невидимой колючей

проволокой, собранная когда-то по кусочкам Иваном Калитой,

захватившая необъятное Сибирское ханство при Иване Грозном,

ворвавшаяся в оцепеневшую от изумления Европу при Петре,

Екатерине и Александре, снова разодранная в лохмотья в огне

гражданской войны, поднявшаяся на крови, пролитой во имя

грядущего царства справедливости новыми рабоче

крестьянскими полководцами, империя, более полувека

грозившая всему миру бронированным кулаком, — эта великая

страна, начавшая еще лет десять назад малозаметное движение

под уклон, покатилась к пропасти, постепенно набирая скорость.

Наведение порядка и укрепление трудовой дисциплины,

объявленные Андроповым первостепенными задачами —

задачами, решение которых должно было остановить падение,

— провалились с треском. Железный кулак, так хорошо

знакомый старшему поколению, поднялся с прежним

богатырским замахом, повисел в воздухе и ухнул в пустоту, не

прихлопнув даже, а лишь прищемив тех немногих, кто был

изловлен органами в магазинах, парикмахерских и банях. Запад,

с недоверием отнесшийся к литературному гению нового вождя,

но зато хорошо запомнивший его предыдущее место работы,

ощетинился крылатыми ракетами. Рейган объявил о

разворачивании программы «Звездных войн». Держава приняла

вызов: колоссальные, невиданные средства, вырученные за

нефть, газ, алюминий, никель, рекой потекли в прорву военно

промышленного комплекса. Монстр, почувствовавший новый

прилив жизненных сил, зашевелился, заворочался, повел

плечами и смахнул в Японское море попавшийся под горячую

руку южнокорейский пассажирский самолет. Мир содрогнулся.

Со смертью Андропова потенциальная энергия, накопленная за

короткое время его правления, по всем законам науки перешла в

кинетическую. Расстановка сил в высшем эшелоне власти —

ввиду очевидной непригодности и недолговечности нового

называли заместителя директора основные участники Проекта,

вряд ли будет в претензии.

Банкет по поводу защиты папы Гриши проводился в

«Славянском базаре». Этот ресторан оказался чуть ли не

единственным бастионом, который устоял перед накатом

«нового мышления» на вековые традиции. Антиалкогольная

кампания не только привела к исчезновению из магазинов любых

напитков и породила, таким образом, очереди не виданной

доселе длины, но и вызвала к жизни странное правило, в

соответствии с которым в любом ресторане официант

пересчитывал всех пришедших по головам и категорически

отказывался подавать более ста пятидесяти грамм на душу.

Папа Гриша обзвонил несколько мест, узнал, что это правило

соблюдается неукоснительно, и обратился за помощью к Мусе.

Хмыкнув, Тариев объявил, что проблем нет — надо идти в

«Славянский базар», там он договорится. А заодно постарается

обойти запрет на обмывание диссертаций. Дело тут было вот в

чем.

Как определила — в свете новых веяний — Высшая

аттестационная комиссия, недостаточный уровень отечественной

науки объяснялся исключительно тем, что после защиты

диссертанты вместе с оппонентами и даже — о ужас! — членами

ученых советов пьянствовали в кабаках. Разве могла после этого

идти речь об объективности! Непонятно, какие средства и силы

были задействованы, но директорам ресторанов вменили в

обязанность при обнаружении на вверенных им объектах

«диссертационных» банкетов незамедлительно об этом

доносить. Уж ВАК разберется по существу, что в

соответствующей диссертации хорошо, а что — и это главное —

плохо…

* * *

Оппонентом на защите у папы Гриши Сергей Терьян стал вот

каким образом.

Судьба Проекта, над которым работали Платон, Ларри и многие

другие сотрудники Института, в значительной степени зависела

от того, какие силы, а следовательно, и ресурсы в него

вовлечены. Проект был целиком и полностью связан с Заводом,

продукция же Завода, особенно при поголовной утрате доверия к

советскому рублю как к самой твердой валюте мира, считалась

Просьба заключалась в том, чтобы внимательно прочитать

диссертацию папы Гриши, при обнаружении каких-либо

недочетов довести их до сведения Платона, а также дать

согласие выступить оппонентом на защите.

К удивлению Терьяна, диссертация оказалась на редкость

толковой. Написана она была в чисто академическом ключе, без

какого-либо налета провинциализма, содержала совершенно

прозрачную постановку задачи и точное ее решение. После

исправления нескольких досадных, но непринципиальных

ошибок диссертация приняла форму, исключающую сколько

нибудь обоснованную критику, и это поставило будущего

оппонента в затруднительное положение. Ведь задача оппонента

состоит прежде всего в том, чтобы указать на недостатки

работы, но как указать на то, что не удается обнаружить даже

под микроскопом?

Когда Сергей сказал об этом Платону, тот поулыбался, а потом

объявил:

— Ты знаешь, это даже хорошо. Ведь будет и второй оппонент,

чистый экономист. А ты честно скажешь, что по технике

замечаний нет.

* * *

Защита прошла с блеском. Члены совета проголосовали, как

говорится, в ноль, после чего папа Гриша подошел к Сергею,

поблагодарил и пригласил вечером в «Славянский базар». А

Платон и Ларри тут же подхватили папу Гришу под руки и куда-то

уволокли.

Банкет ничем не отличался от иных подобных мероприятий.

Терьян наконец-то получил возможность понаблюдать за своим

подзащитным с близкого расстояния. И если внешность папы

Гриши еще соответствовала представлениям Сергея о

командирах производства — рост и телосложение замдиректора

были богатырскими, голос — зычным, а водку он пил только что

не стаканами, оставаясь при этом совершенно трезвым, — то

манеры были исключительно мягкими, добрыми и как бы

обволакивающими. Было совершенно непонятно, как человек с

такой открытой и, очевидно, голубиной душой может чем-то

управлять, отдавать приказы и распекать нерадивых

подчиненных. Сергею он представлялся чем-то средним между

Дедом Морозом и добрым дедушкой Лениным из детских книжек.

Машину Терьян покупал четыре дня. Сперва его фамилию долго

искали и не нашли в каком-то списке — пришлось звонить

Платону, Ларри и папе Грише, все еще оформлявшему

диссертационные бумажки. Потом оказалось, что нужный список

еще не поступил, и пришлось ждать. Затем Терьяна отправили

через всю Москву — на Беговую — выбирать автомобиль. Там

он потерял целый день, поскольку то, что Сергею подходило,

было не доукомплектовано, а то, что было укомплектовано, ему

не годилось. На исходе дня, пожертвовав полусотенной

бумажкой, Терьян добился желаемого результата: все, чего ему

недоставало, было тут же откуда-то отвинчено, вынуто и

привинчено в нужных местах. На следующий день с утра он

заплатил деньги, снова приехал на Беговую и погнал машину

через весь город обратно в автосалон. По дороге заглох

двигатель. К вечеру, когда Сергей дотянул до пункта назначения,

техосмотр и оформление документов уже закончились. И поутру

ему пришлось ехать снова.

— Это что, всегда так? — спросил он у Ларри, когда немного

отлежался после всей беготни.

— Конечно, нет, — ответил Ларри. — Обычно хуже бывает. Это

ты по блату взял.

— А по-человечески они продавать не могут?

— Я тебе расскажу одну историю, — сказал Ларри, закуривая и

задирая ноги на стол. — У меня в Тбилиси есть друг. Он с

бригадой шабашников летом вкалывать ездит. Ну, сейчас нет,

раньше ездил. Скажем, проводят они в деревне электричество.

Договор есть, прораб есть, директор, наряды — все есть. А

денег не платят. То есть, платят, но мало: это ты не делал, то не

делал… Понятно? А деньги нужны, иначе зачем от семьи уехал?

Вот он приходит в дом с мешком, высыпает на стол и говорит

хозяину — проводов нет, розеток нет, подрозетников нет, ничего

нет. Хозяин смотрит и говорит — а это что? А это — соседу

обещал.

Вот так. За день пять домов прошел — на всю бригаду зарплата

есть. Похоже?

— Похоже, — рассмеялся Терьян.

— Это еще при покойном Леониде Ильиче было, — продолжал

Ларри. — К нему пришли, говорят — в торговле зарплата низкая,

надо бы прибавить. А он отвечает — зачем прибавлять, пусть так

буквально на секунду остановился — купить сигарет. Забыл на

ручник поставить, она и поехала.

Я даже не думал, что так может получиться. Ну хотите, я что

нибудь сделаю…

— Что ты сделаешь? — чуть не плача закричала девушка. — Ты

посмотри на меня!

Сергей посмотрел и ахнул. Сверху, начиная от капюшона, по

короткой дубленке, по юбке, по белым сапогам густыми потоками

стекала черно-коричневая, смешанная с песком, московская

грязь.

— Идти можете? — Сергей потянул девушку за руку. —

Пойдемте к машине. Я все оплачу. Давайте я вас домой отвезу.

Девушка торопливо выдернула руку.

— Нет! Я с тобой в машину не сяду, мне еще жить хочется.

— Может, такси…

— Господи! За что ж мне это! Да кто меня посадит в такси в

таком виде?

На глазах девушки выступили слезы.

— Послушайте, — Сергей снова взял ее за руку. — Я здесь живу,

вот в этом доме. Давайте пойдем ко мне. Что сможем — отмоем,

остальное отчистим, высушим.

А потом разберемся.

Девушка исподлобья посмотрела на Сергея и, по-видимому,

удовлетворилась результатом.

— А дома кто-нибудь есть?

— Никого, я один живу. Да вы не пугайтесь, я смирный.

— Все вы смирные. Учти, пристанешь — пожалеешь. Пошли.

В коридоре девушка сбросила оскверненную дубленку прямо на

пол, стянула сапоги, горестно оглядела испорченную юбку и,

слегка приподняв ее, обнаружила ссадину на колене и

разодранные в лохмотья колготки.

— Как тебя зовут? — спросила она, подняв голову.

— Сергей, — ответил Терьян, только сейчас разглядев, кого он

чуть не погубил под колесами.

У девушки были темные, коротко постриженные волосы, смуглое

лицо с высокими скулами, большим ртом и неожиданно

светлыми глазами. Ростом он была чуть ниже Сергея и сейчас

стояла перед ним, нагнувшись и продолжая потирать колено.

Колено было тонким, да и вся нога, насколько было видно

сигареты выкурены, Лика сбегала в ванную, проверила, как

высыхает одежда, вернулась обратно, села за стол и спросила:

— Ну и как ты собираешься рассчитываться со мной за

причиненный ущерб?

Дубленка испорчена, юбка порвана, колготок считай что нет. Все

тело в синяках.

Курицу на тебя извела.

— Сама решай, — сказал Терьян, у которого к концу ужина

начало складываться впечатление, что так просто этот вечер не

закончится.

— Подумать надо, что с тебя взять, — Лика оглядела кухню,

потом Терьяна.

Помолчала.

— Я думаю, ты должен на мне жениться, — наконец объявила

она. — Сначала купишь колготки, затем юбку, потом дубленку. А

потом мы пойдем в загс. И я всю жизнь буду тебя кормить.

— Послушай, — осторожно сказал Сергей, — а можно

остановиться на дубленке?

Я как-то морально не готов к загсу.

— А физически? — спросила Лика, водя пальцем по столу и

глядя на него из-под упавшей на глаза челки.

— Что физически? — растерялся Сергей.

— Физически, говорю, готов?

— Ну для этого в загс ходить необязательно, — резонно заметил

Сергей.

— А это ты видел? — Лика сложила кукиш и помахала им перед

лицом Сергея. — Либо ты на мне женишься, либо лучше не

подходи.

Терьян хотел было сказать, что вовсе и не собирался к ней

подходить, но промолчал, потому что это не очень-то походило

на правду. Уж больно хороша была эта девочка, с

разрумянившимся от чая смуглым лицом, в белой майке с

полинявшим олимпийским мишкой, обтягивающей полную грудь,

и в старых тренировочных штанах, которые скорее

подчеркивали, чем прятали что-то от глаз.

— Я никуда на ночь глядя не поеду, — твердо сказала Лика. — У

тебя две комнаты, ты будешь спать в одной, я — в другой. И не

смей приставать. А утром ты меня разбудишь.

После того как они улеглись, Сергей какое-то время

решительно в пользу Лики. Год назад она закончила институт

легкой промышленности, работала инженером в каком-то

московском главке, замужем побывала еще в студенческие годы,

но супружество длилось недолго. Нравом обладала веселым,

характером — легким, а темпераментом — латиноамериканским.

В постели была требовательна, настойчива и изобретательна. И

память о бедной скромной Тане, которую Сергей взял в жены

ничего не умевшей девушкой, постепенно почти полностью ушла

куда-то в тень. Даже Ленка, о которой Терьян часто вспоминал с

тянущей душу тоской, стушевалась и тоже отступила на

задворки подсознания. А еще Лика оказалась отличной хозяйкой,

великолепно готовила, всегда что-то пекла и жарила, времени на

это тратила мало, а результатов добивалась превосходных, и

постоянно повторяла Сергею:

— Ты, зайчик, должен хорошо кушать. Надо днем набирать то,

что теряешь ночью.

В этом она была совершенно права, потому что ночи давались

Сергею тяжело.

Ужином Лика кормила его только после того, как выпускала из

постели по первому заходу. «Из постели» — это говоря

фигурально, потому что все могло происходить где угодно — в

душе, на полу, на столе, в кресле… После ужина Лика давала

Сергею полчаса передохнуть, и все повторялось. А потом —

около трех ночи. И обязательно утром. Будильник Сергею

больше не был нужен, потому что Лика регулярно просыпалась в

шесть и немедленно начинала настаивать на своем. Причем

очень убедительно. И всегда добивалась результата. Даже

дарованных природой трех дней отдыха в месяц Сергей был

лишен, потому что на эти дни у Лики была особая программа.

— Чтобы не терял форму, — приговаривала она, дразняще

медленно занимая боевую позицию.

Однажды Сергей чуть было не заснул за рулем, после чего

поставил машину на прикол и снова начал ездить на метро.

Впрочем, и это не спасало, потому что Терьян стал засыпать в

вагоне и опаздывать на работу. А однажды уснул по дороге

домой и крутился по кольцевой до тех пор, пока не был отловлен

милицией. В отделении его попросили подышать в трубочку,

ничего не обнаружили, удивились, потом посмотрели на штамп в

паспорте, поулыбались и отпустили. Сержант с завистью сказал

совершенно легальных основаниях и даже была освящена

авторитетом вождя мирового пролетариата. Большие, средние и

малые начальники срочно овладели лозунгом невинно, как тут

же выяснилось, убиенного Николая Бухарина «Обогащайтесь!»,

засучили рукава и ринулись вперед. Началась концентрация

дисперсно распределенного капитала.

Пропитанная духом партийности печать набросилась на

пропаганду кооперативного движения с тем же неистовым

энтузиазмом, с которым она когда-то воспевала появление

новых колхозов, клеймила англо-американский империализм,

поднимала боевой дух в годы войны, разносила в пух и прах

безродных космополитов, отстаивала, а потом развенчивала

повсеместное распространение кукурузы и квадратно-гнездового

метода, боролась сначала за дисциплину, а потом за трезвый

образ жизни. Флагманы экономической науки дружно

припомнили новую экономическую политику двадцатых годов и

стали в один голос предрекать в скором будущем небывалый

экономический подъем. Легенды о не слезающих с тракторов и

не вылезающих из забоев передовиках производства, как по

мановению волшебной палочки, сменились святочными

историями о бескорыстных неофитах кооперации, организующих

пчеловодческие хозяйства, штампующих дефицитную посуду,

возрождающих народные промыслы и открывающих

повсеместно пункты общественного питания с исключительно

доступными ценами. Все эти подвижники, как один, страдали от

советских и партийных бюрократов, этих ретроградов и осколков

командно-административной системы, которые еще не

прониклись новыми веяниями и тормозили поступательное

движение страны.

Словесная шелуха довольно плотно камуфлировала тот факт,

что все ростки якобы рыночной и чуть ли не капиталистической

экономики на деле обозначали беспрецедентный по массовости

и напору прорыв нижних и средних слоев чиновничества к

наглому и бесконтрольному набиванию карманов.

«Цивилизованные кооператоры», которых на каком-то съезде

писатель-депутат Василий Белов пренебрежительно обозвал

«городскими спекулянтами» и которые в мгновение ока попали

под прожектор общественного внимания, стяжали презрение

интеллигенции, ненависть полоумных ортодоксов и

одобрительные улыбки, решительно поддерживали гневные

инвективы. Но странное дело — при голосовании все

складывалось так, что до близкого и неизбежного конца

кооперативной накипи хоть чуть-чуть, но все же недоставало

голосов.

Внезапно обнаружившийся по эту сторону железного занавеса

Клондайк немедленно привлек к себе внимание не только

замшелых специалистов по Советскому Союзу, но и

разношерстного жулья, рекрутированного из среды эмиграции

первой, второй и прочих волн. Авантюристы, весь капитал

которых состоял из американского, французского или немецкого

паспорта, срочно обзавелись визитными карточками, где

красовались звучные названия только что зарегистрированных

компаний, упаковали дорожные сумки и двинулись на Восток за

причитающейся им долей добычи. Кооперативы стали обрастать

международными связями.

* * *

Кооператив «Инициатива» был создан Сергеем Терьяном и

Виктором Сысоевым.

Инициатива исходила от Виктора и появилась на белый свет

легко и просто. Его лаборатория вычислительной техники уже

давно испытывала серьезные трудности, но в последнее время

они стали множиться лавинообразно. Одновременно угасал и

энтузиазм по поводу создания лучшей в мире вычислительной

машины. Обрывочные сведения, поступавшие из Силиконовой

долины в Калифорнии, расставляли жирные черные кресты на

самых заветных сысоевских разработках. Один из его ребят

подумал и махнул куда-то на Запад, двое просто уволились и

исчезли в неизвестном направлении. Остались трое самых

толковых, и Виктору непременно хотелось сохранить их до

лучших времен. Поскольку потребность в научном росте

становилась все более туманной, Сысоев решил подключить

финансовые механизмы, продав на сторону кое-какое

программное обеспечение. Он хотел было толкнуться с этой

идеей к ВП, но потом передумал, решив, что старик вряд ли его

поймет.

Посоветоваться с Платоном или Ларри не представлялось

возможным: оба неделями пропадали на Заводе, в Институте

появлялись нерегулярно и были практически недоступны.

правильно сделать.

— Послушай, — сказал Виктор, — а она дело говорит. Чего мы,

собственно, боимся?

Терьян пожал плечами.

— Да ничего я не боюсь. Просто я тебе для этого не нужен.

Программы — твои. Ребята — твои. И покупатели у тебя есть.

Вон бери Лику в долю, если хочешь, и вперед. Я-то на какой ляд

тебе сдался?

— Нет, ты погоди, — возразил Виктор. Он уже загорелся идеей.

— Такие вещи в одиночку не делаются. А кроме как с тобой, мне

и говорить не с кем. И потом не забудь, ты у нас всегда был

финансовым гением.

Около полуночи, не устояв перед двойным натиском, Сергей

сдался.

— Черт с вами. Поехали. Кто знает, что надо делать?

— Я знаю, — спокойно сказала Лика. — Регистрироваться надо.

Завтра же принесу документы. И договорюсь в главке, чтобы

кооператив был при нем. Надо только имечко придумать.

Название «Инициатива» появилось мгновенно, после чего

учредительное собрание закрылось.

— Куда ты меня втравила? — спросил Сергей, когда они лежали

и курили. — Ну ладно Витька, у него хоть что-то есть. А мне это

зачем? Крутиться рядом да около?

— Глупенький ты мой, — ответила Лика, гася сигарету и начиная

потихоньку подбираться к Сергею. — Тебе человек заработать

предлагает, а ты еще раздумываешь. Не забыл, что ты мне еще

дубленку должен? А ну-ка не ленись!

Последняя фраза относилась уже не к кооперативам.

Организационный период, связанный с регистрацией в

Ждановском исполкоме и открытием счета в Промстройбанке,

занял несколько дней. Сергей ходил на работу, Лика бегала по

инстанциям, а Виктор, не разгибая спины, изготавливал

красочные рекламные проспекты предлагаемого к продаже

интеллектуального продукта.

С первой гримасой рыночной экономики друзья-кооператоры

познакомились вскоре после того, как получили на руки

новенькую печать. Оказалось, что близкие по духу

академические институты совершенно не горели желанием

приобретать сысоевские разработки. Во-первых, у них не было

— Ну, подруга, — сказал Виктор, когда Лика, переодевшаяся в

джинсы и майку, собрала на стол, — всякое я видел в жизни, но

такого еще не приходилось.

Ты в этом виде на работу ходишь?

— Нет, — ответила Лика, играя глазами. — Это только для мужа.

Ну и для тебя, раз зашел. Как бизнес?

— Хреново, — честно признался Виктор и рассказал про коллег

из НИИ и про встречу с Мусой.

К его удивлению, Лика ничуть не расстроилась.

— Мальчики, — сказала она, — я с самого начала знала, что вы

к этому придете. Хотите, я вам организую поставку персоналок?

Сергей чуть не подавился куском картошки. Ликины подвиги на

интимном фронте отнимали у него столько сил и времени, что за

все месяцы семейной жизни он не удосужился

поинтересоваться, какие функции его жена выполняет в своем

главке. Первой неожиданностью, хотя и не оцененной им по

достоинству, было то, что Лика действительно в мгновение ока

зарегистрировала кооператив. А теперь оказывается, она и

компьютеры может добывать. Только сейчас Терьяну впервые

пришло в голову, что он толком не знает, чем занимается его

жена с девяти до шести с понедельника по пятницу. И что она

представляет собой в деловом плане — ему тоже было

неведомо.

— Есть один человек, — продолжала говорить Лика. — Француз.

То есть наш, конечно. Но француз. Он может сделать. Хотите,

познакомлю?

— А как мы их купим? — поинтересовался Виктор. — У нас же,

кроме счета в банке, ничего нет. А на счете три тысячи

деревянных.

— Пусть это вас пока не беспокоит. — Лика потянулась к

телефону. — Звонить?

И, получив с обеих сторон кивки, она набрала номер.

— Серж, — сказала Лика в трубку, — это я. Скажи, то

предложение еще в силе? Да, есть вариант. Погоди, я спрошу.

Ребята, — она прикрыла трубку ладошкой, — француз

предлагает встретиться прямо сейчас. Едем?

Серж Марьен проживал в гостинице «Россия» и встретил их в

вестибюле, сунув что-то в руку швейцару, принявшемуся

бормотать про поздний час и пропускной режим.

мире. Если бы у меня на фирме работали русские — о! — я был

бы уже супербольшим. Так что ж, господа, будем делать

совместный бизнес? Я предлагаю за это выпить. Cheers! И

Марьен ловко опрокинул рюмку коньяка.

— Слушаю вас, господа, — сказал он, откидываясь в кресле. —

В чем ваша проблема?

Виктор очень лаконично соврал про то, что они с Сергеем

являются крупными разработчиками математического

обеспечения и в настоящее время испытывают ряд трудностей,

связанных с временным отсутствием на складе необходимого

запаса персональных компьютеров. Во время его рассказа

Сергей заметил, что Лика одобрительно кивает.

— Ну что ж, — солидно заметил президент «Уорлд компьютер

инкорпорейтед», — приятно иметь дело с такой крупной фирмой.

Я могу сразу передать вам прайс-лист. Если вас это устроит, я

тут же свяжусь с моими юристами в Цюрихе, они подготовят

контракт. Вы будете платить в долларах, фунтах, франках? При

оплате в долларах дискаунт полтора процента.

Виктор заглянул в протянутый ему ценник.

— Скажите, Серж, — спросил он, — у вас здесь цены во

французских франках?

А как это переводится в доллары?

— Примерно пять франков — доллар, — ответил Марьен.

— Тогда непонятно, почему так дорого, — покачал головой

Виктор. — У нас в Институте в прошлом году покупали, было

дешевле.

— Все зависит от размера партии, — объяснил Марьен. — Эти

цены действуют до одной тысячи штук. После тысячи будет

специальный дискаунт. Если будете покупать больше пяти тысяч,

дискаунт может составить сорок процентов. Вы сколько

возьмете?

Виктор и Сергей переглянулись, потом, не сговариваясь,

посмотрели на Лику.

Она с трудом сдерживала улыбку.

— Серж, — сказала она, — мы все — партнеры. И хотим взять

на пробу несколько штук — пять или шесть. Ну десять. А

платить хотим рублями.

— Рублями! — Серж нахмурился. — Это не деньги. Что я буду

делать с вашими рублями? Это не деловой разговор.

как говорится, для почина. Ну, давайте выпьем за начало

совместной работы.

Домой Сергей и Лика добирались на такси. Молча. Когда вошли

в квартиру, Сергей спросил:

— И давно ты знаешь этого хмыря?

— У нас в главке с ним четыре кооператива работают, —

ответила Лика. — А что?

— А то, что мне как-то не очень нравятся ваши отношения, —

Сергей ушел на кухню и закурил. — Мне даже на минутку

показалось, что мы с Витей к вам в гости пришли. И что это за

поцелуи при встрече?

— Ты никак ревнуешь! — ахнула Лика. — Господи, дождалась

наконец-то. А то уж я решила, что со мной что-то не так. Ну

слава Богу! Беги-ка, стели постель, а я быстренько в душ. Потом

договорим.

К утру неприятные воспоминания о президенте «Уорлд

компьютер инкорпорейтед» полностью вытравились из памяти

Терьяна, и не удивительно — ему практически не удалось

поспать. Когда Сергей встал и начал нащупывать ногой тапочки,

то почувствовал, что его покачивает. Лика уже копошилась на

кухне.

— Живой? — сочувственно спросила она. — Ну, Сережка,

сегодня ты меня умотал. Объявляю сутки отдыха.

Сергей тяжело опустился на табуретку, поковырял вилкой

творожный пудинг и отодвинул тарелку.

— Скажи, а чем мы будем платить за эти чертовы ящики? —

спросил он.

— Деньгами, — ответила Лика. — Только не своими. Подпиши

договор с этим, как его, Мусой, он тебе переведет за сколько-то

там компьютеров, получишь в банке наличными. Потом отдашь

Сержу, возьмешь технику, передашь Мусе. И все дела!

— А что этот Серж будет делать с рублями? — не отставал

Сергей.

— Тебе-то что? — пожала плечами Лика. — Пристроит куда

нибудь. У него дел много.

И машина закрутилась. Каждая операция начиналась с того, что

Сергей или Виктор посещали очередную организацию,

договаривались с начальником, который быстро уяснял, что его

подпись стоит сколько-то раз по три тысячи, выясняли

одному из девяти суперэлитных засекреченных министерств. И

цена оказалась невысокой: по три тысячи с компьютера — в

руки.

На рынке наступили трудные времена. Сергей и Виктор

почувствовали это очень быстро, когда одно за другим стали

разваливаться, не превращаясь в договора, устные соглашения,

еще вчера казавшиеся незыблемыми. Появились крупные

специализированные фирмы, которые монтировали

компьютерные сети и тысячами штук выбрасывали на рынок

суперсовременную технику. Для авантюристов с кооперативной

печатью в кармане оставалось все меньше и меньше места.

К середине лета чистый навар «Инициативы» превысил триста

тысяч рублей.

Наличные были сложены в две хозяйственные сумки и

хранились у Сергея дома.

Роковым для кооператива стал контракт с институтом экономики

транспорта.

Первоначально этот институт приобрел четыре компьютера и

намеревался в ближайшие дни купить еще десять. Хотя Виктор и

Сергей всегда следовали железному правилу — не платить

деньги Марьену, пока не подписан договор, — в данном случае

они сочли возможным от этого правила отступить. Дело в том,

что им позвонил Марьен и предложил небывалую скидку — у

него как раз образовалось десять компьютеров, и он готов

отдать их по двадцать пять тысяч. Прикинув, что эта сделка чуть

ли не вдвое увеличит капитал компании, Виктор и Сергей

переглянулись и тут же поехали к представителю заказчика —

заместителю директора института по хозяйственной части

Кузнецову.

Замдиректора, уже получивший двенадцать тысяч за четыре

аппарата, приобретенных ранее, встретил кооператоров с

распростертыми объятиями, запер дверь кабинета и достал из

сейфа бутылку коньяка.

— Мы насчет второй поставки, — сказал Виктор, пробуя коньяк и

отмечая про себя, что вкусовые пристрастия их контрагента с

момента последней встречи заметно улучшились. — Нам надо

подписать приложение к договору еще на десять машинок. Ну и

деньги, конечно…

Контрагент заметно поскучнел и почесал затылок.

«четыре» и «один». И «четыре» нужны были немедленно, потому

что — тут замдиректора изобразил целую пантомиму —

выбивать фонды сверх утвержденной сметы с пустыми руками

не ездят. А остаток — при подписании договора.

— То есть как? — не понял Виктор. — Мы сначала отдаем и

только потом подписываем договор?

— Ну конечно же, — Кузнецов начал терять терпение. — Вы же

понимаете, пока нет фондов, наша бухгалтерия договор не

завизирует. А без визы шеф не подпишет.

Потому что не имеет права. И договор не будет иметь

юридической силы.

Виктор посмотрел на Сергея. Тот кивнул, подтверждая.

— А за фондами надо ехать… — продолжал замдиректора. —

Ну, тут я уже все сказал. Думайте.

— И какие же будут гарантии? — спросил Сергей, мгновенно

сообразив, что сморозил глупость. Какие могут быть гарантии,

если деньги просто переходят из рук в руки? Не расписку же с

этого типа брать?

Кузнецов красноречиво пожал плечами. Это означало, что если

вы, быдло кооперативное, просите гарантий у серьезных

государственных людей с большим партийным стажем, то просто

не понимаете, как устроена жизнь.

— Ладно, — сказал наконец Виктор. — Через час мы вернемся.

Через час они вручили замдиректора сорок тысяч рублей.

— Ну и лады, — сказал Кузнецов, небрежно смахивая пачки с

деньгами в ящик стола. — Шеф уже едет в министерство, так что

в четверг подпишем договор.

Готовьте поставку.

Из автомата партнеры позвонили Марьену.

— Серж, — сказал Виктор в трубку, — у нас все на мази. В

четверг подписываем договор, в пятницу нам все перечисляют.

Значит, в среду на будущей неделе — крайний срок — забираем

партию.

— Вот что, Виктор, — медленно и внушительно произнес

Марьен, — так бизнес не делают. Я дал вам исключительное

предложение. Прекрасная техника. Белая сборка. Демпинговые

цены. Вы зарабатываете на этой партии почти вдвое. За этими

компьютерами уже очередь. Ждать до среды я не буду. У меня

сейчас сидят люди, они готовы немедленно дать мою цену плюс

сегодня. Встречаемся на Ленинградском.

За время работы с кооперативом «Инициатива» Серж Марьен

успел обзавестись четырехкомнатной квартирой в начале

Ленинградского проспекта.

Сергей и Виктор съездили за деньгами и к условленному часу

были на квартире Марьена. Впервые за все время Серж принял

деньги сам.

— Бросьте в угол, — небрежно заявил он, увидев в руках у ребят

сумки. — Потом посчитаем. Технику будем проверять?

Проверка заняла около четырех часов. Когда Виктор упаковал

последний компьютер, Марьен плеснул в стаканы виски,

набросал кубиков льда и заявил:

— Ну вот что, братцы, я временно сворачиваю бизнес. Завтра

самолет, лечу домой, в Париж. Так что сегодня последний вечер.

Хотите, завалимся куда-нибудь?

Перспектива провести вечер в обществе Марьена ни Виктору, ни

Сергею не улыбалась. Они по опыту знали, что Серж быстро

напивается, начинает громко материться и приставать к

окружающим. От иллюзий насчет истинной роли концерна

«Уорлд компьютер» в международном деловом мире они уже

избавились, то, что вынуждены иметь дело с самым заурядным

спекулянтом и проходимцем, прекрасно понимали, хотя никогда

и не обсуждали это меж собой, посему общение с Марьеном

старались сводить к необходимому минимуму.

Выслушав вежливый отказ, Серж пожал плечами:

— Ну и ладно, не можете — значит не можете. Давайте считать

деньги.

Подсчет не занял много времени, поскольку все купюры, кроме

одной пачки двадцатипятирублевок, были в банковских

упаковках. А вот эта последняя пачка вызвала у Сержа

недовольство. Большинство купюр в ней были заляпаны

чернилами.

Швырнув пачку на стол, Марьен мотнул головой:

— Это не возьму. Я же вам технику сдаю в чистом виде — на

нее ничего не льют, окурки о нее не гасят. Почему я должен

принимать такие деньги? Замените.

Исполнить требуемое Сергей с Виктором не могли. Финансовые

операции сегодняшнего дня полностью мобилизовали весь их

оборотный и личный капитал. Из наличности оставалась только

И повел их к себе в кабинет. Впрочем, коньяка замдиректора не

предложил и вообще вел себя сугубо официально.

— Все в порядке, — сухо объявил он, передвигая на столе

какие-то бумаги. — Вопрос решен положительно, фонды

выделены, так что будем, значит, работать.

— Можем подписывать договор? — радостно спросил Виктор,

открывая портфель.

— Ты погоди коней-то гнать, — остановил его Кузнецов. — Я же

говорю, вопрос решен. И фонды подписаны. Но на конец года.

Так что все в порядке. Вот в ноябре и закончим эту историю.

На дворе была середина лета.

— Стоп! — решительно сказал Виктор. — Мы так не

договаривались. У нас техника на руках, мы, между прочим, свои

деньги за нее отдали. Что же теперь — до конца года ждать?

— У вас деньги свои, — нахмурился Кузнецов, — а у нас —

государственные.

Что обещали, то сделали — фонды выбиты. Только получим их в

конце года. И бросьте мне ваши штучки. Никто же ни от чего не

отказывается.

— Это как понимать? — тихо спросил Терьян. — Речь шла, что

подпишем через неделю. Мы за это заплатили. Так что либо

давайте подписывать, либо — деньги обратно.

— Ах, вот вы как! — замдиректора налился краской. — Я от вас

что-нибудь брал? А ну скажите — брал? — Он перешел на

шепот. — Ваши сорок отданы людям.

Они решили вопрос. Могли бы ведь и не решить. Все уже

подписано — и в финуправлении, и у министра. Что ж теперь,

шеф пойдет в министерство и будет там говорить — отдай

обратно и давай переподписывай? Не надо нам никаких

фондов? Вы вообще понимаете, что несете? Тут все-таки

государственная организация, а не кооперативная лавочка. Это

вы у себя можете творить что угодно, — Кузнецов постепенно

повышал голос, входя в раж. — Развели, понимаешь, бизь-несь

менов, — с отвращением произнес он по слогам, — страну

превратили черт знает во что! По улицам пройти невозможно, на

каждом углу спекулянтские морды. Молодежь развращаете.

Работать все прекратили, только торгуют.

Посреднички! Никто ведь не производит, все только торгуют. Вот

вы, к примеру, — сколько денег на вас государство извело, пока

что он доктор наук и вообще.

Вам понятно, о чем тут идет речь?

— И что вы им ответили? — спросил Виктор, испытывая

исключительно неприятное чувство.

— Как положено, — пожал плечами Бульденко. — Отдел кадров

по телефону справок не дает, мы тут не справочное бюро. Им

что-то нужно, пусть присылают письменный запрос. У вас

действительно кооператив?

— А что — нельзя? — спросил Виктор.

— Почему нельзя? — удивился Бульденко. — Если все по

закону, то можно. И партия поддерживает. Я ведь почему

спрашиваю? Партвзносы — раз, разрешение на

совместительство должно быть — два, кадры должны быть в

курсе — три, дирекция — четыре. Так что имейте в виду.

— Сука он! — подытожил Терьян, когда Виктор рассказал ему о

разговоре с Бульденко. — Я Кузнецова имею в виду. Это он нас

пугать начинает. Звонок в кадры… Может еще что-нибудь

выкинуть, чтобы мы не возникали насчет денег.

Неприятно все это.

Посоветовавшись, друзья решили еще раз навестить

замдиректора и выяснить отношения до конца. Удалось им это

только через три дня.

— Конечно, звонил, — холодно сказал Кузнецов, когда партнеры

задали ему прямой вопрос. — Вы ходите, представляетесь

учеными, а занимаетесь, понимаешь, торговлей. Я должен знать,

с кем имею дело. И потом, у нас тут проверка ожидается.

Начнутся вопросы — у кого покупали, за какие деньги, откуда

техника.

Что я буду показывать? Ваши филькины грамоты? — Он потряс

в воздухе четырьмя актами купли-продажи, в которых

фигурировали ранее приобретенные компьютеры. На актах были

подписи председателя кооператива «Инициатива» Виктора

Сысоева и тех людей, чьи имена значились в бумажках Марьена.

— Кто эти продавцы? А если это уголовники? Или наркоманы

какие-нибудь? Я же их не знаю. А вдруг я с вашей помощью на

государственные деньги бандитов содержу? Придут, спросят, —

замдиректора покосился на один из актов, — известен ли вам

некий Ицикович, он же Зильберман, он же Сидоров, он же

Ванька, к примеру, Каин? Вы точно знаете, где он взял

Колобка, только что отправившегося в полное приключений

путешествие. Пожав Виктору и Сергею руки, председатель

«Информ-Инвеста» начал немедленно рассказывать о

деятельности своего предприятия, показывая при этом на стены,

на которых были развешаны образцы продукции.

Выяснилось, что ни к информации, ни тем более к инвестициям

кооператив Бенциона Лазаревича отношения не имел. То есть,

первоначально что-то такое планировалось, и имелся даже

иностранный партнер, фирма с названием не менее звучным,

чем «Уорлд компьютер», но потом Бенцион Лазаревич решил

заняться производством.

— У меня на Семеновской штамповочный цех, — говорил он,

кося глазом. — Мужики делают тазики для белья из

полистирола. Сто тазиков в день.

Себестоимость — рубль. В ЦУМ, в «Москву», еще кой-куда сдаю

по два двадцать.

Там по десять процентов накидывают и продают. Так очередь

стоит, люди записываются. Плачу работягам по восемьсот

чистыми в месяц. Нормально? Еще там же — два пошивочных

цеха. Девочки работают, — Бенцион Лазаревич причмокнул

языком, — из техникума. — Он запустил руку в ящик стола и

достал оттуда ворох кружевных женских трусиков. — Смотрите,

чего делают. Видели такое в продаже? Я заезжаю иногда,

говорю, девочки, сегодня — примерочный день. Демонстрация

перспективных моделей. Нормально, тут же все с себя

скидывают, начинают примерять. А девки — загляденье.

Вышколенные! Скажу «шей» — шьют, скажу «соси»

— сосут. Тут комиссия приходила, я дал команду двум самым

лучшим, так эта комиссия только к утру на четвереньках

расползлась. Я им по триста в месяц плачу и по двадцать пар

изделий раздаю бесплатно, сами распродают и хорошо имеют.

Видите, как я тут все устроил, — он провел рукой, демонстрируя

кабинет, — у них здесь раньше профсоюзный комитет заседал. Я

пришел, директору отстегнул, этой их профсоюзной бабе трусики

подарил — кабинет мой. Да еще раз в месяц распродажу в

главке устраиваю. В магазине такие трусишки по четвертному

выходят, а здесь я по десятке отдаю. Знаете, как хватают? Ну

ладно, это все фигли-мигли. С чем пожаловали?

Виктор изложил предложение:

тысяч, не считая комиссии Бенциона Лазаревича.

— Ну думайте, только быстро, — тон Бенциона Лазаревича

мгновенно изменился. — Я сказал, что могу помочь. Но не

говорил, что всю жизнь буду помогать. Разницу чувствуете?

Сейчас — могу. Ну так как?

Сергей быстро подсчитал в уме. Если отдать пять компьютеров

по двадцать тысяч, то, с учетом комиссии, они выручат

девяносто пять. Этого хватит, чтобы рассчитаться с

накопившимися долгами, и еще немного останется. Плюс ко

всему, появится время, чтобы продать еще пять компьютеров по

сорок тысяч, хотя здесь придется побегать. Конечно, афера с

удвоением капитала не проходит, но свои деньги они почти

вернут.

— На ваших условиях можем продать пять аппаратов, — сказал

он.

Бенцион Лазаревич кивнул и снял трубку.

— Семен, — сказал он, — а ну-ка зайди.

Семен Моисеевич был почти двойником Бенциона Лазаревича и

возглавлял кооператив «Технология», присосавшийся к этому же

главку.

— Семен, я тут тебе надыбал выгодную сделку. Пять

первоклассных персоналок всего по двадцать пять штук, —

Бенцион Лазаревич подмигнул Сергею и Виктору.

Вот, дескать, как я болею за ваши интересы.

Семен Моисеевич глубоко задумался.

— Двадцать две, — наконец заявил он. — И то, если техника

уже на складе.

— На складе, — кивнули Сергей и Виктор.

— И еще, — решительно сказал Семен Моисеевич. — Платить

будешь ты, Беня.

Ты не забыл, сколько ты мне должен?

Бенцион Лазаревич вылетел из кресла и забегал по кабинету,

размахивая руками.

— Семен! — голосил он. — Ты же меня режешь без ножа. Я хочу

помочь людям.

У них есть техника, и она им не нужна. А тебе нужна. Я тебя

знаю как серьезного человека. У нас есть отношения! А теперь

ты хочешь, чтобы я вынул деньги из оборота. Побойся Бога,

Семен!